Алеша примчался на место, зажимая в мокрой ладони шайбу, потом прибежали остальные ребята, и последним «Тумба», у которого оторвались все пуговицы на пальто.
Сидя на скамейке и вытряхивая снег из валенок, переговаривались возбужденно:
– А эти-то, из дома двенадцать...
– Колька Седой за них был...
– А пацанов набежало! Штук сто!
Все были очень горды победой. «Тумба» отфыркивался, вытирал варежкой малиновое лицо и хвастливо басил:
– А я этому ка-ак дам!
Алеша смотрел на его надутые щеки, толстые, побагровевшие руки, от которых валил пар, и с тайным уважением думал: «А все-таки хорошо, что «Тумба» с нашего двора. С ним не пропадешь».
Игра кончилась поздно. Продрогшие и измученные ребята стояли в толпе у северных ворот, ожидая, когда выедет автобус с победителями. Потом некоторое время бежали за автобусом. На один миг, как видение, мелькнул в окне Дуганов – в пыжиковой шапке, в очень красивом светло-коричневом пальто цвета шоколадного мороженого.
Дуганов смотрел прямо перед собой суровым геройским взглядом. Кто-то из ребят успел постучать в окно, но Дуганов не оглянулся.
Потухли прожекторы на высоких мачтах. По темной улице к троллейбусам, метро и трамваям бежали люди. Все бежали, чтобы согреться. И Алеша тоже бежал, размахивая окоченевшими руками. Он знал, что дома ждет взбучка от матери («Опять хоккей! Опять ноги мокрые!), и его бил озноб от холода, пережитого волнения и страха перед взбучкой, но сердце его ликовало.
* * *
Снежным комом катилась зима.
Москва ежилась от морозов, звенела гололедью и сыро дымилась от внезапных оттепелей, а хоккейный сезон шел своим чередом.
Однажды, возвращаясь из школы домой, Алеша вбежал во двор – и замер. Возле подъезда стоял человек в пыжиковой шапке и в коротком пальто цвета шоколадного мороженого.
– Паренек, где тут квартира тридцать два?
Разинув рот, Алеша смотрел в лицо, знакомое по сотням фотографий. Вблизи великий человек вовсе не выглядел громадным. Он был обыкновенного роста, очень молодой и стройный и похож на стилягу. К тому же он сосал конфету.
– Здесь... – сказал Алеша и беспомощно оглянулся: двор был совершенно пуст.
– На каком этаже?
– На пятом.
Это была квартира, соседняя с Алешиной. Дуганов вошел в подъезд, Алеша – за ним. Они вместе вошли в лифт, и Дуганов нажал кнопку.
Алеша стоял опустив голову, не осмеливаясь поднять глаза выше нижней пуговицы шоколадного пальто. Сердце его колотилось. Молча они доехали до пятого этажа и вместе вышли на площадку.
– И ты сюда? – спросил Дуганов.
– Нет, я сюда! – пролепетал Алеша.
Вероятно, у него было очень странное лицо, потому что бабушка испуганно крикнула:
– Что случилось?!
– Дуганов пришел! Он на лестнице! Тише! – зашептал Алеша и, бросив портфель на пол, приник к щели «Для писем и газет». Бабушка начала переспрашивать: «Кто? Что?» Алеша яростно прошептал, что все объяснит потом. Конечно, ни о каком обеде не могло быть и речи. Алеша вынес на площадку лыжи и принялся натирать их мазью. Он натирал лыжи примерно час. Наконец из тридцать второй квартиры вышла Майка Сорокина в своем курчавом меховом пальто и малюсенькой шляпке, и за нею – Дуганов.
Майка была высокая и худая, волосы у нее были черные, глаза зеленые, а голос очень пронзительный. Когда она дома смеялась, было слышно через площадку. Майка училась в институте, но Алеша по-прежнему называл ее Майкой и считал девчонкой, потому что еще в прошлом году она училась с ним в одной школе.
А сейчас Дуганов держал ее под руку, как какую-нибудь артистку. Они прошли мимо, даже не взглянув на Алешку, который изо всех сил натирал лыжи. Дуганов что-то рассказывал, а Майка смеялась. Но не очень громко.
Вечером поразительную новость Алеша сообщил ребятам. Ему никто не поверил. Чтобы Дуганов просто так, за здорово живешь, пришел к Майке Сорокиной? Не может быть! Чепуха! Во-первых, у него своя машина и он пешком не ходит, сказал один. Во-вторых, он женатый, сказал другой, и живет на Первой Мещанской. Третий заявил, что «Дуган» живет вовсе не на Мещанской, а на Соколе. Ему это известно точно, потому что ему говорил один парень из первой детской команды. Но у сторонника Мещанской тоже нашелся «один парень» – из второй юношеской. Между знатоками разгорелся бешеный спор, посыпались взаимные оскорбления, и дело кончилось потасовкой.
Вскоре один из спорщиков встретил Майку на улице и спросил напрямик: где живет Эдик Дуганов? Майка ужасно покраснела, сказала: «Дурак ненормальный!» – и ушла.
Но даже после этого никто не хотел верить Алешиной новости. И только через три дня явилось подтверждение: среди бела дня, на глазах у всех Дуганов и Майка вышли из подъезда и сели в такси. Потом Алеша стал часто видеть, как они встречаются во дворе или на улице перед домом. Он сделался невольным шпионом этих встреч. Его мучили любопытство, и ревность, и робость, и гнетущее сознание собственного ничтожества. По-видимому, он испытывал первые муки неразделенной любви.
Он вертелся вблизи молодых людей, когда вечером они стояли в подъезде. Услышав стук лифта на своем этаже, он бросался к двери, надеясь увидеть Дуганова. Иногда Дуганов обменивался с Алешей двумя-тремя словами («Как учишься, ничего? Ну, молодец!.. А как тебя звать-то?») и даже угощал Алешу ирисками, а иногда проходил мимо Алеши, не узнавая его и даже как будто не видя. И Алешу бросало то в жар, то в холод.
Когда Алеша приходил на каток, ребята кидались к нему с расспросами:
– Видел «Дугана»? Что он говорит?
Им казалось, что они разговаривают запросто: еще бы, ездят в одном лифте! Алеша откашливался, отвечал солидно:
– Видел, конечно. Вчера вечером. Меня как раз мать в аптеку послала... Возвращаюсь – они в подъезде стоят, целуются. Я поздоровался...
Это никого не интересовало.
– А когда чехи играют?
– Какой состав, неизвестно?
Тут уж приходилось фантазировать:
– «Дуган» сказал: выиграем законно. Состав, значит, примерно такой...
Один «Тумба» не мог простить Алеше этой неожиданной популярности. Во время игры он со злобным упорством преследовал его, сбивая с ног и вообще пытался всячески унизить как игрока. Толкнет в спину, даст подножку да еще насмехается:
– Силовая борьба! А если слаб в коленках, не лезь на каток.
Как раз в коленках «Тумба» был слабее Алеши; толстый, нескладный, он держался на коньках неуверенно и не умел кататься задом. Зато в «куче-мале» он был королем. Однажды во время свалки на льду вблизи катка появился Дуганов: Алешка первый заметил его и закричал издали:
– Дядя Эдик, вот объясните нам!..
– «Дя-дя Э-эдик!» – передразнил «Тумба» гнусавым басом. – Какой племянничек выискался.
1 2 3 4
Сидя на скамейке и вытряхивая снег из валенок, переговаривались возбужденно:
– А эти-то, из дома двенадцать...
– Колька Седой за них был...
– А пацанов набежало! Штук сто!
Все были очень горды победой. «Тумба» отфыркивался, вытирал варежкой малиновое лицо и хвастливо басил:
– А я этому ка-ак дам!
Алеша смотрел на его надутые щеки, толстые, побагровевшие руки, от которых валил пар, и с тайным уважением думал: «А все-таки хорошо, что «Тумба» с нашего двора. С ним не пропадешь».
Игра кончилась поздно. Продрогшие и измученные ребята стояли в толпе у северных ворот, ожидая, когда выедет автобус с победителями. Потом некоторое время бежали за автобусом. На один миг, как видение, мелькнул в окне Дуганов – в пыжиковой шапке, в очень красивом светло-коричневом пальто цвета шоколадного мороженого.
Дуганов смотрел прямо перед собой суровым геройским взглядом. Кто-то из ребят успел постучать в окно, но Дуганов не оглянулся.
Потухли прожекторы на высоких мачтах. По темной улице к троллейбусам, метро и трамваям бежали люди. Все бежали, чтобы согреться. И Алеша тоже бежал, размахивая окоченевшими руками. Он знал, что дома ждет взбучка от матери («Опять хоккей! Опять ноги мокрые!), и его бил озноб от холода, пережитого волнения и страха перед взбучкой, но сердце его ликовало.
* * *
Снежным комом катилась зима.
Москва ежилась от морозов, звенела гололедью и сыро дымилась от внезапных оттепелей, а хоккейный сезон шел своим чередом.
Однажды, возвращаясь из школы домой, Алеша вбежал во двор – и замер. Возле подъезда стоял человек в пыжиковой шапке и в коротком пальто цвета шоколадного мороженого.
– Паренек, где тут квартира тридцать два?
Разинув рот, Алеша смотрел в лицо, знакомое по сотням фотографий. Вблизи великий человек вовсе не выглядел громадным. Он был обыкновенного роста, очень молодой и стройный и похож на стилягу. К тому же он сосал конфету.
– Здесь... – сказал Алеша и беспомощно оглянулся: двор был совершенно пуст.
– На каком этаже?
– На пятом.
Это была квартира, соседняя с Алешиной. Дуганов вошел в подъезд, Алеша – за ним. Они вместе вошли в лифт, и Дуганов нажал кнопку.
Алеша стоял опустив голову, не осмеливаясь поднять глаза выше нижней пуговицы шоколадного пальто. Сердце его колотилось. Молча они доехали до пятого этажа и вместе вышли на площадку.
– И ты сюда? – спросил Дуганов.
– Нет, я сюда! – пролепетал Алеша.
Вероятно, у него было очень странное лицо, потому что бабушка испуганно крикнула:
– Что случилось?!
– Дуганов пришел! Он на лестнице! Тише! – зашептал Алеша и, бросив портфель на пол, приник к щели «Для писем и газет». Бабушка начала переспрашивать: «Кто? Что?» Алеша яростно прошептал, что все объяснит потом. Конечно, ни о каком обеде не могло быть и речи. Алеша вынес на площадку лыжи и принялся натирать их мазью. Он натирал лыжи примерно час. Наконец из тридцать второй квартиры вышла Майка Сорокина в своем курчавом меховом пальто и малюсенькой шляпке, и за нею – Дуганов.
Майка была высокая и худая, волосы у нее были черные, глаза зеленые, а голос очень пронзительный. Когда она дома смеялась, было слышно через площадку. Майка училась в институте, но Алеша по-прежнему называл ее Майкой и считал девчонкой, потому что еще в прошлом году она училась с ним в одной школе.
А сейчас Дуганов держал ее под руку, как какую-нибудь артистку. Они прошли мимо, даже не взглянув на Алешку, который изо всех сил натирал лыжи. Дуганов что-то рассказывал, а Майка смеялась. Но не очень громко.
Вечером поразительную новость Алеша сообщил ребятам. Ему никто не поверил. Чтобы Дуганов просто так, за здорово живешь, пришел к Майке Сорокиной? Не может быть! Чепуха! Во-первых, у него своя машина и он пешком не ходит, сказал один. Во-вторых, он женатый, сказал другой, и живет на Первой Мещанской. Третий заявил, что «Дуган» живет вовсе не на Мещанской, а на Соколе. Ему это известно точно, потому что ему говорил один парень из первой детской команды. Но у сторонника Мещанской тоже нашелся «один парень» – из второй юношеской. Между знатоками разгорелся бешеный спор, посыпались взаимные оскорбления, и дело кончилось потасовкой.
Вскоре один из спорщиков встретил Майку на улице и спросил напрямик: где живет Эдик Дуганов? Майка ужасно покраснела, сказала: «Дурак ненормальный!» – и ушла.
Но даже после этого никто не хотел верить Алешиной новости. И только через три дня явилось подтверждение: среди бела дня, на глазах у всех Дуганов и Майка вышли из подъезда и сели в такси. Потом Алеша стал часто видеть, как они встречаются во дворе или на улице перед домом. Он сделался невольным шпионом этих встреч. Его мучили любопытство, и ревность, и робость, и гнетущее сознание собственного ничтожества. По-видимому, он испытывал первые муки неразделенной любви.
Он вертелся вблизи молодых людей, когда вечером они стояли в подъезде. Услышав стук лифта на своем этаже, он бросался к двери, надеясь увидеть Дуганова. Иногда Дуганов обменивался с Алешей двумя-тремя словами («Как учишься, ничего? Ну, молодец!.. А как тебя звать-то?») и даже угощал Алешу ирисками, а иногда проходил мимо Алеши, не узнавая его и даже как будто не видя. И Алешу бросало то в жар, то в холод.
Когда Алеша приходил на каток, ребята кидались к нему с расспросами:
– Видел «Дугана»? Что он говорит?
Им казалось, что они разговаривают запросто: еще бы, ездят в одном лифте! Алеша откашливался, отвечал солидно:
– Видел, конечно. Вчера вечером. Меня как раз мать в аптеку послала... Возвращаюсь – они в подъезде стоят, целуются. Я поздоровался...
Это никого не интересовало.
– А когда чехи играют?
– Какой состав, неизвестно?
Тут уж приходилось фантазировать:
– «Дуган» сказал: выиграем законно. Состав, значит, примерно такой...
Один «Тумба» не мог простить Алеше этой неожиданной популярности. Во время игры он со злобным упорством преследовал его, сбивая с ног и вообще пытался всячески унизить как игрока. Толкнет в спину, даст подножку да еще насмехается:
– Силовая борьба! А если слаб в коленках, не лезь на каток.
Как раз в коленках «Тумба» был слабее Алеши; толстый, нескладный, он держался на коньках неуверенно и не умел кататься задом. Зато в «куче-мале» он был королем. Однажды во время свалки на льду вблизи катка появился Дуганов: Алешка первый заметил его и закричал издали:
– Дядя Эдик, вот объясните нам!..
– «Дя-дя Э-эдик!» – передразнил «Тумба» гнусавым басом. – Какой племянничек выискался.
1 2 3 4