Поэтому всем будут выданы тонизирующие таблетки - вы взбодритесь, ощутите прилив сил и мужества. Ничего не бойтесь, случись неожиданность - не робейте. Вопросы?
Еще в Париже, при подготовке операции, Блофельд предупреждал, что за русскими, бывшими смершевцами, нужно присматривать особо. "Они прирожденные заговорщики, - говорил Блофельд. - Но заговорщик всегда подозрителен. Твоим русским только и будет заботы, как бы кто не сговорился против них самих вдруг поручат самую опасную работу, выдадут полиции, обделят, убьют. Они легко напишут донос, оспорят приказ. И вообще, за самым ответственным и очевидным приказом они подозревают какую-то скрытую, враждебную им причину, и в этом их постоянно нужно разуверять. Зато когда подозрения развеяны, они выполнят все точно, не щадя себя. Такие люди полезны. Но запомните: при прямом неповиновении с их стороны, при открыто высказанном сомнении действуйте решительно и беспощадно. Семена недоверия всходят быстро, а внутренние дрязги разрушают организацию вернее внешнего врага".
Заговорил Десятый, в прошлом знаменитый смершевец Стрелик. Он сидел недалеко от Ларго, по левую руку, но на него не смотрел, а обращался ко всем сразу.
- Я думаю о том, что рассказал Первый, и говорю себе: все хорошо, все идет как по маслу, операция тонко продумана, вторую бомбу взрывать не придется. У меня есть кое-какие документы, и по этим документам я вижу, что совсем рядом с целью недавно выстроена большая гостиница, а в округе живут еще и местные. По моим подсчетам от взрыва первой бомбы погибнет примерно две тысячи человек. В моей стране гораздо большее беспокойство вызвало бы разрушение важной ракетной базы, но я учитываю, что на Западе гибель людей оценят очень серьезно, и именно это заставит правительства принять наши условия и, таким образом, спастись от второй бомбы. - Десятый повысил голос. - Всего через двадцать четыре часа закончатся наши труды, и нас ждет богатая награда! И вот тут мне приходит в голову очень неприятная мысль. - Он нервно усмехнулся, лицо озарилось алым отблеском и тут же погасло. - Мой долг поделиться ею с вами, а если я в своей догадке не прав, заранее извиняюсь.
За столом мрачно молчали. Опытные заговорщики, все почуяли, что Десятый бросает вызов Ларго. Но что задумал русский? Каждый изготовился - как только тайное станет явным - мгновенно переметнуться к сильнейшему.
- Скоро придет минута, - продолжал Десятый, цепко вглядываясь в сообщников, - когда пятнадцать из нас будут там, в море, далеко от яхты, а пятеро останутся на борту. И почему бы в эту самую минуту, - он хитро сощурился, - пятерым не сняться с якоря и не бросить остальных? - Между сидящими пробежал ропот, но Десятый жестом попросил тишины. - Я, как и вы, хотел бы думать, что это невозможно. Но каждый знает, что деньги делают с человеком. А если пловцов - как доложат потом Второму - разорвут в море акулы, тем, на борту, достанутся очень больше деньги.
- Что же вы предлагаете? - вкрадчиво спросил Ларго.
Тот впервые взглянул направо, но лицо Ларго то ярко вспыхивало, то затенялось, и выражения было не угадать. - Я предлагаю, - сказал Десятый уверенно, - оставить на борту по одному человеку из каждой тройки. Тогда в море выйдут десять - но со спокойным сердцем.
- Отвечаю коротко и ясно, - не повышая голоса, сказал Ларго и выбросил вперед ручищу. Сверкнул металлический ствол, и три выстрела подряд почти слились в единой вспышке, едином громе. Десятый нелепо взмахнул руками, дернулся всем телом и, ломая стул, рухнул.
Дулом вверх Ларго поднес пистолет себе к лицу и с наслаждением, как тончайший аромат духов, вдохнул запах гари... Потом оглядел молчаливых свидетелей по обе стороны стола и тихо сказал:
- Совещание окончено. Разойтись по каютам и еще раз проверить оружие и акваланги. Десятым займутся матросы. Все свободны.
Оставшись один. Ларго встал, потянулся и широко, хищно зевнул. Взял из буфета сигару "Корона", с отвращением закурил. Вытащил из холодильника красный резиновый коробок с кубиками льда и отправился в каюту Домино Витали.
Войдя, запер за собой дверь. Здесь тоже был полумрак, под потолком горел красный маячный фонарь. Домино лежала растянутая, точно морская звезда, - руки и ноги привязаны в углах койки к металлической раме. Ларго поставил коробок со льдом на полку, там же пристроил сигару - аккуратно, чтобы тлеющий кончик не попортил лака.
В глазах Домино плясал злой огонек.
- Ну что ж, моя милая, - начал Ларго, - мне было с тобой сладко и хорошо, но отплатить я вынужден другой монетой - тебе будет очень больно... Если приложить к телу, в нужное место, кончик сигары, лед - человек сначала кричит от боли, а потом говорит, и притом чистую правду. Итак, кто дал тебе счетчик?
- Ты убил моего брата, что ж, убей и меня, - процедила Домино. Развлекись напоследок, ты ведь и сам почти мертвец! Скоро наступит твой черед, и пусть тебе придется в тысячу раз хуже, чем твоим жертвам.
Он коротко хохотнул и придвинулся ближе:
- Тогда приступим, милая. Торопиться некуда, и все-то у нас под рукой, и жар, и холод.
Он склонился над ней, завел два пальца за вырез платья и, с силой дернув, разорвал до подола. Откинул в обе стороны обрывки и под мерцающим светом задумчиво оглядел ее. Подошел к полке, взял сигару и коробок со льдом, вернулся и поудобней устроился на краю койки.
Глубоко затянулся, стряхнул на пол пепел и снова склонился...
XXI
ПОГОНЯ
В штурманской рубке "Манты" было тихо. В поблескивающих алюминием красных кожаных креслах сидели трое: один держал штурвал, двое щелкали клавишами, поглядывали на приборы. Бонда с Лейтером усадили на складные стулья подальше от приборной доски. Петерсен стоял рядом с оператором у эхолота, изредка оборачивался к ним, говорил что-то. Наконец, подошел.
- Глубина тридцать саженей, ближайшая отмель - в миле к западу, так что перед нами прямая дорожка к Большой Багаме. Идем хорошо. На радарном экране теперь будут только Мальковые острова. А пройдем их - будем смотреть, не сорвался ли какой островок, не двинулся ли, как и мы, на север. Это и будет "Летучая"; мы тотчас погружаемся - услышите сигнал тревоги. А пока - не хотите ли перекусить, отдохнуть?..
Они спустились следом за ним по лестнице, прошли коридором и оказались в выкрашенной в нежные розовые и зеленоватые тона столовой. Капитан повел их к дальнему столу, усадил в торце; матросы и офицеры разглядывали их, штатских, с удивлением.
- Раньше на военных судах все красили серым, а сейчас - видите? Петерсен показал на стены. - Психологи говорят, от одного и того же цвета скорей утомляешься, а ведь экипаж, случается, по полгода в море. Мы, военные, теперь в каждой мелочи с психологами советуемся. Чем только экипаж не развлекаем:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Еще в Париже, при подготовке операции, Блофельд предупреждал, что за русскими, бывшими смершевцами, нужно присматривать особо. "Они прирожденные заговорщики, - говорил Блофельд. - Но заговорщик всегда подозрителен. Твоим русским только и будет заботы, как бы кто не сговорился против них самих вдруг поручат самую опасную работу, выдадут полиции, обделят, убьют. Они легко напишут донос, оспорят приказ. И вообще, за самым ответственным и очевидным приказом они подозревают какую-то скрытую, враждебную им причину, и в этом их постоянно нужно разуверять. Зато когда подозрения развеяны, они выполнят все точно, не щадя себя. Такие люди полезны. Но запомните: при прямом неповиновении с их стороны, при открыто высказанном сомнении действуйте решительно и беспощадно. Семена недоверия всходят быстро, а внутренние дрязги разрушают организацию вернее внешнего врага".
Заговорил Десятый, в прошлом знаменитый смершевец Стрелик. Он сидел недалеко от Ларго, по левую руку, но на него не смотрел, а обращался ко всем сразу.
- Я думаю о том, что рассказал Первый, и говорю себе: все хорошо, все идет как по маслу, операция тонко продумана, вторую бомбу взрывать не придется. У меня есть кое-какие документы, и по этим документам я вижу, что совсем рядом с целью недавно выстроена большая гостиница, а в округе живут еще и местные. По моим подсчетам от взрыва первой бомбы погибнет примерно две тысячи человек. В моей стране гораздо большее беспокойство вызвало бы разрушение важной ракетной базы, но я учитываю, что на Западе гибель людей оценят очень серьезно, и именно это заставит правительства принять наши условия и, таким образом, спастись от второй бомбы. - Десятый повысил голос. - Всего через двадцать четыре часа закончатся наши труды, и нас ждет богатая награда! И вот тут мне приходит в голову очень неприятная мысль. - Он нервно усмехнулся, лицо озарилось алым отблеском и тут же погасло. - Мой долг поделиться ею с вами, а если я в своей догадке не прав, заранее извиняюсь.
За столом мрачно молчали. Опытные заговорщики, все почуяли, что Десятый бросает вызов Ларго. Но что задумал русский? Каждый изготовился - как только тайное станет явным - мгновенно переметнуться к сильнейшему.
- Скоро придет минута, - продолжал Десятый, цепко вглядываясь в сообщников, - когда пятнадцать из нас будут там, в море, далеко от яхты, а пятеро останутся на борту. И почему бы в эту самую минуту, - он хитро сощурился, - пятерым не сняться с якоря и не бросить остальных? - Между сидящими пробежал ропот, но Десятый жестом попросил тишины. - Я, как и вы, хотел бы думать, что это невозможно. Но каждый знает, что деньги делают с человеком. А если пловцов - как доложат потом Второму - разорвут в море акулы, тем, на борту, достанутся очень больше деньги.
- Что же вы предлагаете? - вкрадчиво спросил Ларго.
Тот впервые взглянул направо, но лицо Ларго то ярко вспыхивало, то затенялось, и выражения было не угадать. - Я предлагаю, - сказал Десятый уверенно, - оставить на борту по одному человеку из каждой тройки. Тогда в море выйдут десять - но со спокойным сердцем.
- Отвечаю коротко и ясно, - не повышая голоса, сказал Ларго и выбросил вперед ручищу. Сверкнул металлический ствол, и три выстрела подряд почти слились в единой вспышке, едином громе. Десятый нелепо взмахнул руками, дернулся всем телом и, ломая стул, рухнул.
Дулом вверх Ларго поднес пистолет себе к лицу и с наслаждением, как тончайший аромат духов, вдохнул запах гари... Потом оглядел молчаливых свидетелей по обе стороны стола и тихо сказал:
- Совещание окончено. Разойтись по каютам и еще раз проверить оружие и акваланги. Десятым займутся матросы. Все свободны.
Оставшись один. Ларго встал, потянулся и широко, хищно зевнул. Взял из буфета сигару "Корона", с отвращением закурил. Вытащил из холодильника красный резиновый коробок с кубиками льда и отправился в каюту Домино Витали.
Войдя, запер за собой дверь. Здесь тоже был полумрак, под потолком горел красный маячный фонарь. Домино лежала растянутая, точно морская звезда, - руки и ноги привязаны в углах койки к металлической раме. Ларго поставил коробок со льдом на полку, там же пристроил сигару - аккуратно, чтобы тлеющий кончик не попортил лака.
В глазах Домино плясал злой огонек.
- Ну что ж, моя милая, - начал Ларго, - мне было с тобой сладко и хорошо, но отплатить я вынужден другой монетой - тебе будет очень больно... Если приложить к телу, в нужное место, кончик сигары, лед - человек сначала кричит от боли, а потом говорит, и притом чистую правду. Итак, кто дал тебе счетчик?
- Ты убил моего брата, что ж, убей и меня, - процедила Домино. Развлекись напоследок, ты ведь и сам почти мертвец! Скоро наступит твой черед, и пусть тебе придется в тысячу раз хуже, чем твоим жертвам.
Он коротко хохотнул и придвинулся ближе:
- Тогда приступим, милая. Торопиться некуда, и все-то у нас под рукой, и жар, и холод.
Он склонился над ней, завел два пальца за вырез платья и, с силой дернув, разорвал до подола. Откинул в обе стороны обрывки и под мерцающим светом задумчиво оглядел ее. Подошел к полке, взял сигару и коробок со льдом, вернулся и поудобней устроился на краю койки.
Глубоко затянулся, стряхнул на пол пепел и снова склонился...
XXI
ПОГОНЯ
В штурманской рубке "Манты" было тихо. В поблескивающих алюминием красных кожаных креслах сидели трое: один держал штурвал, двое щелкали клавишами, поглядывали на приборы. Бонда с Лейтером усадили на складные стулья подальше от приборной доски. Петерсен стоял рядом с оператором у эхолота, изредка оборачивался к ним, говорил что-то. Наконец, подошел.
- Глубина тридцать саженей, ближайшая отмель - в миле к западу, так что перед нами прямая дорожка к Большой Багаме. Идем хорошо. На радарном экране теперь будут только Мальковые острова. А пройдем их - будем смотреть, не сорвался ли какой островок, не двинулся ли, как и мы, на север. Это и будет "Летучая"; мы тотчас погружаемся - услышите сигнал тревоги. А пока - не хотите ли перекусить, отдохнуть?..
Они спустились следом за ним по лестнице, прошли коридором и оказались в выкрашенной в нежные розовые и зеленоватые тона столовой. Капитан повел их к дальнему столу, усадил в торце; матросы и офицеры разглядывали их, штатских, с удивлением.
- Раньше на военных судах все красили серым, а сейчас - видите? Петерсен показал на стены. - Психологи говорят, от одного и того же цвета скорей утомляешься, а ведь экипаж, случается, по полгода в море. Мы, военные, теперь в каждой мелочи с психологами советуемся. Чем только экипаж не развлекаем:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37