Смысл всего этого железа (и не так уж его и много по меркам этого общества будущего) в том, что Дельфи может выйти из подземных апартаментов – подвижная точка съема информации, стягивающая данные из вездесущего модем-поля. И она так и делает, восемьдесят девять фунтов нежной девичьей плоти и крови с несколькими металлическими компонентами выходят на солнечный свет, чтобы их отвезли в новую жизнь. Выходит девушка, у которой все есть, включая собственную свиту медтехов. Девушка делает несколько очаровательных шажков, останавливаясь, чтобы умилительно расширить от удивления глаза на нагромождение огромных антенн над головой.
Та мелкая деталь, что нечто по имени Ф. Берке осталось под землей, не имеет ровным счетом никакого значения. Ф. Берке совершенно не сознает себя и счастлива, как моллюск в раковине. (Ее постель уже перевезли в комнату со шкафом кукловода.) И Ф. Берке – вовсе не в шкафу; Ф. Берке сходит с аэробуса на легендарном ранчо, заповеднике в Колорадо, и зовут ее Дельфи. Дельфи глядит на живых волов вымершей породы шаролэ и самые настоящие хлопок и тополя, золотые на фоне синего тумана, и шагает по живой траве, отвечает на приветствия жены управляющего ранчо.
Жена управляющего давным-давно ждет приезда Дельфи и ее друзей, и по счастливой случайности здесь же съемочная группа голозаписи, снимающая ролик для любителей природы.
Теперь сам можешь дописать сценарий, пока Дельфи заучивает несколько правил структурной интерференции и о том, как обращаться с небольшим отставанием по времени, возникающим вследствие нового, в сорок тысяч миль парентезиса ее нервной системы. Совершенно верно, ребята с арендованным голообрудованием, разумеется, считают, что тени золотых тополей гораздо лучше смотрятся на бедре Дельфи, чем на воле. А личико Дельфи улучшает и горы, – когда их видно. Но любители природы почему-то не так рады, как ожидалось.
– Увидимся в Барселоне, котенок, – кисло говорит старший по группе, когда они пакуются.
– В Барселоне? – эхом отзывается Дельфи с такой очаровательной (совсем крохотной) задержкой в подсознании. Она видит, где лежит его рука, и отступает на шаг назад.
– Остынь, она тут не при чем, – устало говорит другой и отбрасывает со лба волосы с проседью.
Дельфи смотрит им вслед, когда они уходят грузить бобины с записью для отправки на обработку в ВКК. Ее рука блуждает по груди, которой коснулся мужчина. В подземельях под Карбондейлом Ф. Берке узнала кое-что новое о своем Дельфи-теле.
О различиях между Дельфи и собственной мрачной тушкой.
Она всегда знала, что у Дельфи почти нет чувства запаха или вкуса. Это ей объяснили: частоты вещания не хватает. Тебе же не нужно пробовать на вкус солнцемобиль, а? И слабая чувствительность кожи – с этим Дельфи тоже знакома. Ткани, от которых зудела бы даже собственная шкура Ф. Берке, кажутся Дельфи прохладной пластиковой пленкой.
Но пустые места... Ей понадобилось время, чтобы их заметить. У Дельфи нет ни уединения, ни мелких тайн: у капиталовложений ее размаха их не бывает. Но она не торопится распознать, что есть некие определенные места, где распластанное тело Ф. Берке чувствует что-то, чего не испытывает грациозная плоть Дельфи. Гм-м-м! Опять проходимость канала, думает она – и забывает об этом на фоне чистейшего блаженства быть Дельфи.
Ты спросишь, как девчонка может о таком позабыть? Да ладно тебе: Ф. Берке до представления о том, что такое девушка, дальше, чем до Луны. Да, она – женского пола, но для нее секс – это слово из четырех букв, которое пишется, как Б-О-Л-Ь. Она не совсем девственница. Подробностей тебе не захочется; ей было лет двенадцать, а охотники до уродов наширялись до слепоты. Когда же они прозрели, то выбросили ее с маленьким отверстием в анатомии и смертельным в другом месте. Она потащилась купить первый и последний в своей жизни укол, и до сих пор у нее в ушах стоит циничный гогот продавца.
Теперь понятно, почему Дельфи усмехается, потягивается всем своим изящным и бесчувственным тельцем на солнце, которое едва чувствует? Лучится улыбкой, говорит: «Пожалуйста, теперь я готова».
К чему готова? К Барселоне, как и сказал кислолицый, к городу, в котором его любовь к природе теперь расцветает в любительском отделении Фестиваля. Высший класс! И как он и сказал, еще полно хищнически выработанных шахт, и дохлую рыбу едва отскребли, но кому какое дело, если милое личико Дельфи видно отовсюду?
Так что настало время личику Дельфи и другим ее прелестям показаться на барселонской Плайя Неува. А это значит, ее переключат на канал синхроспутника квадранта ЕвроАф.
Перевозят ее ночью, так, чтобы наносекундная переброска даже не была замечена той незначительной частью Дельфи, которая живет в пятистах футах под Карбондейлом и так возбуждена, что няне приходится следить за тем, чтобы она ела. Каналы переключают, пока Дельфи «спит» – иными словами, когда Ф. Берке нет в кукло-шкафу. Когда Ф. Берке подключается в следующий раз, чтобы открыть глаза Дельфи, никакой разницы восприятия, – а ты что, замечаешь, через какое реле тебя соединяют по телефону?
Теперь переходим к событию, которое превратит куклу в ПРИНЦЕССУ.
В буквальном смысле. Он – принц, или точнее инфант старинного испанского рода, который начистили под неомонархию. К тому же ему восемьдесят один год и у него страсть к птицам: тем, каких видишь в зоопарке. А теперь вдруг оказывается, что он не так уж и беден. Совсем наоборот; и его старшая сестра хохочет в лицо адвокату по налогам и начинает реставрировать фамильную гасиенду, в то время как инфант пытается ухаживать за Дельфи. И маленькая Дельфи начинает жить жизнью богов.
Что делают боги? Ну, все красивое. Но (помнишь мистера Кэнтла?) главное здесь – Вещи. Ты когда-нибудь видел бога с пустыми руками? Нельзя быть богом, как минимум, без волшебного пояса или восьминогого коня. Но в старые времена богу на жизнь хватало и каменных таблиц, крылатых сандалий или колесницы с запряженными в нее девственницами. То время прошло! Боги теперь следят за модой. Ко времени Дельфи охота за новым бого-обмундированием выворачивает сушу и море наизнанку и тянет отчаянные рученки к звездам. А что имеют боги, того желают смертные.
Так что Дельфи начинает с вакханалии покупок в супермаркете «Евро» с инфантом в роли верного оруженосца и тем самым оттягивает крах общества.
Крах чего? Ты разве не понял, что к чему, когда мистер Кэнтл вещал о мире, где запрещена реклама и пятнадцать миллиардов потребителей, не отрываясь, смотрят свои голошоу? Один капризный самостоятельный бог – и все, тебе конец.
Возьмем бойню носовых фильтров. Годами промышленность потела над созданием крохотного, почти невидного энзимного фильтра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13