Но раз тебе нравится...
А он говорит:
- Хоть бы какое средство найти. Я десять долларов бы дал, чтобы одну минуту посидеть без этой ик...
И тут снова пошло. До тех пор он хоть негромко икал, а тут напомнил себе и точно рубильник включил: "Ии-ык! Ии-ох!" - как утром, когда его из леса прогнали. Слышу, майор по комнате затопал, и в этом топанье чувствуется злость.
- Тш-ш! - шиплю Люку. - Хочешь, чтоб майор опять взбеленился?
Он немного притих. Старик Эш и другие негры на кухне возятся, а он сидит на ступеньках снаружи и говорит:
- Я на все готов, что ни скажешь. Я уже все перепробовал, что сам знал и что другие советовали. Дыхание задерживал, водой накачался, тугой стал, как рекламная шина автомобильная, потом уцепился коленями вон за тот сук и провисел вниз головой минут пятнадцать, потом еще выдул бутылку воды не отрываясь от горлышка. Сказали дробину проглотить - проглотил дробину. А она все не проходит. Так что ты мне посоветуешь?
- Не знаю, как ты, - говорю, - а я бы на твоем месте пошел к кургану и полечился у старого Джона Корзины.
Он насторожился, медленно повернулся, смотрит на меня; пес буду, даже на время икать перестал.
- У Джона Корзины? - переспрашивает.
- Точно, - говорю. - Эти индейцы знают такие средства, какие и не снились белым докторам. Он рад будет услужить белому - ведь белые столько добра сделали этим жалким туземцам: мало того, что оставили им эту шишку на болоте, которая все равно никому не нужна, еще и разрешают носить американские имена, продают им муку, сахар, плуги, лопаты и не так уж много и дерут сверх обычной цены. Говорят, скоро их даже в город начнут пускать раз в неделю. Старый Джон охотно тебя вылечит.
- Джон Корзина... индейцы... - говорит Люк, а сам негромко, медленно и размеренно икает. Потом вдруг; - Ни в какую не пойду!
И как будто даже заплакал. Вскочил на ноги, ругается чуть не навзрыд: "Хоть бы кто-нибудь, белый или черный, меня пожалел. Больше суток мучаюсь, не ем, не сплю, и хоть бы одна сволочь пожалела".
- Да я ведь помочь хочу, - говорю. - Конечно, мое дело - сторона. Только мне ясно, что теперь тебя никакой белый уже не вылечит. Но на веревке никто тебя туда тащить не собирается.
И поднялся, вроде ухожу. Зашел за угол кухни и наблюдаю - он снова сел на ступеньки и опять негромко, размеренно: "Иик! Иик!.." И тут вижу в окно кухни, что старик Эш стоит за дверью, тихо так, и голову наклонил, как будто прислушивается. И все-таки я ничего на него не подумал. Вдруг Люк поднялся, постоял немного, посмотрел через окно в комнату, где охотники в карты играли, потом на темную дорогу, ведущую к кургану. Тихо вошел в дом и через минуту вышел с зажженным фонарем и дробовиком. Не знаю, чей это дробовик был, и, наверно. Люк сам не знал, и все равно ему было. Вышел и решительно пошел по дороге. Его слышно было еще долго после того, как не стало видно фонаря. Я вернулся на крыльцо и слушаю, как его икота замирает вдалеке; и тут старик Эш говорит у меня за спиной:
- Он туда пошел?
- Куда туда?
- К кургану?
- А бес его знает, - говорю. - Он вроде никуда не собирался. Может, просто размяться решил. Это ему не повредит: сон крепче будет, и аппетит завтра улучшится. Верно говорю?
Но Эш ничего не ответил и ушел в кухню. А до меня все еще не доходит. Да и откуда мне знать было? Я ведь не жил в Джефферсоне двадцать лет назад; я тогда не то что дуговых фонарей и двух в ряд магазинов - пары туфель еще в глаза не видел.
Вошел я в дом и говорю им:
- Ну, джентльмены, сегодня вы отоспитесь.
Ведь ясное дело - чем шагать обратно пять миль в потемках, он у кургана заночует; индейцы уж, верно, не такие привередливые, как белые, индейцам он спать не помешает. Рассказал им, но, верите, майору это пришлось не по вкусу.
- Черт возьми, - говорит, - напрасно это ты, Рэтлиф!
- Да я же пошутил, - говорю. - Я только сказал ему, что старый Джон настоящий знахарь. Я и не думал, что он поверит. Может, он даже не туда пошел, а на енотов поохотиться.
Другие меня поддержали.
- Пускай идет, - говорит мистер Фрейзер. - Авось, до утра прошляется. Я из-за него всю ночь не спал. Сдавай, дядя Айк!
- Его уже все равно не догонишь, - говорит дядя Айк, сдавая карты. - А Джон Корзина, может, и правда его вылечит. До того обожрался, дурень, дышать не может. Сидит утром возле меня и шумит, как сенной пресс. Думал уже, придется его пристрелить, иначе не избавиться... Четверть доллара на даму, джентльмены.
Слежу я за игрой и представляю, как этот олух бредет, спотыкаясь, по ночному лесу с ружьем и фонарем - идет за пять миль лечиться от икоты, а зверье смотрит на него из темноты, слышит небывалые звуки и удивляется, что за двуногий зверь такой и на кого это он охотится. Воображаю я себе, как ему обрадуются индейцы, и смешно мне. Майор спрашивает:
- Чего ты там все бормочешь и посмеиваешься?
- Так, - отвечаю. - Одного знакомого вспомнил.
- И тебя бы туда, к твоему знакомому, - ворчит майор. Тут он решил, что пора выпить, и принялся звать Эша. Потом я сам подошел к двери и кликнул Эша, но отозвался другой негр. Когда он вошел с бутылью и закуской, майор взглянул и спросил:
- А Эш где?
- Ушел, - отвечает негр.
- Ушел? Куда ушел?
- Сказал, что идет к кургану.
А мне все невдомек. Только подумал про себя: "Что-то больно жалостлив стал этот старый негр. Испугался, что ли, что Люк Провайн заблудится один? Или ему нравится слушать, как Люк щелкает?"
- К кургану? - говорит майор. - Если он там у Джона Корзины нахлещется самогону, я с него шкуру спущу.
- Он не сказал, зачем пошел, - говорит негр. - Сказал, что идет к кургану и что к утру вернется.
- Пусть только не вернется, - говорит майор. - Пусть только налижется!
И играют себе дальше, а я наблюдаю за игрой, как болван, и ни о чем не догадываюсь, только жалею, что этот чертов Эш может испортить всю шутку. Время идет к одиннадцати, игру собираются уже кончать - завтра на охоту, как вдруг слышим шум, будто табун диких лошадей скачет по дороге. Мы и обернуться не успели, спросить друг у друга, в чем дело, майор только начал: "Какого там дьявола...", как затопало на крыльце, в сенях, дверь настежь, и врывается Люк. Ни ружья, ни фонаря, одежда в клочьях, лицо дикое, как у сумасшедшего из джексонской психиатрички. Но главное - я сразу заметил - уже не икает. И опять чуть не навзрыд орет:
- Они меня убить хотели! Сжечь! Судить меня стали, связали, положили на костер, хотели поджечь, но я вырвался!..
- Кто они? - спрашивает майор. - О ком, черт тебя дери, ты говоришь?
- Да индейцы, - отвечает Люк. - Они хотели...
- Что такое? - кричит майор. - Что ты такое говоришь?
И тут меня дернуло вмешаться. До тех пор Люк меня и не замечал.
- А все же они тебя вылечили, - говорю.
Он так и застыл на месте. Раньше он меня не видел, но теперь-то увидел. Стал как вкопанный, воззрился на меня своими дикими глазами, точно из Джексона сбежал и надо его туда воротить поскорее.
1 2 3 4