Если ваши вопросы обусловлены не простым любопытством и предложение помощи мне следует рассматривать как нечто большее, нежели вежливые слова, то я прошу вас спросить Главного психолога о том, каковы детали назначенного мне лечения, и о том, каковы на сегодняшний день успехи.
– Ты что, сбрендил? – резко перейдя на «ты», воскликнула кельгианка, и ее серебристая шерсть вдруг вздыбилась иголочками. – Чтобы я задала О'Маре такой вопрос? Да он бы меня общипал по клочку!
– И, пожалуй, – добавила Ча Трат, когда Тарзедт ушла, – без обезболивания.
Как раз в это время из доставочного ящика стола, под аккомпанемент довольно-таки звучного сигнала, который заглушил остроту соммарадванки, выехали подносы с едой.
– Так вот что, оказывается, едят тарлане!.. – выдавил Брейтвейт и с этого мгновения старался не смотреть на тарелку Лиорена.
Несмотря на то, что землянин и для разговора, и для поглощения пищи пользовался одним и тем же отверстием, во время обеда он непрерывно болтал с Ча Трат. При этом они оба делали в разговоре довольно продолжительные паузы – видимо, для того чтобы Лиорен мог подключиться к беседе. Явно, они оба старались изо всех сил создать у Лиорена хорошее настроение и отвлечь его внимание от ближайших столиков. Ведь все, сидевшие неподалеку, не сводили глаз с тарланина. Что означало «отвлечь внимание Лиорена»? Это означало, что он должен был перестать смотреть всеми своими глазами во всех направлениях. К тому же Лиорен прекрасно догадывался, что с ним проводят совершенно неприкрытую психотерапию.
Он знал, что и Ча Трат, и Брейтвейт все о нем известно, но они почему-то пытались заставить его повторять какие-то сведения о себе вербально – выуживали у него, что он чувствует сам по себе и в отношении окружающих. При этом они обменивались информацией, которая Лиорену представлялась крайне конфиденциальной и сугубо личной. Они рассказывали друг другу о себе, о своем прошлом, о своем личном отношении к отделению, к О'Маре, к другим сотрудникам госпиталя, с которыми имели как приятные, так и неприятные контакты, – и все это в надежде на то, что Лиорен вступит в беседу. А Лиорен слушал их с большим интересом, но сам ничего не рассказывал – только отвечал на прямо поставленные вопросы Ча Трат и Брейтвейта или тех сотрудников, которые время от времени подходили к их столику.
На бесхитростные вопросы серебристых кельгиан Лиорен отвечал просто и прямо. Худларианину – застенчивому шестиногому гиганту, только что обрызгавшему себя слоем питательного аэрозоля и имевшему небольшую наклейку, изобличавшую стажера-старшекурсника, – Лиорен ответил вежливой благодарностью за добрые пожелания. Он также поблагодарил землянина по имени Тимминс – в форме Корпуса Мониторов и с нашивками эксплуатационного отдела. Тимминс интересовался, удобно ли разместился тарланин в отведенном ему помещении, где эксплуатационники очень старались воспроизвести естественную тарланскую среду. Кроме того, Тимминс попросил Лиорена в случае чего обращаться к нему с любыми просьбами касательно бытовых проблем. Ненадолго остановился у столика и мельфианин с золотым шевроном Старшего врача, нашитым на повязку, красовавшуюся на одной из крабьих клешней. Мельфианин сказал, что страшно рад видеть Лиорена в столовой, что давно мечтал побеседовать с тарланином, но, увы, сейчас торопится в хирургическую палату для ЭЛНТ. Лиорен ответил, что в будущем намерен регулярно посещать столовую и также надеется, что у них будет возможность поговорить.
Похоже, этот его ответ очень порадовал Брейтвейта и Ча Трат. Когда мельфианин ушел, они тут же возобновили разговор между собой, но Лиорен упорно не желал пользоваться заботливо оставляемыми для него паузами. Если бы он сейчас заговорил, то был бы вынужден сказать, что, видимо, обреченный на жизнь за то чудовищное преступление, которое он совершил, он вынужден теперь все время терпеть их – землянина и соммарадванку – в качестве части наказания и в виде напоминания о содеянном.
Лиорену показалось, что они такому заявлению не обрадуются.
Как понял Лиорен, сотрудники Отделения Психологии могли ходить по госпиталю совершенно свободно, разговаривать с кем угодно и задавать любые вопросы – лишь бы не отвлекать никого от работы. Обращаться можно было буквально ко всем – от самой младшей медсестры и скромного техника-эксплуатационника до самих почти богоподобных диагностов. Неудивительно, что из-за привычки лезть в чужую личную жизнь у психологов было так мало друзей. Удивительно было другое: как производился прием на работу этих психологов-универсалов и каково было их образование, да и было ли оно у них?
О'Мара пришел в Главный Госпиталь Сектора вскоре после того, как уволился с должности инженера-конструктора. За ту работу, которую он провел с первыми сотрудниками госпиталя и пациентами, его тут же повысили в звании – он стал майором и получил пост Главного психолога. Но что это была за работа, узнать теперь не представлялось возможным, хотя и ходили упорные слухи, что некогда О'Мара без посторонней помощи выкормил и вынянчил осиротевшего малютку-худларианина, не пользуясь при этом ни подъемным оборудованием, ни транслятором. Лиорен счел эти слухи совершенно беспочвенными, такое казалось ему уж слишком невероятным.
Судя по словам, произнесенным и непроизнесенным, карьера лейтенанта Брейтвейта началась в отделе Корпуса Мониторов по Связям и Культурным Контактам. Там он подавал большие надежды, и, вероятно, из-за этого его не очень жаловали коллеги. Он был энергичен, предан делу, самоотвержен и догадлив. Независимо от того, подводила Брейтвейта интуиция или нет, результаты его догадок почему-то всегда очень не нравились начальству. Пытаясь осуществить первый контакт на Керане, Брейтвейт обманул консервативно настроенных жрецов, что привело к религиозному бунту, охватившему целый город, в результате чего многие керанцы были убиты и ранены. За это Брейтвейт получил взыскание и впоследствии неоднократно понижался в должности, причем любая работа не устраивала его ровно настолько же, насколько он сам не устраивал ни одного начальника. Так продолжалось до прихода Брейтвейта в Главный Госпиталь Сектора. Некоторое время он поработал в подразделении внутренней связи эксплуатационного отдела, где пытался – и не раз – переписать и усовершенствовать программу многовидового транслятора. Эти попытки закончились тем, что в один прекрасный день отключился главный компьютер – сотрудникам и больным ничего не оставалось делать, как только в течение нескольких часов лаять, урчать и верещать друг на друга. Полковник Скемптон и слушать не желал о том, чего хотел добиться Брейтвейт своим усовершенствованием, – так он был зол на лейтенанта за вызванную им суматоху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Ты что, сбрендил? – резко перейдя на «ты», воскликнула кельгианка, и ее серебристая шерсть вдруг вздыбилась иголочками. – Чтобы я задала О'Маре такой вопрос? Да он бы меня общипал по клочку!
– И, пожалуй, – добавила Ча Трат, когда Тарзедт ушла, – без обезболивания.
Как раз в это время из доставочного ящика стола, под аккомпанемент довольно-таки звучного сигнала, который заглушил остроту соммарадванки, выехали подносы с едой.
– Так вот что, оказывается, едят тарлане!.. – выдавил Брейтвейт и с этого мгновения старался не смотреть на тарелку Лиорена.
Несмотря на то, что землянин и для разговора, и для поглощения пищи пользовался одним и тем же отверстием, во время обеда он непрерывно болтал с Ча Трат. При этом они оба делали в разговоре довольно продолжительные паузы – видимо, для того чтобы Лиорен мог подключиться к беседе. Явно, они оба старались изо всех сил создать у Лиорена хорошее настроение и отвлечь его внимание от ближайших столиков. Ведь все, сидевшие неподалеку, не сводили глаз с тарланина. Что означало «отвлечь внимание Лиорена»? Это означало, что он должен был перестать смотреть всеми своими глазами во всех направлениях. К тому же Лиорен прекрасно догадывался, что с ним проводят совершенно неприкрытую психотерапию.
Он знал, что и Ча Трат, и Брейтвейт все о нем известно, но они почему-то пытались заставить его повторять какие-то сведения о себе вербально – выуживали у него, что он чувствует сам по себе и в отношении окружающих. При этом они обменивались информацией, которая Лиорену представлялась крайне конфиденциальной и сугубо личной. Они рассказывали друг другу о себе, о своем прошлом, о своем личном отношении к отделению, к О'Маре, к другим сотрудникам госпиталя, с которыми имели как приятные, так и неприятные контакты, – и все это в надежде на то, что Лиорен вступит в беседу. А Лиорен слушал их с большим интересом, но сам ничего не рассказывал – только отвечал на прямо поставленные вопросы Ча Трат и Брейтвейта или тех сотрудников, которые время от времени подходили к их столику.
На бесхитростные вопросы серебристых кельгиан Лиорен отвечал просто и прямо. Худларианину – застенчивому шестиногому гиганту, только что обрызгавшему себя слоем питательного аэрозоля и имевшему небольшую наклейку, изобличавшую стажера-старшекурсника, – Лиорен ответил вежливой благодарностью за добрые пожелания. Он также поблагодарил землянина по имени Тимминс – в форме Корпуса Мониторов и с нашивками эксплуатационного отдела. Тимминс интересовался, удобно ли разместился тарланин в отведенном ему помещении, где эксплуатационники очень старались воспроизвести естественную тарланскую среду. Кроме того, Тимминс попросил Лиорена в случае чего обращаться к нему с любыми просьбами касательно бытовых проблем. Ненадолго остановился у столика и мельфианин с золотым шевроном Старшего врача, нашитым на повязку, красовавшуюся на одной из крабьих клешней. Мельфианин сказал, что страшно рад видеть Лиорена в столовой, что давно мечтал побеседовать с тарланином, но, увы, сейчас торопится в хирургическую палату для ЭЛНТ. Лиорен ответил, что в будущем намерен регулярно посещать столовую и также надеется, что у них будет возможность поговорить.
Похоже, этот его ответ очень порадовал Брейтвейта и Ча Трат. Когда мельфианин ушел, они тут же возобновили разговор между собой, но Лиорен упорно не желал пользоваться заботливо оставляемыми для него паузами. Если бы он сейчас заговорил, то был бы вынужден сказать, что, видимо, обреченный на жизнь за то чудовищное преступление, которое он совершил, он вынужден теперь все время терпеть их – землянина и соммарадванку – в качестве части наказания и в виде напоминания о содеянном.
Лиорену показалось, что они такому заявлению не обрадуются.
Как понял Лиорен, сотрудники Отделения Психологии могли ходить по госпиталю совершенно свободно, разговаривать с кем угодно и задавать любые вопросы – лишь бы не отвлекать никого от работы. Обращаться можно было буквально ко всем – от самой младшей медсестры и скромного техника-эксплуатационника до самих почти богоподобных диагностов. Неудивительно, что из-за привычки лезть в чужую личную жизнь у психологов было так мало друзей. Удивительно было другое: как производился прием на работу этих психологов-универсалов и каково было их образование, да и было ли оно у них?
О'Мара пришел в Главный Госпиталь Сектора вскоре после того, как уволился с должности инженера-конструктора. За ту работу, которую он провел с первыми сотрудниками госпиталя и пациентами, его тут же повысили в звании – он стал майором и получил пост Главного психолога. Но что это была за работа, узнать теперь не представлялось возможным, хотя и ходили упорные слухи, что некогда О'Мара без посторонней помощи выкормил и вынянчил осиротевшего малютку-худларианина, не пользуясь при этом ни подъемным оборудованием, ни транслятором. Лиорен счел эти слухи совершенно беспочвенными, такое казалось ему уж слишком невероятным.
Судя по словам, произнесенным и непроизнесенным, карьера лейтенанта Брейтвейта началась в отделе Корпуса Мониторов по Связям и Культурным Контактам. Там он подавал большие надежды, и, вероятно, из-за этого его не очень жаловали коллеги. Он был энергичен, предан делу, самоотвержен и догадлив. Независимо от того, подводила Брейтвейта интуиция или нет, результаты его догадок почему-то всегда очень не нравились начальству. Пытаясь осуществить первый контакт на Керане, Брейтвейт обманул консервативно настроенных жрецов, что привело к религиозному бунту, охватившему целый город, в результате чего многие керанцы были убиты и ранены. За это Брейтвейт получил взыскание и впоследствии неоднократно понижался в должности, причем любая работа не устраивала его ровно настолько же, насколько он сам не устраивал ни одного начальника. Так продолжалось до прихода Брейтвейта в Главный Госпиталь Сектора. Некоторое время он поработал в подразделении внутренней связи эксплуатационного отдела, где пытался – и не раз – переписать и усовершенствовать программу многовидового транслятора. Эти попытки закончились тем, что в один прекрасный день отключился главный компьютер – сотрудникам и больным ничего не оставалось делать, как только в течение нескольких часов лаять, урчать и верещать друг на друга. Полковник Скемптон и слушать не желал о том, чего хотел добиться Брейтвейт своим усовершенствованием, – так он был зол на лейтенанта за вызванную им суматоху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79