Скоро я поняла, что в нем что-то не так. Он и в прошлый раз ехал очень быстро, но сейчас так играл с опасностью, будто был пьян. Свет фар отразился от скалы и осветил его лицо. Нет, трезв, но очевидно, что-то случилось. Он смотрел в темноту, забыл, что я здесь, и вымещал плохое настроение на автомобиле.
— Что делали в Тононе?
Он умудрился задать простой вопрос очень грубо.
— Что? У меня свободный день.
— Что обычно делаете?
— Ничего особенного. Хожу по магазинам, в кино… Что-нибудь.
— Встречаетесь с друзьями?
— Нет. Никого не знаю. Я же вам говорила, когда мы… Во вторник.
— Да. Говорила.
Он опять замолчал. Я кусала ногти и думала про сказочки про Золушек. Чушь какая.
Мы проехали две трети пути, когда он заговорил опять.
— Кто этот парень?
— Какой?
— В Тононе. В кафе.
— Мой друг.
— Ты сказала, что никого не знаешь.
— Его знаю.
— Он англичанин?
— Да.
— Альпинист?
— Пойдет в горы в этот уик-энд.
— Живет здесь?
— Да.
— Знала его в Англии?
— Нет.
— Значит, он приходил в Валми.
— Не видела.
— Он живет здесь постоянно?
— Послушайте, ну что за допрос?
Пауза.
— Извините. Не понял, что вмешиваюсь в вашу личную жизнь.
— Это не личная. То есть, я имею в виду… Не хотела говорить.
— Не хотела говорить что?
— Ничего. Вообще не хочу разговаривать.
Он глухо выругался и поехал через мост и вверх по зигзагу еще в два раза быстрее.
— Вы меня неправильно поняли. Я вовсе не хотел вмешиваться в то, что меня не касается. Но…
— Понимаю. Извините. Устала. Несколько часов болталась по Тонону, искала материал на платье… Ой! Я его забыла в кафе. Положила на полку под столиком, а потом Вильям побежал на автобус… Ой, какая глупая! Думаю, если позвонить…
Его рука резко двинулась, машина затрубила, я спросила ошалело:
— Что случилось?
— Какой-то зверь. Ласка.
— Вам обязательно ехать так быстро? Мне страшно.
Машина замедлила ход.
— Вы рассказали ему о выстрелах?
— Что? Кому?
— Этому Вильяму.
— Да. Он считает, что стреляли вы.
Машина тихо ехала под деревьями, Рауль молчал, и дьявол продолжал тянуть меня за язык.
— И не понятно, с какой стати я должна отчитываться перед моим работодателем во всем, что делала и говорила в свой свободный день!
Это его достало.
— Я вам не работодатель.
— Нет? — сказала я очень противным голосом, потому что боялась заплакать. — Тогда какое вам дело, что я делаю и с кем вижусь?
Мы были на последнем повороте. Тормоза заскрипели, «Кадиллак» остановился, Рауль повернулся…
— Вот почему.
Он грубо притянул меня к себе, его рот прижался к моему.
Первый в жизни поцелуй меня разочаровал. Определенно в романтических историях целуются не так. Я не Золушка, но и он не прекрасный принц. Рауль де Валми — опытный мужчина, которого я вывела из себя. Я выпала из его объятий в потрясенном состоянии, которое упорно пыталась принять за холодную ярость. А следующее его действие вообще нельзя было предугадать. Вместо страстных или извиняющихся слов, которые обязательно должны были за этим последовать, он спокойно отпустил меня, опять завел мотор и ни говоря ни слова доехал до дома, остановил машину и открыл дверь. Я выскочила. Он догнал меня, что-то сказал, кажется мое имя. Голос его, кажется, дрожал от смеха. Я прошла мимо, будто он не существовал, прямо на свет и Леона де Валми, пересекающего холл. Он посмотрел на меня, на Рауля… я резко повернулась и побежала наверх.
Если бы требовалось дополнительное воздействие, чтобы лишить меня дневных мечтаний, взгляд Леона де Валми очень бы для этого подошел. Я прислонилась к двери спальни и прижала руку к горячей щеке. Горело тело и лицо. Я включила свет и начала яростно стягивать перчатки. Как он посмел! Чертов Рауль! Чертов Леон! Чертовы все Валми! Всех их ненавижу и больше видеть не хочу! На этой мысли я остановилась. Очень может быть, что так и получится. Король-демон наверняка все понял и запросто меня уволит. Мне не пришло в голову, что Рауль может сказать правду, что он поцеловал меня против воли, а так как большую часть времени его здесь не бывает, можно меня и оставить. Я аккуратно повесила пальто и почувствовала себя в полной депрессии, от того, что возможно больше никогда не увижу ненавидимых мною Валми.
Я накрасила губы, причесалась и пошла в класс. Пусто. Свет горел, огонь в камине притих. Одно из окон было открыто, ветер шевелил занавески. На ковре лежала открытая книжка. Я посмотрела на часы. Филиппу давно пора вернуться из салона, но в конце концов, сегодня вечером не мое дело, почему его задержали. Поднимется к ужину.
Я собралась бросить полено в огонь и услышала звук. Он прошелестел по комнате не громче тиканья часов. Очень тихий звук, но от него у меня все волосы встали дыбом. Не громче выдоха:
— Мадмуазель…
Одним прыжком я выскочила на балкон и побежала вдоль перил. Направо и налево окна закрыты и темны.
—Филипп?
Конца балкона не видно в глухой темноте. Я встала на колени. Он висел, скорчившись на обломках перил. То есть перил вообще не было. Днем я взяла из буфетной лестницу стремянку и пристроила в слабом месте для страховки. На ней. А ниже — провал темноты, тридцать футов до гравия и острого забора…
Мне перехватило горло, я схватила его руками, заговорила трясущимся хриплым голосом:
— Филипп! Что случилось? Ты не упал, бог мой, ты не упал… Мой маленький Филипп, ты как?
Маленькие холодные лапки схватились за меня.
— Мадмуазель…
Я обняла его, прижалась лицом к мокрой щеке.
— Тебе больно? — Он помотал головой. — Точно?
Кивок. Я поднялась, держа его на руках. Я совсем не большая, но он оказался легче перышка. Я внесла его в класс, села у огня, прижала к себе. Он крепко обнял меня за шею. Не знаю, что я говорила, просто бормотала всякий вздор в темную голову, уткнувшуюся в мою шею. Наконец мальчик расслабился и перестал дрожать, но когда я хотела бросить в огонь полено, он опять вцепился изо всех сил.
—Все в порядке, — сказала я быстро. — Только огонь посильнее разожгу. Мы должны тебя согреть.
Ребенок разрешил мне наклониться и терпел, пока я бросала в огонь какие-то палки, они разгорались, потом я выпрямилась. Похоже было, что обнимать его важнее, чем поить горячим чаем или давать лекарства. Я спросила тихо:
— Что, машина? — Он кивнул. — Но я тебя предупреждала, что камень шатается, и не надо туда бросаться, разве нет?
Он сказал еще более по-детски, чем обычно:
— Гудок. Я подумал… Папа всегда гудел по дороге… Чтобы я знал, что он едет…
Я вздрогнула. Да, конечно. Я ничего не видела на дороге. Очень возбуждающий сигнал — Рауль поцеловал меня, Филипп помчался в темноту в упрямой страстной надежде разбиться о камни.
Я сказала больше себе, чем ему.
— Даже не представляла, что все так легко может развалиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56