Двери уцелевших домов были тщательно обиты стальными листами и надёжно заперты на засовы, стекла на окнах заклеены крест-накрест бумажными полосами, пустые проёмы забиты досками и фанерой. Среди огородов, курятников и водяных цистерн виднелись бомбоубежища и траншеи. Каждый день в дома на два-три часа подавалось электричество, а раз в неделю – вода. В отдельных районах города установилось подобие нормальной жизни. Почти на всех домах красовались нанесённые краской из пульверизаторов эмблемы УОЛ, а самые отчаянные жители, плюющие на бесчинства Национальной Гвардии, вывесили даже флаги Северной Каролины.
В восточной части университетского городка, по местным понятиям, вообще жизнь била ключом – кто-то что-то тащил в дом, кто-то что-то строил, кто-то копошился на собственных чахлых огородиках, а возле баптистской церкви Сниффи даже увидел, как управляющий Лиги раздаёт небольшие дозы омолаживателя университетского производства дюжине горожан преклонного возраста. В прежние времена, когда существовала Федеральная программа здравоохранения, поддерживаемая Центральным правительством, все старики получали инъекции регулярно. Правда, уже тогда злые языки поговаривали, что омолаживатель хоть и творит чудеса, избавляя людей от недугов и возвращая в их тела молодость и здоровье, но быстро вызывает болезненное привыкание к себе. Одно время ходили даже неправдоподобные, по мнению Сниффи, слухи о том, что регулярно принимающие омолаживатель становятся агрессивными, безжалостными, не дорожащими ни своей, ни чужими жизнями. Впрочем, кое у кого омолаживатель действительно вызывал непредвиденные побочные эффекты.
Вот и сейчас намётанный глаз Сниффи различал людей, которые испытали на себе эти эффекты. Например, белокурая девочка выставляла напоказ свои стройные ноги, но даже блузка с пышными воланами и свободная ветровка были не в силах скрыть горб – результат запущенного случая разрушения костей. А вот замер, опираясь на тяжёлую трость, хмурый гладколицый старикашка. Ясное дело, у него прогрессирующий артрит. В прежние времена Сниффи отдал бы правую руку, чтобы заполучить подобных уродов для исследований в свою лабораторию, но даже тогда желающих войти в контрольную группу не находилось. Неудивительно, ведь стареть никому не хотелось. Чтобы остаться навсегда молодым, достаточно было лишь с юных лет регулярно колоть себе омолаживатель. Правда, не у каждого это получалось, поскольку медикамента на всех не хватало, дозы день ото дня дорожали, и молодыми оставались лишь те, кто обладал обширными связями или огромными деньгами. Но урвать себе долю омолаживателя жаждал всякий. Те, кому это не удавалось, взялись за оружие. По всей стране возникли отряды самообороны и просто банды, охотящиеся за препаратом. Полиция и Национальная Гвардия превратились в преступные вооружённые формирования, наживающиеся на перепродаже и производстве зелья. Правительство, лишившись опоры силовых структур, в одночасье пало. В стране воцарилась анархия…
Повсюду валялись проклятые жёлтые листки. Усилием воли заставив себя не обращать на них внимания, Сниффи проехал вдоль оплетённой колючей проволокой лужайки к бетонным лотам Лиги и помахал рукой часовым, засевшим за мешками с песком у ворот, и снайперам на вышках. Охранники без вопросов пропустили его, безобидного мальчишку, в лагерь. Проехав по Пуллен, Сниффи слез с велосипеда и спрятал его в кустах у насыпи. Дальше тянулся посёлок беженцев – заброшенное футбольное поле, усеянное хижинами и потрёпанными вылинявшими палатками. Пройдя по периметру поля, Сниффи попал на территорию госпиталя Красного Креста. Минут через десять в одной из палаток он отыскал доктора Сесили Рассел, славящуюся на всю округу тем, что она вопреки запрету руководителей Лиги, защищающей госпиталь, лечила бесплатно абсолютно всех. Сесили, сидя за грубо сколоченным деревянным столом поедала скудный завтрак – горстку вареного коричневого риса.
– Привет, Сесилия! – воскликнул Сниффи.
Она, смерив его хмурым взглядом, отрезала:
– Я тебя сто раз просила, зови меня доктором Рассел.
Волосы её утратили блеск, оправа очков держалась на проволочке и куске бинта, белая блузка после множества операций была запятнана кровью. Сниффи в который уже раз подумал, что, когда ей было тридцать пять, она выглядела куда привлекательнее, чем сейчас, став двадцатилетней.
– Чего ты злишься, Сесилия?
– Уходи, Сидни.
Сниффи с подозрением огляделся и, убедившись, что её никто не слышал, прошипел:
– Не называй меня так.
– Так кто же из нас злится?
– Я принёс тебе куриную печёнку. Тебе или детишкам беженцев… Кому она достанется, решишь сама.
Сниффи положил коробку на стол, сел рядом с Сесилией на перенесённую сюда садовую скамейку и сунул пригоршню холодной печёнки себе в рот.
– Зачем ты принёс это?
– Печёнка тебе полезна. В ней масса железа, а у тебя в крови недостаёт красных кровяных телец.
– Задобрить меня пытаешься?
– Может быть, может быть, любовь моя.
– Опять ерунду порешь.
– Просто мне хотелось сделать тебе приятное, Сесилия. Почему, сам не знаю. Я живу по принципу «живи и радуйся жизни».
– Ты не думаешь о будущем.
– А к чему думать о будущем. Ведь мы бессмертны.
– Разве?
– Конечно, ведь за последние годы мы не только не постарели, но и стали моложе.
– Непостижимы мысли человека, желающего вечно оставаться двенадцатилетним.
– Страховка ещё никому не вредила. А сей юный возраст я выбрал впрок, про запас. Неизвестно ведь, как будут идти поставки омолаживателя.
– А тебе разве не хочется достичь половой зрелости?
Сниффи сумел сохранить хладнокровие.
– Половой вопрос меня не волнует.
Доктор Рассел замерла, уставясь в миску, затем вынула ложкой что-то из риса и с брезгливой гримасой отшвырнула в сторону. Наверное, ей попался таракан. Сниффи достал из кармана листовку, расправил её и положил на стол перед Сесилией.
– Сесилия, что ты думаешь о летавшем сегодня вертолёте?
– А зачем мне о нём думать?
– Похоже, европейцы затеяли охоту на всю нашу прежнюю команду. Но, думаю, и на этом они не успокоятся. Не исключено, что, начав с Роли, они попытаются захватить всю страну.
– По мне, так пусть себе захватывают. Быть может, порядок здесь наконец-то наведут.
– Тебе что же, свобода не дорога?
– Мне дороги мир, законность и гарантированное здравоохранение.
– Со временем здесь и без европейцев наладится жизнь.
– Когда наладится? Через сотню-другую лет?
– Да хоть через сотню-другую. – Сниффи пожал плечами. – Куда нам спешить?
– Через сотню-другую лет, дурачок, мы оба будем давным-давно мертвы!
Сниффи рассмеялся.
– Если мы и умрём, то уж точно не от старости.
1 2 3 4 5 6 7 8