Или не тебя эти субчики за ноги подвешивали?
Он и сдался.
- Все, ребята, - командует. - Заведение закрыто. Мотайте отсюда до
вечера.
Дружки-таксисты было возмутились, но видят выражение моего лица и
шустро тянутся к выходу.
- Едем, - говорю я Фужеру. - Мой лимузин к твоим услугам.
Сели мы и поехали. И прикатили на самую что ни на есть окраину, куда
туристов вроде вас никогда и не водят. Припарковались перед обшарпанным
трехэтажным домиком.
- Здесь, - говорит Фужер. - Первый этаж, вторая дверь по коридору
налево.
- А сам что не идешь?
- Стыдно... Он просил меня языком не трепать.
- Ладно, - согласился я. - Оставайся, стереги механизм. Как-нибудь
управимся.
В коридоре меня ждут грязный полумрак и разнообразные запахи, обычное
дело в наших домах, но трудно вообразимое для приезжих, которые дальше
центра не гуляют. Тут тебе и квашеной капустой разит, и крапивным
самогоном, и, пардон, сортиром... Я быстренько нахожу наощупь нужную
дверь, аккуратненько стучу, и от моего стука дверь отворяется сама собой.
Глазам моим является чистенькая комнатка с хорошо промытым
единственным окном, стены оклеены белой бумагой, но это заметно лишь там,
где не стеллажей. А стеллажи, скажу я вам, занимали все пространство от
пола до потолка и были наглухо забиты книгами - старинными такими
фолиантами в черных от времени переплетах. В углу наблюдается маленькая
кроватка, рядом стол, заваленный бумагами, а за столом - хозяин.
- Что нужно? - спрашивает он с неудовольствием.
Я молчу, потому что в этот момент мысленно извлекаю его из-за стола и
ставлю рядышком с Мертоном. От этого сопоставления делается мне жарковато.
Человеку за столом где-то под тридцать, блеклое худое лицо, редкие волосы,
сложение, судя по всему, обычное, как у нас с вами. А фалангистский
прихвостень Мертон - это сто двадцать килограммов чистой свинины на два
метра, все обтянуто белой атласной кожей без признаков недоедания. И еще я
поглядел на руки этого человека, что покойно лежали поверх бумажек. Вы,
наверное, догадываетесь, что я мечтал увидеть - у мастеров каратэ кулаки
отбиты постоянными тренировками, как булыжники. А у хозяина этой комнаты
длинные костлявые пальцы, заляпаны чернилами... В общем, типичный домосед
и книжник.
- Похоже, я не по адресу, - бормочу я и пячусь к выходу, вспоминая
побольше ругательств для Фужера. - Мне нужен был тот, кто жил здесь
прежде.
- В этой конуре я живу с момента постройки дома, - говорит хозяин. -
Так что выкладывайте все начистоту, и поживее.
Ну, я решил, что отступить всегда успею, и потому двинул в атаку.
Топаю вплотную к столу, придвигаю случившийся поблизости табурет и
усаживаюсь.
- Что же это делается? - начинаю без предисловий. - Если всякая
погань будет ноги вытирать о нашу национальную гордость, и впрямь лучше в
Штаты мотануть, от стыда подальше!
- Вы о чем? - изумляется он, подбирая отпавшую от неожиданности
челюсть.
- Да все о Мертоне, будь он неладен. Ведь что творит! - Ах, об этом
мальчике... - протянул он.
"Хорош мальчик", - думаю я, одновременно продолжая кипятиться и
расписывать ему художества чертова гастролера.
- Непорядок, - говорит книжник без особого интереса. - Это он
увлекся. Однако, трудно ждать чего-то иного от человека, развращенного
рекламой и дешевой популярностью. Не огорчайтесь, уважаемый, эстрадные
идолы ведут себя не лучше, хотя я что-то не припоминаю, чтобы ко мне
приходили на них жаловаться.
- Так ведь паук! - кричу я. - Паук у него на рукаве нашит!
И тут его словно подменили. Только что на лице было выражение
ленивого безразличия, и вдруг словно забрало опустили. Каменная маска и
глаза-бойницы.
- Это он зря, - цедит он сквозь зубы. - Черный паук - это, если мне
память не изменяет, фалангисты? Так нельзя...
Вылезает он из-за стола и давай ходить по комнате, горбясь и теребя
себя за подбородок.
- Знаете, что я вам посоветую? - объявляет он, досыта нагулявшись. -
Напишите петицию, соберите подписи и направьте в парламент. И его вышлют
по политическим мотивам, у нас ведь официально запрещена пропаганда всяких
ультра.
- Петицию? - спрашиваю я. - Толку от нее! Кое-кто ему в правительстве
за это спасибо скажет, а он и вовсе распустит хвост: мол, не совладали в
бою, так решили бумажками одолеть. А вот если бы ему рыло здесь начистили
при двадцати тысячах очевидцев, морду его паучью...
- Так, - говорит хозяин с раздражением. - Это вас ко мне, конечно же,
дядюшка подослал, болтун несусветный.
Тут дверь настежь распахивается, и вваливается Фужер, весь багровый
от гнева.
- Я тебе дам болтуна! - ревет он с порога. - Кто тебя, сопляка, в
соплячестве твоем на руках нянчил, на горшок сажал, сопли утирал, когда
родители твои смылись в Австралию и сгинули там? Забыл уже?! Память у вас
больно коротка, у сопляков сопливых!..
- Но я же просил... - бормочет хозяин, а сам не знает, куда от стыда
деться.
Но Фужер разошелся не на шутку.
- Накостылять бы тебе по шее, и все дела, за то, что я на тебя
последние гроши тратил, от родных детей отрывал!..
- Тихо, братцы! - ору я громче всех. - Давайте о Мертоне.
Фужер мигом успокоился, сел на краешек кровати. А хозяин снова
забегал по комнате.
- Надо, конечно, этому малышу было бы вправить мозги, - приговаривает
на ходу. - Но дойди эта история до военного ведомства, они же в лепешку
расшибутся, а добудут у меня нужные им сведения. А не добудут, так просто
уничтожат, чтобы никому не досталось. И меня уничтожат, и вас, дядюшка, и
вас, - кивает мне, - за компанию.
- Мне это вроде бы ни к чему, - ввинчиваю я со значением, хотя и ни
сатаны не понимаю.
- А если слухи уйдут за океан? - волнуется книжник. - И не того я
боюсь, что всех нас в труху изотрут, хотя и это неприятно. А того, что
какой-нибудь головастый спец из разведки в конце концов разберет, что к
чему...
Фужер с кислой миной кивает своей лакированной лысиной, будто
сувенирный болванчик, а мне надоело, что я ничего разобрать в их
переживаниях не могу:
- О чем, собственно, речь?
Хозяин тормозит на полдороге, закусывает язык и в полном недоумении
глядит на Фужера:
- Вы что же - не посвятили его в подробности?! Фужер сконфуженно
хмыкает.
- Лихо! - усмехается хозяин. - Знай вы всю правду, ни за что бы не
поперлись ко мне... Я никакой не супермастер каратэ. Я всего лишь историк.
Пишу монографию о памятниках древней философской мысли. Все это, - он
обводит широким жестом горы книг, - собрано мной в поездках по стране.
1 2 3 4 5
Он и сдался.
- Все, ребята, - командует. - Заведение закрыто. Мотайте отсюда до
вечера.
Дружки-таксисты было возмутились, но видят выражение моего лица и
шустро тянутся к выходу.
- Едем, - говорю я Фужеру. - Мой лимузин к твоим услугам.
Сели мы и поехали. И прикатили на самую что ни на есть окраину, куда
туристов вроде вас никогда и не водят. Припарковались перед обшарпанным
трехэтажным домиком.
- Здесь, - говорит Фужер. - Первый этаж, вторая дверь по коридору
налево.
- А сам что не идешь?
- Стыдно... Он просил меня языком не трепать.
- Ладно, - согласился я. - Оставайся, стереги механизм. Как-нибудь
управимся.
В коридоре меня ждут грязный полумрак и разнообразные запахи, обычное
дело в наших домах, но трудно вообразимое для приезжих, которые дальше
центра не гуляют. Тут тебе и квашеной капустой разит, и крапивным
самогоном, и, пардон, сортиром... Я быстренько нахожу наощупь нужную
дверь, аккуратненько стучу, и от моего стука дверь отворяется сама собой.
Глазам моим является чистенькая комнатка с хорошо промытым
единственным окном, стены оклеены белой бумагой, но это заметно лишь там,
где не стеллажей. А стеллажи, скажу я вам, занимали все пространство от
пола до потолка и были наглухо забиты книгами - старинными такими
фолиантами в черных от времени переплетах. В углу наблюдается маленькая
кроватка, рядом стол, заваленный бумагами, а за столом - хозяин.
- Что нужно? - спрашивает он с неудовольствием.
Я молчу, потому что в этот момент мысленно извлекаю его из-за стола и
ставлю рядышком с Мертоном. От этого сопоставления делается мне жарковато.
Человеку за столом где-то под тридцать, блеклое худое лицо, редкие волосы,
сложение, судя по всему, обычное, как у нас с вами. А фалангистский
прихвостень Мертон - это сто двадцать килограммов чистой свинины на два
метра, все обтянуто белой атласной кожей без признаков недоедания. И еще я
поглядел на руки этого человека, что покойно лежали поверх бумажек. Вы,
наверное, догадываетесь, что я мечтал увидеть - у мастеров каратэ кулаки
отбиты постоянными тренировками, как булыжники. А у хозяина этой комнаты
длинные костлявые пальцы, заляпаны чернилами... В общем, типичный домосед
и книжник.
- Похоже, я не по адресу, - бормочу я и пячусь к выходу, вспоминая
побольше ругательств для Фужера. - Мне нужен был тот, кто жил здесь
прежде.
- В этой конуре я живу с момента постройки дома, - говорит хозяин. -
Так что выкладывайте все начистоту, и поживее.
Ну, я решил, что отступить всегда успею, и потому двинул в атаку.
Топаю вплотную к столу, придвигаю случившийся поблизости табурет и
усаживаюсь.
- Что же это делается? - начинаю без предисловий. - Если всякая
погань будет ноги вытирать о нашу национальную гордость, и впрямь лучше в
Штаты мотануть, от стыда подальше!
- Вы о чем? - изумляется он, подбирая отпавшую от неожиданности
челюсть.
- Да все о Мертоне, будь он неладен. Ведь что творит! - Ах, об этом
мальчике... - протянул он.
"Хорош мальчик", - думаю я, одновременно продолжая кипятиться и
расписывать ему художества чертова гастролера.
- Непорядок, - говорит книжник без особого интереса. - Это он
увлекся. Однако, трудно ждать чего-то иного от человека, развращенного
рекламой и дешевой популярностью. Не огорчайтесь, уважаемый, эстрадные
идолы ведут себя не лучше, хотя я что-то не припоминаю, чтобы ко мне
приходили на них жаловаться.
- Так ведь паук! - кричу я. - Паук у него на рукаве нашит!
И тут его словно подменили. Только что на лице было выражение
ленивого безразличия, и вдруг словно забрало опустили. Каменная маска и
глаза-бойницы.
- Это он зря, - цедит он сквозь зубы. - Черный паук - это, если мне
память не изменяет, фалангисты? Так нельзя...
Вылезает он из-за стола и давай ходить по комнате, горбясь и теребя
себя за подбородок.
- Знаете, что я вам посоветую? - объявляет он, досыта нагулявшись. -
Напишите петицию, соберите подписи и направьте в парламент. И его вышлют
по политическим мотивам, у нас ведь официально запрещена пропаганда всяких
ультра.
- Петицию? - спрашиваю я. - Толку от нее! Кое-кто ему в правительстве
за это спасибо скажет, а он и вовсе распустит хвост: мол, не совладали в
бою, так решили бумажками одолеть. А вот если бы ему рыло здесь начистили
при двадцати тысячах очевидцев, морду его паучью...
- Так, - говорит хозяин с раздражением. - Это вас ко мне, конечно же,
дядюшка подослал, болтун несусветный.
Тут дверь настежь распахивается, и вваливается Фужер, весь багровый
от гнева.
- Я тебе дам болтуна! - ревет он с порога. - Кто тебя, сопляка, в
соплячестве твоем на руках нянчил, на горшок сажал, сопли утирал, когда
родители твои смылись в Австралию и сгинули там? Забыл уже?! Память у вас
больно коротка, у сопляков сопливых!..
- Но я же просил... - бормочет хозяин, а сам не знает, куда от стыда
деться.
Но Фужер разошелся не на шутку.
- Накостылять бы тебе по шее, и все дела, за то, что я на тебя
последние гроши тратил, от родных детей отрывал!..
- Тихо, братцы! - ору я громче всех. - Давайте о Мертоне.
Фужер мигом успокоился, сел на краешек кровати. А хозяин снова
забегал по комнате.
- Надо, конечно, этому малышу было бы вправить мозги, - приговаривает
на ходу. - Но дойди эта история до военного ведомства, они же в лепешку
расшибутся, а добудут у меня нужные им сведения. А не добудут, так просто
уничтожат, чтобы никому не досталось. И меня уничтожат, и вас, дядюшка, и
вас, - кивает мне, - за компанию.
- Мне это вроде бы ни к чему, - ввинчиваю я со значением, хотя и ни
сатаны не понимаю.
- А если слухи уйдут за океан? - волнуется книжник. - И не того я
боюсь, что всех нас в труху изотрут, хотя и это неприятно. А того, что
какой-нибудь головастый спец из разведки в конце концов разберет, что к
чему...
Фужер с кислой миной кивает своей лакированной лысиной, будто
сувенирный болванчик, а мне надоело, что я ничего разобрать в их
переживаниях не могу:
- О чем, собственно, речь?
Хозяин тормозит на полдороге, закусывает язык и в полном недоумении
глядит на Фужера:
- Вы что же - не посвятили его в подробности?! Фужер сконфуженно
хмыкает.
- Лихо! - усмехается хозяин. - Знай вы всю правду, ни за что бы не
поперлись ко мне... Я никакой не супермастер каратэ. Я всего лишь историк.
Пишу монографию о памятниках древней философской мысли. Все это, - он
обводит широким жестом горы книг, - собрано мной в поездках по стране.
1 2 3 4 5