Выяснилось, что женщина приезжала хоронить тетку и вот никак не может достать билетов обратно до станции Сиротка, откуда можно пешком добраться до дома или на попутной машине. Илья достал им и себе билеты до станции Сиротка, в поезде женщина рассказала, что муж ее умер от простейшей операции аппендицита: заражение крови. Илья сочувствовал до слез, то и дело выходил в тамбур курить, и женщина от его волнения тоже заволновалась. Он проводил их, сойдя на станции Сиротка, до дома и остался в доме.
— И вы, б..., не поверите, через три, сука, года они и Тоню мою зарезали, б..., при той же самой, ... ее мать, операции — может такое быть? Хирург в ногах у меня валялся, просил простить, б...!
Илья простил его, но запретил быть хирургом, и тот устроился в санитарно-эпидемиологическую службу, где, по слухам, пьет и злоупотребляет служебным положением: берет взятки, причем не из криминальных наклонностей, а от скуки. Илья Трофимович все собирается найти досуг, поехать в город, встретиться с ним и поговорить серьезно и навсегда.
А пока Тоня была жива, он, не чая души в ней и дочери, отремонтировал и расширил дом, ударно трудился в совхозе дояром и вообще стал в сельском хозяйстве чуть ли не самым авторитетным человеком, дойдя до всего не крестьянской натурой и опытом, а одной лишь любовью. После смерти жены он все заботы обратил на дочку.
И вот ей стало восемнадцать лет. Илья Трофимович созвал гостей со всего села на день рождения дочери, а утром над речкой Ельдигчей на суку повесился молоденький парень Валера Куприянов. Одет он был в строгий костюм, а в кармане его нашли записку: «Катя выходи за меня замуш не то повешусь». Катя ничего о любви Валеры не знала, записку он ей не показывал.
Через неделю Катю, гуляющую вечером по-над рекой, подстерег бывший механизатор, а теперь вольный сельский мастеровой по производству пчелиных ульев, степенный мужчина Валентин Евсеевич Рогов, напал, связал (она молчала) и сказал: «Ты, Катя, прости. Я тебя сейчас аккуратно изнасилую, потому что иначе ты за меня замуж не пойдешь, я пожилой, и жена у меня, хоть и без детей из-за ее бесплодия. А мужчина я удивительный, ты поймешь сейчас». Но понять Катя не успела. По совпадению с той же целью, в том же месте и в тот же час Катю подстерегал Алексей Сливин, ровесник и бывший одноклассник Кати. Услышав слова Рогова, он обрадовался возможности постоять за честь Кати, взбеленился справедливым гневом, ударил Рогова и убил его.
Никогда за двадцатилетнюю историю села Золотая Долина (а почему эта история так непродолжительна, узнаем позже) не происходило здесь таких страшных событий. Здесь даже и не умер еще никто. И самое страшное то было, что это страшное произошло из-за хорошей девушки, нисколько в этом не виноватой, да что там хорошей, лучшей девушки, по общему признанию (отцы и матери, имея тоже красивых дочерей, возможно, считали красоту Кати чересчурной, которая не принесет добра, — так оно и вышло, опасения подтвердились, и это вызвало у многих чувство удовлетворения, смешанное с грустью о погибших, ведь одно из приятнейших ощущений — оказаться правым).
Все ждали, как поступит Гнатенков. Он поступил так. Он сказал дочери: или езжай в город учиться, или оставайся здесь, но сейчас же выходи замуж, не то опять будет беда. Катя не хотела ехать учиться в город, у нее на это были свои резоны, что же касается замуж — была не против, потому что ко всем возможным женихам Золотой Долины имела одинаковое отношение, о чем и сказала отцу. «Но надо ж выбрать по сердцу!» — сказал Илья Трофимович, не глядя на дочь. А Катя объявила: пусть каждый, кто хочет на ней жениться, придет поговорить с ней.
Двадцать восемь мужчин побывали в доме Гнатенкова, в их числе оказался и пятнадцатилетний Костик, сын заведующей клубом Раисы Андреевны Райх, и отец шестерых детей Хворостылев, и сторож сельповского магазина старик Блюев, рассказывавший о себе, что участвовал в сражении при Мукдене, служа на миноносце «Очаков».
Прошли все кандидаты, через сутки Катя должна была сделать выбор и сообщить о нем. Не выдержал напряжения и был увезен матерью в городской психоневрологический диспансер пятнадцатилетний Костик. Хворостылев плакал и прощался с детьми, гладя их по головам, жена же его тихо и спокойно смеялась. Старик Блюев попросил у племянника дать ему напрокат видеомагнитофон и, сколько можно, кассет порнографического содержания (племянник их кучу из города навез). Двенадцать часов подряд старик Блюев в помещении магазина, где был телевизор, смотрел это дело и к исходу двенадцатого часа вышел на крыльцо и выстрелил в звездное небо холостым зарядом из винтовки системы Мосина. Что он этим хотел обозначить — неизвестно. Участковый милиционер Яшмов, услышав ночной выстрел, подчиняясь внутренней самодисциплине, встал с постели, оделся в мундир и пошел на звук. Он увидел старика Блюева с искрящимися глазами и с винтовкой в руках.
— Кто стрелял? — спросил Яшмов.
— Я стрелял.
— А чего?
— Да так!
— А-а... — сказал Яшмов и побрел досыпать, ничему на свете не удивляясь.
И вот Катя объявила: она выбирает Антона Прохарчен ко.
Все не то чтобы ахнули, но призадумались. Из всех подходящих (не учитывая Костика, Блюева и Хворостылева) он, пожалуй, был самым неподходящим. Малоросл, конопат, сын бестолковых родите лей, брат двух таких же конопатых сестер — семья была не коренной, пришлой, поэтому они и были конопаты, но, пожив в Золотой Долине, стали, как и другие девушки, очень миловидны, и веснушки их даже украшали.
6 (продолжение продолжения)
Антоша Прохарченко служил помощником метеоролога Иешина. Бывший совхоз «Золотая Долина», получив самостоятельность и назвавшись Товариществом с Ограниченной Ответственностью, не доверяя официальным прогнозам погоды, которые на его территории никогда не сбывались, завел собственную метеостанцию. Но метеоролог Иешин, раз уж о нем зашла речь, приехал больше не ради метеорологии, а ради написания романа в четырех частях с помощью метода лингвомедитации. В каждом томе должно быть восемьсот страниц, первый близился к завершению. При этом-то человеке и работал вполне несерьезно Антон Прохарченко. Он был, как и Гнатенков, ранен, но в условиях мирной военной жизни, когда служил в армии на территории России, — случайной пулей на стрельбище. После ранения он остался хромым.
— Хромой? — переспросил Невейзер.
— Та не дюже хромой! Буде надо — и побегит! — сказал Гнатенков с грустью.
По правде сказать, Антон не имел привычки бегать и в ту пору, когда у него были здоровые ноги. Да и родители его были не столь бестолковы, сколь неторопливы, слишком просты и доверчивы. Отец Антона Василий Антонович Прохарченко работал на конюшне городского ипподрома и вот однажды, выпивая в винном подвальчике вечером, наткнулся слухом на рассказ человека, щедро сорящего деньгами, о какой-то необыкновенной службе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— И вы, б..., не поверите, через три, сука, года они и Тоню мою зарезали, б..., при той же самой, ... ее мать, операции — может такое быть? Хирург в ногах у меня валялся, просил простить, б...!
Илья простил его, но запретил быть хирургом, и тот устроился в санитарно-эпидемиологическую службу, где, по слухам, пьет и злоупотребляет служебным положением: берет взятки, причем не из криминальных наклонностей, а от скуки. Илья Трофимович все собирается найти досуг, поехать в город, встретиться с ним и поговорить серьезно и навсегда.
А пока Тоня была жива, он, не чая души в ней и дочери, отремонтировал и расширил дом, ударно трудился в совхозе дояром и вообще стал в сельском хозяйстве чуть ли не самым авторитетным человеком, дойдя до всего не крестьянской натурой и опытом, а одной лишь любовью. После смерти жены он все заботы обратил на дочку.
И вот ей стало восемнадцать лет. Илья Трофимович созвал гостей со всего села на день рождения дочери, а утром над речкой Ельдигчей на суку повесился молоденький парень Валера Куприянов. Одет он был в строгий костюм, а в кармане его нашли записку: «Катя выходи за меня замуш не то повешусь». Катя ничего о любви Валеры не знала, записку он ей не показывал.
Через неделю Катю, гуляющую вечером по-над рекой, подстерег бывший механизатор, а теперь вольный сельский мастеровой по производству пчелиных ульев, степенный мужчина Валентин Евсеевич Рогов, напал, связал (она молчала) и сказал: «Ты, Катя, прости. Я тебя сейчас аккуратно изнасилую, потому что иначе ты за меня замуж не пойдешь, я пожилой, и жена у меня, хоть и без детей из-за ее бесплодия. А мужчина я удивительный, ты поймешь сейчас». Но понять Катя не успела. По совпадению с той же целью, в том же месте и в тот же час Катю подстерегал Алексей Сливин, ровесник и бывший одноклассник Кати. Услышав слова Рогова, он обрадовался возможности постоять за честь Кати, взбеленился справедливым гневом, ударил Рогова и убил его.
Никогда за двадцатилетнюю историю села Золотая Долина (а почему эта история так непродолжительна, узнаем позже) не происходило здесь таких страшных событий. Здесь даже и не умер еще никто. И самое страшное то было, что это страшное произошло из-за хорошей девушки, нисколько в этом не виноватой, да что там хорошей, лучшей девушки, по общему признанию (отцы и матери, имея тоже красивых дочерей, возможно, считали красоту Кати чересчурной, которая не принесет добра, — так оно и вышло, опасения подтвердились, и это вызвало у многих чувство удовлетворения, смешанное с грустью о погибших, ведь одно из приятнейших ощущений — оказаться правым).
Все ждали, как поступит Гнатенков. Он поступил так. Он сказал дочери: или езжай в город учиться, или оставайся здесь, но сейчас же выходи замуж, не то опять будет беда. Катя не хотела ехать учиться в город, у нее на это были свои резоны, что же касается замуж — была не против, потому что ко всем возможным женихам Золотой Долины имела одинаковое отношение, о чем и сказала отцу. «Но надо ж выбрать по сердцу!» — сказал Илья Трофимович, не глядя на дочь. А Катя объявила: пусть каждый, кто хочет на ней жениться, придет поговорить с ней.
Двадцать восемь мужчин побывали в доме Гнатенкова, в их числе оказался и пятнадцатилетний Костик, сын заведующей клубом Раисы Андреевны Райх, и отец шестерых детей Хворостылев, и сторож сельповского магазина старик Блюев, рассказывавший о себе, что участвовал в сражении при Мукдене, служа на миноносце «Очаков».
Прошли все кандидаты, через сутки Катя должна была сделать выбор и сообщить о нем. Не выдержал напряжения и был увезен матерью в городской психоневрологический диспансер пятнадцатилетний Костик. Хворостылев плакал и прощался с детьми, гладя их по головам, жена же его тихо и спокойно смеялась. Старик Блюев попросил у племянника дать ему напрокат видеомагнитофон и, сколько можно, кассет порнографического содержания (племянник их кучу из города навез). Двенадцать часов подряд старик Блюев в помещении магазина, где был телевизор, смотрел это дело и к исходу двенадцатого часа вышел на крыльцо и выстрелил в звездное небо холостым зарядом из винтовки системы Мосина. Что он этим хотел обозначить — неизвестно. Участковый милиционер Яшмов, услышав ночной выстрел, подчиняясь внутренней самодисциплине, встал с постели, оделся в мундир и пошел на звук. Он увидел старика Блюева с искрящимися глазами и с винтовкой в руках.
— Кто стрелял? — спросил Яшмов.
— Я стрелял.
— А чего?
— Да так!
— А-а... — сказал Яшмов и побрел досыпать, ничему на свете не удивляясь.
И вот Катя объявила: она выбирает Антона Прохарчен ко.
Все не то чтобы ахнули, но призадумались. Из всех подходящих (не учитывая Костика, Блюева и Хворостылева) он, пожалуй, был самым неподходящим. Малоросл, конопат, сын бестолковых родите лей, брат двух таких же конопатых сестер — семья была не коренной, пришлой, поэтому они и были конопаты, но, пожив в Золотой Долине, стали, как и другие девушки, очень миловидны, и веснушки их даже украшали.
6 (продолжение продолжения)
Антоша Прохарченко служил помощником метеоролога Иешина. Бывший совхоз «Золотая Долина», получив самостоятельность и назвавшись Товариществом с Ограниченной Ответственностью, не доверяя официальным прогнозам погоды, которые на его территории никогда не сбывались, завел собственную метеостанцию. Но метеоролог Иешин, раз уж о нем зашла речь, приехал больше не ради метеорологии, а ради написания романа в четырех частях с помощью метода лингвомедитации. В каждом томе должно быть восемьсот страниц, первый близился к завершению. При этом-то человеке и работал вполне несерьезно Антон Прохарченко. Он был, как и Гнатенков, ранен, но в условиях мирной военной жизни, когда служил в армии на территории России, — случайной пулей на стрельбище. После ранения он остался хромым.
— Хромой? — переспросил Невейзер.
— Та не дюже хромой! Буде надо — и побегит! — сказал Гнатенков с грустью.
По правде сказать, Антон не имел привычки бегать и в ту пору, когда у него были здоровые ноги. Да и родители его были не столь бестолковы, сколь неторопливы, слишком просты и доверчивы. Отец Антона Василий Антонович Прохарченко работал на конюшне городского ипподрома и вот однажды, выпивая в винном подвальчике вечером, наткнулся слухом на рассказ человека, щедро сорящего деньгами, о какой-то необыкновенной службе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31