Оба бродяги приняли изрядную дозу изготовленного чиам-минами щелака, и сведения, которые они пожелали сообщить о сокровенных тайнах кочевников, не добавили ничего нового к уже известным фактам. Очевидно, источником упомянутой истории послужил скорее выпитый бродягами напиток, нежели их общение с чиам-минами».
Я показал это Руизу. Он прочел, швырнул газету на пол и встал.
– Это клевета, сударь! Бессовестное искажение фактов! Взгляните только, как они написали мое имя! Да еще в кавычках! Похоже, они приняли меня за какого-нибудь ирландца! Ей-богу, сударь, на этот раз они зашли слишком далеко. Мы сейчас же возбудим против них дело! Эта газета будет платить, платить и платить. Узнают они, где раки зимуют. Пойдемте, сударь! Нельзя терять ни минуты. Мы должны вернуться в здание Суда.
Но я выразил решительный и достаточно энергичный протест, заявив, что сейчас уже слишком поздно затевать процесс; вероятно, в эту самую минуту здание Суда закрывается, и даже, проникнув туда, мы не найдем никого, кроме швейцара и уборщиц, которые, конечно, ничем не смогут нам помочь. Чтобы подкрепить свою точку зрения, я подозвал бармена и заказал еще два больших зелюма щелака.
Руиз нехотя смирился, но заметил, что его глубоко огорчил мой отказ. Ему принесли ручку, чернила и бумагу, и вскоре справившись со своей скорбью, он снова сел за стол и принялся составлять жалобу на «Тандштикерцайтунг». Жалоба получилась у него в форме резолюции, никогда в жизни я не видел столько «в виду того, что» и «в то время как». Оставив Руиза с его сочинением, я занялся щелаком и газетой.
Всю первую страницу занимал материал о некой организации, именуемой «Совет Ветеранов». Заголовок гласил, что Ветераны предъявили ультиматум Муниципальному совету Хейлар-Вея. Жирным шрифтом сообщалось о вероятном обострении ситуации. Однако содержание самой статьи было совершенно невразумительным – или показалось таким мне, чужестранцу, не знавшему подоплеки событий. Во всяком случае, я не мог понять, почему ситуация грозит обострением, и обратился за разъяснениями к Руизу.
– Ветераны? – Он покачал головой. – Это бывшие солдаты, сударь. Они хотят получить огромную кучу денег сверх того, что мы им уже заплатили, когда они воевали за нас. Еще один пример поклонения деньгам, сударь. Эти Ветераны поклоняются им необычайно рьяно и даже создали огромную организацию с единственной целью – добыть побольше денег. Ветераны ни о чем другом не думают, сударь, кроме того, как бы выкачать из нас побольше денег. Ей-богу, сударь, вы, может быть, не поверите, но они устраивают митинги каждый вечер в течение двадцати девяти лет, и на этих митингах говорят только о том, как лучше вытянуть из нас деньги. Честное слово, сударь, даже мой дед и мои тетки с дядьями не поклонялись золотому тельцу так рьяно, как Ветераны. Они превратили свою любовь к деньгам в политический вопрос. И теперь, если какой-нибудь кандидат на государственный пост хочет, чтобы Ветераны за него проголосовали, он должен тысячу и один раз подтвердить их право на получение дополнительной суммы и обещать, в случае своего избрания, приложить все силы для выполнения их требований.
– А от каких врагов они вас защитили? – спросил я.
– По правде говоря, сударь, я уже точно не помню, признался Руиз. – Была какая-то война, но до сих пор лучшие в мире умы не могут решить, от чего она случилась, и кто в этом виноват. Мне всегда казалось, что она началась сама собой: подоспело время, и она грянула. Во всяком случае мы наняли Ветеранов, чтобы они сражались за нас. В те дни все кругом повторяли, что они должны то ли отбить чье-то нападение, то ли завоевать что-то для нас – я теперь уже забыл. В общем, глупость, как ее ни называй. Война закончилась вроде как бы вничью. Ветераны вернулись домой и в тот же вечер завопили, требуя денег. С тех пор они и вопят, не переставая, все двадцать девять лет.
– Вы не участвовали в войне? – спросил я.
– Нет, сударь, не участвовал. Я был тогда слишком юн. Но позже мне пришлось дорого заплатить за это.
– Каким образом?
– Видите ли, сударь, – принялся объяснять Руиз. – После войны возник культ Ветеранов, и тот, кто не был Ветераном, стал никем. Никакой работы, если ты не Ветеран, никакого кредита в магазинах, если ты не Ветеран, никакого освобождения от налогов, если ты не Ветеран. Они были героями, понимаете, сударь? И нам, остальным, приходилось довольствоваться второстепенной ролью. Особенно тяжело доставалось тем, кто по молодости лет не смог стать Ветераном, но вынужден был конкурировать с ними в гражданской жизни. И, ей-богу, сударь, чем больше люди делали для них, чем больше усиливалась дискриминация в их пользу, тем больше Ветераны жалели себя и тем громче вопили, требуя денег. Но теперь они слишком обнаглели. Неизвестно, чем все это кончится. Что там про это пишут в газете?
– Здесь говорится, что кризис может наступить в любую минуту – весьма вероятно сегодня вечером. И еще упоминается какая-то «Вышвыризация».
– Вышвыризация? – переспросил Руиз. – Да, это план, разработанный одним из наших блестящих молодых политиков для решения проблемы Ветеранов. Прекрасный в своей простоте план. Он произвел весьма благоприятное впечатление на столь многих, что его автор, наверное, станет нашим следующим премьером. Вкратце Вышвыризация предусматривает арест всех Ветеранов и выдворение их из страны. Так сказать, полная депортация.
– Довольно сурово, – заметил я.
– Сурово? – удивился Руиз. – Что вы, это максимум мягкости! Я скажу вам так, сударь, не знаю, как обстоят дела у вас в Абалоне, но, если бы вы прожили двадцать девять пет в Хейлар-Вее и каждый вечер слышали вопли Ветеранов, вы бы тоже согласились, что план необычайно мягок.
– Но поддерживает ли его народ, господин Руиз?
– Да, сударь, поддерживает. Месяц назад один из самых популярных журналов провел опрос общественного мнения; они попросили читателей прислать ответ на единственный вопрос: «Согласны ли вы с планом Вышвыризации и поддержите ли вы его в том случае, если для его осуществления потребуется применение физической силы?» И как показал подсчет голосов, лишь семь миллионов человек не согласны с планом Вышвыризации, в то время как двадцать три миллиона его поддерживают. И журнал указывает, что семь миллионов противников плана – это сами Ветераны или их родственники, словом, все, кто надеется поживиться за счет новых дотаций Ветеранам.
– Все же мера довольно суровая, – повторил я и снова углубился в чтение «Тандштикерцайтунг».
На второй странице газеты говорилось, что серьезную тревогу вызывают поступающие сообщения о следах огромного тигра, которые теперь каждое утро появляются в окрестностях города. На третьей странице пять колонок посвящались той же теме, и приводились фотография следов, сделанная штатным фотографом «Тандштикерцайтунг».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Я показал это Руизу. Он прочел, швырнул газету на пол и встал.
– Это клевета, сударь! Бессовестное искажение фактов! Взгляните только, как они написали мое имя! Да еще в кавычках! Похоже, они приняли меня за какого-нибудь ирландца! Ей-богу, сударь, на этот раз они зашли слишком далеко. Мы сейчас же возбудим против них дело! Эта газета будет платить, платить и платить. Узнают они, где раки зимуют. Пойдемте, сударь! Нельзя терять ни минуты. Мы должны вернуться в здание Суда.
Но я выразил решительный и достаточно энергичный протест, заявив, что сейчас уже слишком поздно затевать процесс; вероятно, в эту самую минуту здание Суда закрывается, и даже, проникнув туда, мы не найдем никого, кроме швейцара и уборщиц, которые, конечно, ничем не смогут нам помочь. Чтобы подкрепить свою точку зрения, я подозвал бармена и заказал еще два больших зелюма щелака.
Руиз нехотя смирился, но заметил, что его глубоко огорчил мой отказ. Ему принесли ручку, чернила и бумагу, и вскоре справившись со своей скорбью, он снова сел за стол и принялся составлять жалобу на «Тандштикерцайтунг». Жалоба получилась у него в форме резолюции, никогда в жизни я не видел столько «в виду того, что» и «в то время как». Оставив Руиза с его сочинением, я занялся щелаком и газетой.
Всю первую страницу занимал материал о некой организации, именуемой «Совет Ветеранов». Заголовок гласил, что Ветераны предъявили ультиматум Муниципальному совету Хейлар-Вея. Жирным шрифтом сообщалось о вероятном обострении ситуации. Однако содержание самой статьи было совершенно невразумительным – или показалось таким мне, чужестранцу, не знавшему подоплеки событий. Во всяком случае, я не мог понять, почему ситуация грозит обострением, и обратился за разъяснениями к Руизу.
– Ветераны? – Он покачал головой. – Это бывшие солдаты, сударь. Они хотят получить огромную кучу денег сверх того, что мы им уже заплатили, когда они воевали за нас. Еще один пример поклонения деньгам, сударь. Эти Ветераны поклоняются им необычайно рьяно и даже создали огромную организацию с единственной целью – добыть побольше денег. Ветераны ни о чем другом не думают, сударь, кроме того, как бы выкачать из нас побольше денег. Ей-богу, сударь, вы, может быть, не поверите, но они устраивают митинги каждый вечер в течение двадцати девяти лет, и на этих митингах говорят только о том, как лучше вытянуть из нас деньги. Честное слово, сударь, даже мой дед и мои тетки с дядьями не поклонялись золотому тельцу так рьяно, как Ветераны. Они превратили свою любовь к деньгам в политический вопрос. И теперь, если какой-нибудь кандидат на государственный пост хочет, чтобы Ветераны за него проголосовали, он должен тысячу и один раз подтвердить их право на получение дополнительной суммы и обещать, в случае своего избрания, приложить все силы для выполнения их требований.
– А от каких врагов они вас защитили? – спросил я.
– По правде говоря, сударь, я уже точно не помню, признался Руиз. – Была какая-то война, но до сих пор лучшие в мире умы не могут решить, от чего она случилась, и кто в этом виноват. Мне всегда казалось, что она началась сама собой: подоспело время, и она грянула. Во всяком случае мы наняли Ветеранов, чтобы они сражались за нас. В те дни все кругом повторяли, что они должны то ли отбить чье-то нападение, то ли завоевать что-то для нас – я теперь уже забыл. В общем, глупость, как ее ни называй. Война закончилась вроде как бы вничью. Ветераны вернулись домой и в тот же вечер завопили, требуя денег. С тех пор они и вопят, не переставая, все двадцать девять лет.
– Вы не участвовали в войне? – спросил я.
– Нет, сударь, не участвовал. Я был тогда слишком юн. Но позже мне пришлось дорого заплатить за это.
– Каким образом?
– Видите ли, сударь, – принялся объяснять Руиз. – После войны возник культ Ветеранов, и тот, кто не был Ветераном, стал никем. Никакой работы, если ты не Ветеран, никакого кредита в магазинах, если ты не Ветеран, никакого освобождения от налогов, если ты не Ветеран. Они были героями, понимаете, сударь? И нам, остальным, приходилось довольствоваться второстепенной ролью. Особенно тяжело доставалось тем, кто по молодости лет не смог стать Ветераном, но вынужден был конкурировать с ними в гражданской жизни. И, ей-богу, сударь, чем больше люди делали для них, чем больше усиливалась дискриминация в их пользу, тем больше Ветераны жалели себя и тем громче вопили, требуя денег. Но теперь они слишком обнаглели. Неизвестно, чем все это кончится. Что там про это пишут в газете?
– Здесь говорится, что кризис может наступить в любую минуту – весьма вероятно сегодня вечером. И еще упоминается какая-то «Вышвыризация».
– Вышвыризация? – переспросил Руиз. – Да, это план, разработанный одним из наших блестящих молодых политиков для решения проблемы Ветеранов. Прекрасный в своей простоте план. Он произвел весьма благоприятное впечатление на столь многих, что его автор, наверное, станет нашим следующим премьером. Вкратце Вышвыризация предусматривает арест всех Ветеранов и выдворение их из страны. Так сказать, полная депортация.
– Довольно сурово, – заметил я.
– Сурово? – удивился Руиз. – Что вы, это максимум мягкости! Я скажу вам так, сударь, не знаю, как обстоят дела у вас в Абалоне, но, если бы вы прожили двадцать девять пет в Хейлар-Вее и каждый вечер слышали вопли Ветеранов, вы бы тоже согласились, что план необычайно мягок.
– Но поддерживает ли его народ, господин Руиз?
– Да, сударь, поддерживает. Месяц назад один из самых популярных журналов провел опрос общественного мнения; они попросили читателей прислать ответ на единственный вопрос: «Согласны ли вы с планом Вышвыризации и поддержите ли вы его в том случае, если для его осуществления потребуется применение физической силы?» И как показал подсчет голосов, лишь семь миллионов человек не согласны с планом Вышвыризации, в то время как двадцать три миллиона его поддерживают. И журнал указывает, что семь миллионов противников плана – это сами Ветераны или их родственники, словом, все, кто надеется поживиться за счет новых дотаций Ветеранам.
– Все же мера довольно суровая, – повторил я и снова углубился в чтение «Тандштикерцайтунг».
На второй странице газеты говорилось, что серьезную тревогу вызывают поступающие сообщения о следах огромного тигра, которые теперь каждое утро появляются в окрестностях города. На третьей странице пять колонок посвящались той же теме, и приводились фотография следов, сделанная штатным фотографом «Тандштикерцайтунг».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34