Это была восхитительная картина, потому что, как вы можете представить себе, мистер Хупдрайвер танцевал необыкновенно хорошо. Или же в магазине — ослепительное видение в дверях, и вот уже ее с поклоном подводят к прилавку с бумажными тканями. И он, нагнувшись над прилавком и понизив голос, как будто расхваливая покупательнице свои товары, скажет: «Я не забыл того утра на Портсмутской дороге» — и еще тише добавит: «Я никогда его не забуду».
В Норсчепеле мистер Хупдрайвер взглянул на каргу и задумался, размышляя, куда двинуться дальше. Подходящим местом для отдыха мог быть Петуорс или Палборо; Мидхерст был вроде бы слишком близко, а любое место за холмами — слишком далеко; итак, он покатил к Петуорсу, то и дело останавливаясь и слезая, собирал полевые цветы, удивляясь, почему у них нет названий, ибо он никогда их не слышал, и выбрасывал их потихоньку при виде прохожего — короче говоря, «бездельничал вовсю». У живых изгородей росла сиреневая повилика, таволга, жимолость, поздняя ежевика, но шиповник уже отцвел; а то вдруг попадались зеленые и красные ягоды черной смородины, куриная слепота и одуванчики, а потом — белые свечки крапивы, ломонос, вьющийся помаренник, разные цветущие травы, белые лихнисы и кукушкин цвет. Поле пшеницы пестрело маками, ярко-красными и лиловыми, а кое-где появлялись и васильки. На тропинках ветви деревьев переплетались над его головой, а в живых изгородях по сторонам виднелись застрявшие пучки сена. На одной из дорог он с опасностью для жизни проехал сквозь стадо угрюмых бурых волов. То тут, то там виднелись маленькие домики и живописные пивные с яркими синими и малиновыми вывесками, а потом — большой луг и церковь, а возле нее еще с сотню домиков. Наконец на пути ему попался ручей с каменистым дном — он вытекал из зарослей камыша, вербейника и незабудок под купой деревьев и журча пересекал дорогу; здесь мистер Хупдрайвер слез с велосипеда, мечтая поскорее скинуть ботинки и носки, теперь совсем посеревшие от пыли, и погрузить свои тощие ноги в весело журчащую воду; но вместо этого он уселся, как и подобает настоящему мужчине, и закурил сигарету — из опасения, как бы перед ним не возникла во всем своем блеске Юная Леди в Сером. Ибо Юная Леди в Сером незримо присутствовала во всем: в цветах, в его радости и ликовании. Знакомство с нею по-особому окрашивало этот второй день его отпуска, такой непохожий на первый, вносило привкус ожидания, тревоги, даже грусти, неотступно преследовавшей его.
Только поздно вечером мистер Хупдрайвер вдруг живо пожалел, что сбежал от тех двоих. Он успел проголодаться, а это обстоятельство странным образом действует на эмоциональную окраску наших мыслей. Хупдрайвер внезапно понял, что мужчина был гнусный негодяй, а девушка — девушка попала в какую-то большую беду. И он вместо того, чтобы помочь ей, поддался первому побуждению и скрылся. Этот новый взгляд на вещи ужасно его расстроил. Чего только не могло теперь с ней случиться! Ему снова вспомнились ее слезы. Конечно, он обязан был, заметив, что с ней что-то неладно, не терять ее из виду.
Он поехал быстрее, чтобы спастись от укоров совести, запутался в лабиринте дорог, и, когда уже начало темнеть, оказался не в Петуорсе, а в Изборне, в миле от Мидхерста. «Я хочу есть, — подумал мистер Хупдрайвер, выяснив у лесника в Изборне, куда он попал. — До Мидхерста — миля, а до Петуорса — пять! Нет уж, спасибо, еду в Мидхерст».
Он въехал в Мидхерст по мосту около, мельницы и покатил вверх по Северной улице; здесь внимание его привлекло крохотное заведеньице, весело манившее посетителей веселой вывеской с изображением чайника и такими соблазнами, как пачки табака, сласти и детские игрушки в окне. Чистенькая старушка с живыми глазами приветствовала его, и вскоре он уже сидел за обильным ужином из сосисок и чая и перелистывал прислоненную к чайнику книгу для посетителей, полную острот и комплиментов старенькой леди в стихах и в прозе. Некоторые остроты были очень удачны, и рифмы прекрасно звучали, даже когда рот ваш набит сосисками. У мистера Хупдрайвера родилась идея нарисовать «что-нибудь», ибо он успел уже составить мнение о старушке. Он вообразил, как она откроет книгу и обнаружит его рисунок. «Боже милостивый! Видно, это был художник из „Панча“!» — воскликнет она. В комнате, где он сидел, была ниша, отгороженная занавеской, и комод, ибо вскоре ей предстояло стать его спальней; ту часть ее, которая отведена была для дневного времяпрепровождения, украшали вставленные в рамку дипломы местного клуба, книги с позолоченными корешками, портреты, а также чехлы для чайников и прочие очаровательные рукоделия из шерсти. Это была в самом деле очень уютная комната. Из окна в свинцовом косом переплете виднелся угол дома священника и красивый темный силуэт холма на фоне гаснущего неба. Покончив с сосисками, мистер Хупдрайвер закурил «Копченую селедку» и с важным видом вышел на погруженную в сумерки улицу. Синие тени лежали на этой улице, обрамленной темными кирпичными домиками, лишь кое-где ярко желтело окно, да от вывески у аптеки на дорогу падали полосы зеленого и красного света.
11. Интермедия
А теперь оставим на время мистера Хупдрайвера посреди темной Северной улицы в Мидхерсте и вернемся к той паре, что стояла у железнодорожного моста между Милфордом и Хэзлмиром. Она была яркая брюнетка лет восемнадцати, с блестящими глазами и тонким лицом, которое от малейшего пустяка заливал румянец. Глаза ее блестели сейчас особенно ярко из-за слез. Мужчине, светлому блондину с довольно длинным носом, нависавшим над льняными усами, с бледно-голубыми глазами и очень прямо посаженной, даже слегка запрокинутой головой, было года 33—34. Он стоял, широко расставив ноги и подбоченившись, с видом, одновременно агрессивным и вызывающим. Они проследили глазами за Хупдрайвером, пока он не скрылся из виду. Неожиданное появление его остановило поток ее слез. Мужчина, покручивая свои пышные усы, спокойно смотрел на девушку. Она стояла, отвернувшись, ни за что не желая заговаривать первой.
— Ваше поведение, — сказал он наконец, — привлекает внимание.
Она повернулась к нему, глаза ее и щеки пылали, руки были крепко сжаты.
— Отъявленный мерзавец — вот вы кто! — произнесла она, задыхаясь, и топнула ножкой.
— Отъявленный мерзавец?! Девчонка моя! Вполне возможно… Но кто не станет мерзавцем ради вас?
— «Девочка моя»! Да как вы смеете со мной так разговаривать? Вы…
— Я готов сделать что угодно…
— О!..
Наступила короткая пауза. Она в упор смотрела на него, глаза ее горели гневом и презрением, и он под этим взглядом, наверно, слегка покраснел. Но он погладил свои усы и усилием воли постарался сохранить цинично-спокойный вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
В Норсчепеле мистер Хупдрайвер взглянул на каргу и задумался, размышляя, куда двинуться дальше. Подходящим местом для отдыха мог быть Петуорс или Палборо; Мидхерст был вроде бы слишком близко, а любое место за холмами — слишком далеко; итак, он покатил к Петуорсу, то и дело останавливаясь и слезая, собирал полевые цветы, удивляясь, почему у них нет названий, ибо он никогда их не слышал, и выбрасывал их потихоньку при виде прохожего — короче говоря, «бездельничал вовсю». У живых изгородей росла сиреневая повилика, таволга, жимолость, поздняя ежевика, но шиповник уже отцвел; а то вдруг попадались зеленые и красные ягоды черной смородины, куриная слепота и одуванчики, а потом — белые свечки крапивы, ломонос, вьющийся помаренник, разные цветущие травы, белые лихнисы и кукушкин цвет. Поле пшеницы пестрело маками, ярко-красными и лиловыми, а кое-где появлялись и васильки. На тропинках ветви деревьев переплетались над его головой, а в живых изгородях по сторонам виднелись застрявшие пучки сена. На одной из дорог он с опасностью для жизни проехал сквозь стадо угрюмых бурых волов. То тут, то там виднелись маленькие домики и живописные пивные с яркими синими и малиновыми вывесками, а потом — большой луг и церковь, а возле нее еще с сотню домиков. Наконец на пути ему попался ручей с каменистым дном — он вытекал из зарослей камыша, вербейника и незабудок под купой деревьев и журча пересекал дорогу; здесь мистер Хупдрайвер слез с велосипеда, мечтая поскорее скинуть ботинки и носки, теперь совсем посеревшие от пыли, и погрузить свои тощие ноги в весело журчащую воду; но вместо этого он уселся, как и подобает настоящему мужчине, и закурил сигарету — из опасения, как бы перед ним не возникла во всем своем блеске Юная Леди в Сером. Ибо Юная Леди в Сером незримо присутствовала во всем: в цветах, в его радости и ликовании. Знакомство с нею по-особому окрашивало этот второй день его отпуска, такой непохожий на первый, вносило привкус ожидания, тревоги, даже грусти, неотступно преследовавшей его.
Только поздно вечером мистер Хупдрайвер вдруг живо пожалел, что сбежал от тех двоих. Он успел проголодаться, а это обстоятельство странным образом действует на эмоциональную окраску наших мыслей. Хупдрайвер внезапно понял, что мужчина был гнусный негодяй, а девушка — девушка попала в какую-то большую беду. И он вместо того, чтобы помочь ей, поддался первому побуждению и скрылся. Этот новый взгляд на вещи ужасно его расстроил. Чего только не могло теперь с ней случиться! Ему снова вспомнились ее слезы. Конечно, он обязан был, заметив, что с ней что-то неладно, не терять ее из виду.
Он поехал быстрее, чтобы спастись от укоров совести, запутался в лабиринте дорог, и, когда уже начало темнеть, оказался не в Петуорсе, а в Изборне, в миле от Мидхерста. «Я хочу есть, — подумал мистер Хупдрайвер, выяснив у лесника в Изборне, куда он попал. — До Мидхерста — миля, а до Петуорса — пять! Нет уж, спасибо, еду в Мидхерст».
Он въехал в Мидхерст по мосту около, мельницы и покатил вверх по Северной улице; здесь внимание его привлекло крохотное заведеньице, весело манившее посетителей веселой вывеской с изображением чайника и такими соблазнами, как пачки табака, сласти и детские игрушки в окне. Чистенькая старушка с живыми глазами приветствовала его, и вскоре он уже сидел за обильным ужином из сосисок и чая и перелистывал прислоненную к чайнику книгу для посетителей, полную острот и комплиментов старенькой леди в стихах и в прозе. Некоторые остроты были очень удачны, и рифмы прекрасно звучали, даже когда рот ваш набит сосисками. У мистера Хупдрайвера родилась идея нарисовать «что-нибудь», ибо он успел уже составить мнение о старушке. Он вообразил, как она откроет книгу и обнаружит его рисунок. «Боже милостивый! Видно, это был художник из „Панча“!» — воскликнет она. В комнате, где он сидел, была ниша, отгороженная занавеской, и комод, ибо вскоре ей предстояло стать его спальней; ту часть ее, которая отведена была для дневного времяпрепровождения, украшали вставленные в рамку дипломы местного клуба, книги с позолоченными корешками, портреты, а также чехлы для чайников и прочие очаровательные рукоделия из шерсти. Это была в самом деле очень уютная комната. Из окна в свинцовом косом переплете виднелся угол дома священника и красивый темный силуэт холма на фоне гаснущего неба. Покончив с сосисками, мистер Хупдрайвер закурил «Копченую селедку» и с важным видом вышел на погруженную в сумерки улицу. Синие тени лежали на этой улице, обрамленной темными кирпичными домиками, лишь кое-где ярко желтело окно, да от вывески у аптеки на дорогу падали полосы зеленого и красного света.
11. Интермедия
А теперь оставим на время мистера Хупдрайвера посреди темной Северной улицы в Мидхерсте и вернемся к той паре, что стояла у железнодорожного моста между Милфордом и Хэзлмиром. Она была яркая брюнетка лет восемнадцати, с блестящими глазами и тонким лицом, которое от малейшего пустяка заливал румянец. Глаза ее блестели сейчас особенно ярко из-за слез. Мужчине, светлому блондину с довольно длинным носом, нависавшим над льняными усами, с бледно-голубыми глазами и очень прямо посаженной, даже слегка запрокинутой головой, было года 33—34. Он стоял, широко расставив ноги и подбоченившись, с видом, одновременно агрессивным и вызывающим. Они проследили глазами за Хупдрайвером, пока он не скрылся из виду. Неожиданное появление его остановило поток ее слез. Мужчина, покручивая свои пышные усы, спокойно смотрел на девушку. Она стояла, отвернувшись, ни за что не желая заговаривать первой.
— Ваше поведение, — сказал он наконец, — привлекает внимание.
Она повернулась к нему, глаза ее и щеки пылали, руки были крепко сжаты.
— Отъявленный мерзавец — вот вы кто! — произнесла она, задыхаясь, и топнула ножкой.
— Отъявленный мерзавец?! Девчонка моя! Вполне возможно… Но кто не станет мерзавцем ради вас?
— «Девочка моя»! Да как вы смеете со мной так разговаривать? Вы…
— Я готов сделать что угодно…
— О!..
Наступила короткая пауза. Она в упор смотрела на него, глаза ее горели гневом и презрением, и он под этим взглядом, наверно, слегка покраснел. Но он погладил свои усы и усилием воли постарался сохранить цинично-спокойный вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50