ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Нужен мне только лишь Перри один,
Всех прочих и в дверь не пущу!»
Наш Прыткий Перри совсем растолстел
От крема, и торта, и сливок,
Сюртучные пуговицы не у дел,
А шляпа ползет на затылок.
И каждый четверг он у тролля в гостях
Поваренка играет роль.
Все выше становится, шире в костях,
И все меньше кажется тролль.
Скоро известным он пекарем стал,
От Пригорья до Моря поют,
Что хлеба румяней никто не встречал,
Булок лучше нигде не пекут.
Но кремовый торт, признает Перри сам,
Вкуснее того не бывает,
Каким тролль доныне по всем четвергам
К чаю его угощает.

МАРЫ
Мар жилище скрывают тени
сырые и гуще чернил,
И глухо сипит звонок у их двери,
когда вас глотает ил.
Да, ил поглотит того, кто смел
Нарушить их мертвый покой
И жижа, где скалятся морды химер,
Сомкнется беззвучной волной.
С топких, вонючих речных берегов
Ивы свисают к воде
Цапли стоят средь больных тростников,
Каркая хрипло во сне.
Сквозь горные стены нелегок ваш путь
К трясине; деревья там серы и стары,
По краю бучил, где тина и муть,
От луны и от солнца скрываются Мары.
Кельи, в которых Мары сидят,
Глубоки, темны, холодны.
Тусклые свечи там слабо коптят,
Там клады скрывают они.
Стены их мокры, капель с потолка,
И тихи-тихи шаги,
Слышится только лишь «криппи-крип-кра»,
Когда к двери крадутся они.
Дверь приоткроют всего на вершок —
И цепкие пальцы ползут…
Встретивши гостя, в слизкий мешок
Свежие кости кладут.
Сквозь горные стены напрасно бредете
К трясине, где в тине деревья гниют.
В ржавом болоте Мар вы найдете
А Мары пищу найдут.

СЛОН
Как мышь сер мой бок
И как дом я высок,
Нос — как большая змея,
И тяжко вздрагивает земля,
Когда я топчу траву.
Деревья трещат, когда я иду,
Шевеля большими ушами,
Жизнь свою не меря годами.
Могучая поступь окрест слышна,
На землю я не ложусь никогда,
Даже когда умру.
СЛОНОМ я себя зову,
Тварей прочих крупнее,
Больше, выше, старее.
Если увидишь меня ты,
Никогда не забудешь меня ты.
Но если не видел меня ты,
Никогда не поверишь в меня ты,
Хоть старым слоном себя я зову
И никогда я не лгу.

ФАСТИТОКАЛОН
Смотрите: вот он, Фаститокалон,
Как остров, зовущий пристать,
Хоть несколько гол он;
Оставим же волны! Давайте на нем танцевать,
На солнце лежать и просто скакать,
Ведь чайки садятся туда!
О, да.
Им не страшна вода.
Они здесь сидят, гуляют, галдят,
Их дело — глупцам намекнуть,
Что можно здесь жить,
Иль просто побыть,
От брызг морских отдохнуть,
Спокойно поспать, кипятка похлебать…
Безумен, приставший к НЕМУ,
И кто костерок, не подумав, разжег
В надежде на вкусный чаек:
Пусть шкура, как рог, но жжет огонек,
И сон ЕГО не глубок.
Качается он на волне,
С чайками на спине,
Но лишь почует ног топоток
Иль жар, сменивший былой холодок,
С ухмылкой сквозь сон
Ныряет ОН
Проворно брюхом вверх,
Топя в пучине всех,
Поймав невежд врасплох.
Ну и подвох!
Об этом знай и не зевай!
Немало других есть чудищ морских,
Но всех опаснее ОН,
Старый Фаститокалон;
Из древнего рода Больших Черепах
Остался один морякам он на страх.
И если вам жизнь дорога,
Совет мой таков: завет стариков
Не нарушать никогда!
Пусть на неведомый остров ваша не ступит нога!
А лучше всего
Не ходить далеко
И дни проводить в веселье
На берегах Средиземья!

КОТ
Вон тот жирный кот
Спит на диване.
Мышь видит он или же сон
О свежей сметане.
А может мечта его увела
Свободным и гордым
В край, где мявчат, дерутся, рычат
Похожие морды
Ловки и дики, стройны и хитры…
Или в берлогу:
Люди с докучной заботой туда
Проникнуть не могут.
Сильные львы огромны, страшны,
Кровавая пасть,
Лапы проворны и когти остры,
Песочная масть,
Пристальный взгляд и поджарый зад,
Уши торчком.
Корм им не нужен — догонят ужин
Одним прыжком
Ночью в глуши, в тревожной тиши…
Они далеко.
Очень давно за молоко
Воля навек отдана.
Но тот жирный кот,
Хоть в холе живет,
Ее не забыл. Вот.

НЕВЕСТА-ТЕНЬ
Был некто, и жил он совсем один,
А время текло, как сон.
Недвижим и нем сидел господин,
И тень не отбрасывал он.
Под звездами лета, под зимней луной
Совы кружились в тиши
И чистили клювы, любуясь собой,
На том, кого камнем сочли.
Но в сумерках серых пришла госпожа
В сером просторном плаще,
И встала пред ним, и стояла, дрожа,
С цветами в пышной косе.
Тут чары сломал он, вскочил и сжал
Деву, и так затих.
А плащ раздулся, темнее стал
И тенью окутал их.
С тех самых пор позабыла она
И лунный и солнечный свет,
В глубь от мира ушла навсегда,
Ни дня, ни ночи там нет.
Но раз в год, когда открывает земля
Тайны провалов своих,
До рассвета танцуют он и она,
И тень их одна на двоих.

КЛАД
Из блеска первой луны, из юного солнца лучей
Боги создали клад песней волшебной своей,
И серебро засверкало в травах просторов степных,
И золото полнило волны бурных потоков седых.
Прежде, чем гном проснулся, дракон расправил крыло,
Или земля обнажила огненное нутро,
Прежде, чем вырыли ямы, в глубоких долинах лесных
Жили древние эльфы, хранители чар колдовских,
И дивные вещи творили, и нет их в мире ценней,
И пели, когда создавали короны своих королей.
Давно те песни замолкли, свершился суровый рок,
Цепи их заглушили, пресек их стальной клинок.
Алчности в темных чертогах чужды песни и смех,
Трясется она над богатством, что копит в тайне от всех,
Валит изделия в груды из золота и серебра;
Тем временем эльфов обитель стала пуста и темна.
В гулкой черной пещере жил старый-престарый гном,
Весь век просидел под горою над золотом и серебром.
С молотом и наковальней расстался он только тогда,
Когда от вечной работы высохла в кость рука.
Чеканил одни лишь монеты и звенья богатых цепей,
Надеясь, что купит этим могущество королей.
Но слух его притупился, и зренье он стал терять,
И скоро гному осталось лишь камни перебирать.
Губы его посерели, и все же в улыбку ползли,
Когда меж скрюченных пальцев алмазы на пол текли.
За стуком их не расслышал тяжкой поступи он,
Когда у реки приземлился юный свирепый дракон:
Огнем дохнул сквозь ворота, от сырости стылой ярясь,
И кости гнома упали пеплом в горячую грязь.
Под голой серой скалою жил старый-престарый дракон,
Сверкая от скуки глазами, лежал в одиночестве он.
Юность давно умчалась, и пыл свирепый остыл.
Сморщенный и шишковатый ящер в изгибе застыл
Над кучей сокровищ, направив к ним думы, и зренье, и слух;
За многие, долгие годы огонь в его сердце притух.
В скользкое брюхо вдавились камни бесценной броней,
Запах монет вдыхал он и блеск освежал их слюной,
Все ценности, что хранились под сенью обширных крыл,
Помнил с первой минуты и ничего не забыл.
1 2 3 4 5 6 7 8