Я ждал ее возвращения в течение долгих часов, совершенно изведясь от нетерпения. Прошел день, наступила ночь, но никто ко мне не пришел. Захватившие меня в плен не принесли мне ни еды, ни питья. Сыромятные ремни, впиваясь в мои распухшие руки и ноги, причиняли мне мучительную боль. Я подумал, что они либо забыли обо мне, либо хотят, чтобы я умер от голода.
Один раз я услышал сильный шум в деревне. Мужчины кричали, женщины вскрикивали и стонали. Через некоторое время все стихло и наступила долгая тишина.
Прошла, наверное, уже добрая половина ночи, когда я услышал звуки около хижины. Похоже было на сдавленные всхлипывания. Затем на фоне чуть более светлого входа появился силуэт. Кто-то вошел внутрь хижины.
— Ты здесь? — прошептал детский голос.
Это была Мэри. Ремни больше не причиняли мне боли. Чувство голода и жажды исчезли. Я понял, что больше всего страдал от одиночества.
— Мэри! — воскликнул я. — Ты хорошая девочка. Ты пришла все-таки. Я уже начал думать, что ты не придешь. Ты передала мои слова королеве? Она придет? Где она?
Всхлипывания усилились, и она распростерлась на земле, подавленная горем.
— Что такое? — спросил я. — Почему ты плачешь?
— Королева, моя мать, не придет к тебе, — всхлипывая, проговорила она. — Она мертва. Бакингем ее убил. Теперь он возьмет Виктори, теперь она королева. Он нас держал запертыми в нашей хижине, боится, что Виктори убежит, но я выкопала дырку у задней стены и вылезла. Я пришла к тебе, потому что ты спас однажды Виктори, и я подумала, что ты можешь спасти ее еще раз, и меня тоже. Скажи мне, что ты можешь.
— Я связан и беспомощен, Мэри, — сказал я. — Иначе я сделал бы все, что могу, чтобы спасти тебя и твою сестру.
— Я освобожу тебя! — вскричала девочка, подползая ко мне. — Я освобожу тебя, и ты сможешь пойти и убить Бакингема.
— С радостью! — согласился я.
— Мы должны спешить, — продолжала она, неумело возясь с тугими узлами на уже ссохшихся сыромятных ремнях, — потому что Бакингем скоро придет за тобой. Он должен принести жертву львам на рассвете, перед тем как он сможет взять Виктори. Для того, чтобы взять королеву, надо принести человеческую жертву!
— А я должен быть этой жертвой? — спросил я.
— Да, — дергая узел, ответила она. — Бакингем хотел жертвоприношения еще с тех пор, как убил Веттина, тогда он мог бы покончить с моей матерью и взять Виктори.
Мысли мои были печальны и не только из-за трагической судьбы, на которую я был обречен, но в основном они были порождением размышлений о печальном упадке когда-то просвещенной расы. В какие пучины невежества, жестокости и суеверий была погружена восхвалявшаяся английская цивилизация двадцатого века, и из-за чего? Всему причиной была только война! Я почувствовал, как с меня облетает шелуха освященных веками доводов в пользу войн.
Мэри трудилась над ремнями, что стягивали мое тело. Они оказались слишком прочными для ее нежных детских пальчиков. Но она уверяла меня, что освободит меня, если только «они» не придут слишком скоро.
Но, увы, они пришли. Мы услышали, как они подходят и я велел Мэри спрятаться в углу, иначе ее бы нашли и наказали. Больше ничем она помочь мне была не в силах, так что ей пришлось отползти в поистине стигийский мрак позади меня.
Вошли двое воинов. Тот, кто шел впереди воспользовался единственно возможным методом определения моего расположения в темноте. Он медленно продвигался, злобно пихая ногой все впереди. В конце концов он пихнул меня ногой в лицо. Тогда он узнал, где я.
В следующий момент меня грубо вздернули и поставили на ноги. Один из парней проверил и подтянул путы на моих ногах. Я едва мог удерживаться на ногах сам. Меня протолкнули через низкий вход и потащили за собой. Отряд из тридцати-сорока воинов ждал нас на краю углубления ярдах в ста от хижины.
Нам протянули руки и вытащили наверх. После этого начался долгий путь. Мы продирались через подлесок, мокрый от росы, при свете факелов. Но факелы предназначены не для освещения дороги — это было просто случайно. Они были рассчитаны на то, чтобы отпугивать громадных хищников, чье мурлыканье, кашель и рычанье слышались неподалеку.
Шум был ужасный. Вся страна, казалось, кишела львами. Из окружавшего нас мрака грозно блестели желто-зеленые глаза. Мой эскорт был вооружен длинными тяжелыми копьями. Копья были постоянно наготове и для дичи, и как я понял из обрывков разговоров, для львов, которые не побоятся огня ради возможности попробовать человеческого мяса. Именно для этого копья и были все время наперевес.
Но ничего подобного не случилось во время этого жуткого пути к смерти, и с первыми бледными проблесками зари мы добрались до своей цели — открытого места посреди густого леса. И здесь я, наконец, увидел во всем великолепии первые свидетельства древней цивилизации — разрушенную временем каменную арку.
— Вход в Лагерь Львов! — пробормотал кто-то из отряда охрипшим от благоговения голосом.
Здесь отряд опустился на колени, в то время как Бакингем начал декламировать странную, похожую на молитву песнь. Она была довольно длинная, и я помню только часть, что-то вроде:
Бог Велибритании, мы
Падаем перед тобой,
Приносим тебе дар свой,
Ты величайший король!
Покорны тебе мы!
Лагерю нашему мир дай!
Боже, храни короля!
Затем все поднялись и подтащив меня к разрушающейся арке, привязали меня к огромному, разъеденному коррозией медному кольцу, вделанному в арку.
Никто из них, даже Бакингем, явно не испытывали ко мне какой-либо личной вражды. Конечно, они были грубы и жестоки как примитивные существа на заре развития человеческой расы, но они не пытались дурно со мной обращаться.
К рассвету количество львов вокруг нас очень сократилось, во всяком случае, шуму от них стало гораздо меньше, и Бакингем со своим отрядом исчез в лесу, оставив меня наедине со смертью. Я слышал ворчание и рык зверей, затихающий синхронно с песней, которую отряд продолжал петь. Похоже на то, что львы не заметили, что на завтрак им оставили меня и вместо этого продолжали сопровождать исповедовавших веру в них.
Но я знал, что это ненадолго, и хотя я не хотел умирать, мне хотелось, чтобы уже все было позади и на меня сошло мирное забвение.
Голоса людей и львов замирали вдали, пока вокруг меня не воцарилась полная тишина, нарушаемая только нежными голосами птиц и легким шелестом летнего ветерка в листве.
В таком мирном лесу было просто невозможно поверить в то, какие чудовищные вещи могут произойти, если только какому-нибудь льву доведется взглянуть на меня или понюхать арку.
Я приложил все усилия, чтобы освободиться от пут, но добился только того, что они стали еще туже. Тогда я затих и долгое время перед моим мысленным взором проходила жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30