— Прощай, — сказал он, протянув ей руку.
На пороге Чеффери тем же любопытствующим взглядом окинул Люишема и, казалось, хотел было что-то сказать, но только проговорил: «Прощайте». Что-то в его поведении было такое, отчего Люишем задержался у дверей, глядя вслед исчезающей фигуре своего тестя. Но тотчас мысль о розах заставила его забыть обо всем остальном.
Когда он возвратился в гостиную, Этель сидела перед своей машинкой, бесцельно перебирая клавиши. Она сразу же встала и пересела в кресло, держа в руках роман. Книга закрывала ей лицо. Он вопросительно смотрел на нее. Значит, розы так и не принесли? Он был ужасно разочарован и страшно зол на молодую продавщицу из цветочного магазина. Он взглянул на часы раз, потом другой, взял книгу и сделал вид, будто читает, но мысленно придумывал едкую возмущенную речь, которую он завтра произнесет в цветочном магазине. Он отложил книгу, взял свой черный портфель, машинально открыл его и снова закрыл. Затем украдкой взглянул на Этель и увидел, что она украдкой тоже поглядывает на него. Выражение ее лица было ему не совсем понятно.
Он направился в спальню и замер на пороге, как пойнтер на стойке.
В комнате пахло розами. Аромат был так силен, что Люишем даже выглянул за дверь в надежде найти там коробку, таинственно доставленную к их порогу. Но в коридоре розами не пахло.
Вдруг он увидел: что-то загадочно белеет на полу у его ноги. И, наклонившись, поднял кремовый лепесток розы. С минуту он стоял с лепестком в руке, пораженный. Он заметил, что край скатерки на туалетном столике отвернут, и мгновенно сопоставил это обстоятельство с найденным лепестком.
В два шага он был возле столика, поднял скатерть — и что же? Там лежали его розы, изломанные, помятые!
У него захватило дыхание, как у человека, который нырнул в холодную воду. Он так и застыл, склонившись, держа в руке край скатерки.
В полуотворенной двери появилась Этель; Выражение ее бледного лица было каким-то новым. Он посмотрел ей прямо в глаза.
— Скажи на милость, для чего ты засунула сюда мои розы? — спросил он.
Она, в свою очередь, уставилась на него. На лице ее выразилось точно такое же изумление.
— Зачем ты засунула сюда мои розы? — повторил он.
— Твои розы! — воскликнула она. — Как? Значит, это ты их прислал?
29. Шипы и розы
Он так и остался стоять, согнувшись, не сводя с нее глаз и медленно уясняя смысл ее слов.
И вдруг он понял.
При первом же проблеске понимания на его лице она в испуге вскрикнула, опустилась на маленький пуф и, повернувшись к нему, попробовала заговорить.
— Я… — начала она и остановилась, в отчаянии махнув рукой: — О!
Ой выпрямился и стоял, глядя на нее. Опрокинутая корзина с розами валялась между ними.
— Ты решила, что их прислал кто-то другой? — спросил он, стараясь освоиться с перевернутой вселенной.
Она отвела взгляд.
— Я не знала, — выдохнула она. — Ловушка… Могла ли я догадаться, что их прислал ты?
— Ты думала, что их прислал кто-то другой, — сказал он.
— Да, — ответила она, — я так подумала.
— Кто?
— Мистер Бейнс.
— Этот мальчишка!
— Да, этот мальчишка.
— Ну, знаешь ли…
Люишем огляделся, стараясь постичь непостижимое.
— Ты хочешь сказать, что любезничала с этим юнцом за моей спиной? — спросил он.
Она открыла рот, чтобы ответить, но не нашла слов.
Бледность стерла последние следы краски с его лица. Он засмеялся, потом стиснул зубы. Муж и жена смотрели друг на друга.
— Вот уж никогда не думал, — проговорил он совершенно ровным тоном.
Он сел на кровать и с каким-то злобным довольством придавил ногами лежавшие на полу розы.
— Вот уж не думал, — повторил он и пнул ногой легкую корзинку, которая, возмущенно подпрыгивая, вылетела сквозь створчатые двери в гостиную, оставив за собой след из кроваво-красных лепестков.
Минуты две они сидели молча, а когда он снова заговорил, голос его звучал хрипло. Он повторил фразу, которую произнес во время утренней ссоры.
— Вот что, — начал он и откашлялся, — ты, быть может, думаешь, что я намерен терпеть, но я этого не потерплю.
Он взглянул на нее. Она сидела, глядя прямо перед собой, не делая попытки оправдаться.
— Когда я говорю, что не потерплю, — объяснил Люишем, — это не значит, что я намерен устраивать скандалы и сцены. Ссориться, сердиться можно за другое… и тем не менее жить вместе. Это же совершенно иное. Вот они мечты, иллюзии!.. Подумать, сколько я потерял из-за этой проклятой женитьбы. А теперь еще… Ты не понимаешь, ты никогда не поймешь.
— И ты не понимаешь! — проговорила Этель, плача, но не глядя на него и не поднимая рук, беспомощно лежавших на коленях. — Ты ничего не понимаешь.
— Начинаю понимать.
Он помолчал, собираясь с силами.
— За один гол, — сказал он, — все мои надежды, все мои замыслы пошли прахом. Я знаю, я был зол, раздражителен, я это знаю. Я разрывался надвое. Но… Эти розы купил тебе я.
Она посмотрела на розы, потом на его белое лицо, чуть качнулась в его сторону и снова застыла в неподвижности.
— Я думаю об одном. Я давно понял, что ты человек пустой, что ты не способна мыслить, не способна чувствовать так, как мыслю и чувствую я. Я старался примириться с этим. Но я думал, что ты мне верна…
— Я верна! — вскричала она.
— И ты полагаешь… Ты сунула мои розы под стол!
И снова зловещее молчание. Этель зашевелилась, он повернулся к ней, желая посмотреть, что она намерена делать. Она достала носовой платок и принялась тереть им сухие глаза, сначала один глаз, потом другой. Затем она начала всхлипывать.
— Я… верна… во всяком случае, так же, как ты, — сказала она.
Люишем был возмущен. Но потом решил не обращать внимания на ее слова.
— Я бы стерпел это… Я бы стерпел все, если бы ты была мне верна, если бы я мог быть уверен в твоей преданности. Я глупец, я знаю, но я бы примирился с тем, что мне пришлось бросить свою работу, отказаться от надежды на карьеру, если бы только я был уверен в тебе. Я… Я очень любил тебя.
Он замолчал, заметив, что впадает в жалостливый тон. И поспешил защититься гневом.
— А ты обманывала меня! Как давно, насколько — это не имеет значения. Ты меня обманывала. Говорю тебе, — он начал жестикулировать, — что я еще не настолько твой раб и не настолько глупец, чтобы стерпеть и это! Уж таким-то глупцом не сделает меня ни одна женщина. Что касается меня, то все кончено. Все кончено. Мы женаты, но это не имеет значения, будь мы хоть пятьсот раз женаты. Я не останусь с женщиной, которая принимает цветы от другого мужчины…
— Я не принимала, — сказала Этель.
Люишем дал волю ярости. Схватив пучок роз, он, дрожа, протянул их ей.
— А это что? — выкрикнул он.
Он поцарапался в кровь шипом розы, как поцарапался когда-то, срывая ветку терна с черным шипом.
— Я их не принимала, — сказала Этель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59