Заскрипели стулья — ученые вставали, собираясь уходить.
— Задержи их, — зашипел мне в ухо Фергюсон. — Скажи хоть что-нибудь или сделай.
Я вздрогнул.
— Минуточку, — услышал я голос молодого химика. — Думаю, у нас есть способ разоблачить это жульничество раз и навсегда. Насколько мне помнится, в статейке господина Бернса упоминалось, будто вы еще ребенком играли в песочек на Марсе. А что на вас было надето?
— Ничего особенного, — удивленно ответил я. — Какая-то теплая одежда, и все.
— И никакого шлема? '
—Нет.
— Значит, только теплая одежда, — ухмыльнулся химик. — Но всем известно, что даже на экваторе Марса температура редко поднимается выше точки замерзания. Нам также известно, что в его атмосфере практически нет кислорода, и это неоднократно подтверждал спектроскоп. Так говорите, только теплая одежда и без кислородного шлема? Ха!
Я озадаченно уставился в удаляющиеся спины ученых. Этого я и сам не мог понять. Ну и что с того, что их приборы показывают лишь следы кислорода в атмосфере Марса и низкие температуры? Я-то игрался в марсианской пустыне еще ребенком! Я ведь там вырос и все прекрасно помню. Не было у меня никакого шлема, да и теплой одежды тоже было не очень-то много. Чертовы дикари со своими дурацкими инструментами!
— А теперь тебе лучше побыстрее смыться, — сообщил Фергюсон. Левое веко у него дергалось чаще прежнего. — Коп и спец по пришельцам еще торчат в коридоре. И тебе, и газете не пойдет на пользу, ежели они тебя сцапают. Иди-ка ты к служебному лифту. Угу, к служебному лифту.
Я вышел на улицу, размышляя о том, как же теперь меня отыщут темпоральные эмиссары. Очевидно, говоря языком Джозефа Бернса, я устроил недостаточно громкую «сенсацию». Или достаточно громкую? Кто-то из ученых, наверное, и был темпоральным эмиссаром, он меня видел и теперь готовится отослать обратно в мое время, пока я не натворил здесь разных изменений.
— Привет, папаша. Я звонил в контору. Да, не повезло тебе.
— Бернс! — Я с облегчением бросился к молодому человеку, прислонившемуся к стене. Мой единственный друг в этой безумной варварской эре. — Ты не достал флирглефлип. Его или обменяли, или продали, или потеряли.
— Нет, папаша, я не достал флирглефлип. — Он мягко взял меня за руку. — Пошли.
— Куда?
— Искать работу, на которой ты сможешь проявить свои футуристические таланты.
— И что это за работа?
— В том-то и проблема, паршивая и трудная проблема. Сам понимаешь, в наше время флиргли не флипают. А это все, что ты умеешь делать хорошо, и возраст у тебя уже не тот, чтобы учиться новой профессии. Но человеку нужно что-то есть. Если он этого делать не будет, у него появится странное ощущение в желудке, сопровождаемое скорбным бурчанием.
— Наверное, ты был не прав насчет темпоральных эмиссаров.
— Нет, я оказался прав. Ты привлек их внимание. С тобой вышли на контакт.
— Кто вышел?
—Я.
Я едва не застыл от удивления прямо на пути какого-то рычащего экипажа, но Бернс потянул меня за руку.
— Так ты и есть темпоральный эмиссар? Ты вернешь меня обратно?
—Да, я темпоральный эмиссар. Но обратно я тебя не верну.
Совершенно сбитый с толку, я покачал головой:
— Ничего не…
— Ты не вернешься обратно, папаша. Во-первых, в этом случае Бандерлингу предъявят обвинение в нарушении прав общественного индивидуума — то есть тебя. В этом случае институтское начальство решит, что потребуется еще несколько лет исследований и усовершенствований, прежде чем к подавителю излучения позволят даже приблизиться абсолютно уравновешенным индивидуумам. Путешествия во времени будут открыты — в соответствующий период — в результате перекрестных ссылок на подавитель излучения Бандерлинга. Во-вторых, ты не вернешься потому, что, если начнешь сейчас болтать на каждом углу о темпоральных эмиссарах, тебя быстренько отвезут в одно окруженное стеной заведение, где гостей сразу заворачивают в мокрые простыни.
— Выходит, все было подстроено специально? Ты со мной встретился, выманил флирглефлип, убедил, что мне надо устроить сенсацию, и таким путем подвел к ситуации, когда никто в этом обществе мне больше не поверит…
Мы свернули на узкую улицу, где было много маленьких кафе.
— Не просто специально. Было необходимо, чтобы Бандерлинг оказался именно таким, каков он есть…
— Болваном? — с горечью предположил я.
— …чтобы подавитель излучения после «Трагедии Тертона» положили на полку на достаточно долгий срок. Было необходимо, чтобы ты обладал именно такой профессией и образованием, оказался совершенно неприспособлен для этого периода и не смог произвести здесь заметные изменения. И еще было необходимо…
— А я думал, что ты мой друг. Я тебе верил.
— И еще было необходимо, чтобы я тоже был именно таким, каков я есть, и ты поверил бы мне сразу, как только… э-э… прибыл, и проект заработал по плану. К тому же, поскольку я таков, каков есть, мне очень неприятно, что я так с тобой поступил, но даже мои чувства, наверное, тоже необходимы для планов Темпорального Посольства. Все сходится, Тертон — вплоть до существования темпорального посольства в отдаленном будущем, как я подозреваю. А пока что мне надо завершить работу.
— Но Бандерлинг? Что с ним стало, когда я не вернулся?
— Его, разумеется, отстранили от физических исследований. Поскольку же он был еще молод, то сумел приобрести новую профессию. И в соответствии с обычаями вашей эры он займет твое место и станет флирглефлипом — но сперва, однако, пройдет Перенастройку. Кстати… я так увлекся поисками работы для тебя, что позабыл об одной важной детали.
Подумать только — бунт Бандерлинга оказался частью плана Темпорального Посольства! И все же какой ужас: мне придется провести остаток своих дней в этой безумной эпохе. Неожиданно я заметил, что Бернс отделяет долик от моего ожерелья.
— Мелкий просчет, — пояснил он, пряча долик в карман. — В соответствии с нашим исходным планом ты не должен был брать его с собой. Как только найду тебе работу, то позабочусь о его возвращении в ваше время. Сам понимаешь, ведь этот долик и есть знаменитая Дилемма Тамце. По графику его загадка должна быть разгадана одним из твоих институтских коллег.
— И кто же ее разгадает? — с нетерпением спросил я. — Мастерсон, Фуле или Гринблат?
— Ни тот, ни другой и ни третий, — улыбнулся Бернс. — Как значится в нашем графике, загадку Дилеммы Тамце окончательно решит Томас Альва Бандерлинг.
— Бандерлинг! — завопил я, когда мы остановились перед замызганным ресторанчиком, в витрине которого висело объявление «Требуется посудомойка».
— Бандерлинг? Этот болван?!!
1 2 3 4 5 6 7 8
— Задержи их, — зашипел мне в ухо Фергюсон. — Скажи хоть что-нибудь или сделай.
Я вздрогнул.
— Минуточку, — услышал я голос молодого химика. — Думаю, у нас есть способ разоблачить это жульничество раз и навсегда. Насколько мне помнится, в статейке господина Бернса упоминалось, будто вы еще ребенком играли в песочек на Марсе. А что на вас было надето?
— Ничего особенного, — удивленно ответил я. — Какая-то теплая одежда, и все.
— И никакого шлема? '
—Нет.
— Значит, только теплая одежда, — ухмыльнулся химик. — Но всем известно, что даже на экваторе Марса температура редко поднимается выше точки замерзания. Нам также известно, что в его атмосфере практически нет кислорода, и это неоднократно подтверждал спектроскоп. Так говорите, только теплая одежда и без кислородного шлема? Ха!
Я озадаченно уставился в удаляющиеся спины ученых. Этого я и сам не мог понять. Ну и что с того, что их приборы показывают лишь следы кислорода в атмосфере Марса и низкие температуры? Я-то игрался в марсианской пустыне еще ребенком! Я ведь там вырос и все прекрасно помню. Не было у меня никакого шлема, да и теплой одежды тоже было не очень-то много. Чертовы дикари со своими дурацкими инструментами!
— А теперь тебе лучше побыстрее смыться, — сообщил Фергюсон. Левое веко у него дергалось чаще прежнего. — Коп и спец по пришельцам еще торчат в коридоре. И тебе, и газете не пойдет на пользу, ежели они тебя сцапают. Иди-ка ты к служебному лифту. Угу, к служебному лифту.
Я вышел на улицу, размышляя о том, как же теперь меня отыщут темпоральные эмиссары. Очевидно, говоря языком Джозефа Бернса, я устроил недостаточно громкую «сенсацию». Или достаточно громкую? Кто-то из ученых, наверное, и был темпоральным эмиссаром, он меня видел и теперь готовится отослать обратно в мое время, пока я не натворил здесь разных изменений.
— Привет, папаша. Я звонил в контору. Да, не повезло тебе.
— Бернс! — Я с облегчением бросился к молодому человеку, прислонившемуся к стене. Мой единственный друг в этой безумной варварской эре. — Ты не достал флирглефлип. Его или обменяли, или продали, или потеряли.
— Нет, папаша, я не достал флирглефлип. — Он мягко взял меня за руку. — Пошли.
— Куда?
— Искать работу, на которой ты сможешь проявить свои футуристические таланты.
— И что это за работа?
— В том-то и проблема, паршивая и трудная проблема. Сам понимаешь, в наше время флиргли не флипают. А это все, что ты умеешь делать хорошо, и возраст у тебя уже не тот, чтобы учиться новой профессии. Но человеку нужно что-то есть. Если он этого делать не будет, у него появится странное ощущение в желудке, сопровождаемое скорбным бурчанием.
— Наверное, ты был не прав насчет темпоральных эмиссаров.
— Нет, я оказался прав. Ты привлек их внимание. С тобой вышли на контакт.
— Кто вышел?
—Я.
Я едва не застыл от удивления прямо на пути какого-то рычащего экипажа, но Бернс потянул меня за руку.
— Так ты и есть темпоральный эмиссар? Ты вернешь меня обратно?
—Да, я темпоральный эмиссар. Но обратно я тебя не верну.
Совершенно сбитый с толку, я покачал головой:
— Ничего не…
— Ты не вернешься обратно, папаша. Во-первых, в этом случае Бандерлингу предъявят обвинение в нарушении прав общественного индивидуума — то есть тебя. В этом случае институтское начальство решит, что потребуется еще несколько лет исследований и усовершенствований, прежде чем к подавителю излучения позволят даже приблизиться абсолютно уравновешенным индивидуумам. Путешествия во времени будут открыты — в соответствующий период — в результате перекрестных ссылок на подавитель излучения Бандерлинга. Во-вторых, ты не вернешься потому, что, если начнешь сейчас болтать на каждом углу о темпоральных эмиссарах, тебя быстренько отвезут в одно окруженное стеной заведение, где гостей сразу заворачивают в мокрые простыни.
— Выходит, все было подстроено специально? Ты со мной встретился, выманил флирглефлип, убедил, что мне надо устроить сенсацию, и таким путем подвел к ситуации, когда никто в этом обществе мне больше не поверит…
Мы свернули на узкую улицу, где было много маленьких кафе.
— Не просто специально. Было необходимо, чтобы Бандерлинг оказался именно таким, каков он есть…
— Болваном? — с горечью предположил я.
— …чтобы подавитель излучения после «Трагедии Тертона» положили на полку на достаточно долгий срок. Было необходимо, чтобы ты обладал именно такой профессией и образованием, оказался совершенно неприспособлен для этого периода и не смог произвести здесь заметные изменения. И еще было необходимо…
— А я думал, что ты мой друг. Я тебе верил.
— И еще было необходимо, чтобы я тоже был именно таким, каков я есть, и ты поверил бы мне сразу, как только… э-э… прибыл, и проект заработал по плану. К тому же, поскольку я таков, каков есть, мне очень неприятно, что я так с тобой поступил, но даже мои чувства, наверное, тоже необходимы для планов Темпорального Посольства. Все сходится, Тертон — вплоть до существования темпорального посольства в отдаленном будущем, как я подозреваю. А пока что мне надо завершить работу.
— Но Бандерлинг? Что с ним стало, когда я не вернулся?
— Его, разумеется, отстранили от физических исследований. Поскольку же он был еще молод, то сумел приобрести новую профессию. И в соответствии с обычаями вашей эры он займет твое место и станет флирглефлипом — но сперва, однако, пройдет Перенастройку. Кстати… я так увлекся поисками работы для тебя, что позабыл об одной важной детали.
Подумать только — бунт Бандерлинга оказался частью плана Темпорального Посольства! И все же какой ужас: мне придется провести остаток своих дней в этой безумной эпохе. Неожиданно я заметил, что Бернс отделяет долик от моего ожерелья.
— Мелкий просчет, — пояснил он, пряча долик в карман. — В соответствии с нашим исходным планом ты не должен был брать его с собой. Как только найду тебе работу, то позабочусь о его возвращении в ваше время. Сам понимаешь, ведь этот долик и есть знаменитая Дилемма Тамце. По графику его загадка должна быть разгадана одним из твоих институтских коллег.
— И кто же ее разгадает? — с нетерпением спросил я. — Мастерсон, Фуле или Гринблат?
— Ни тот, ни другой и ни третий, — улыбнулся Бернс. — Как значится в нашем графике, загадку Дилеммы Тамце окончательно решит Томас Альва Бандерлинг.
— Бандерлинг! — завопил я, когда мы остановились перед замызганным ресторанчиком, в витрине которого висело объявление «Требуется посудомойка».
— Бандерлинг? Этот болван?!!
1 2 3 4 5 6 7 8