И все-таки я вижу, что там написана сумма, полученная им за какой-то дом в каком-то городе, который не назван. Также – сумма, которую он уплатил за себя, за слугу и за корм для осла на каком-то постоялом дворе, где останавливался во время путешествия. Столько-то и столько-то. Кроме того, там есть перечень свитков папируса и слова «синий плащ», а потом что-то стерто.
– Это верно, Ана? – спросил принц.
– Совершенно верно, – ответил я в страхе, – только слова «синий плащ», записанные на дощечке, я потом тоже стер.
Ки усмехнулся и перевел взгляд с потолка на мое лицо.
– Может быть, твое высочество пожелает, чтобы я сказал что-нибудь из того, что написано на дощечках его памяти, а не только на вощеных дощечках, которые он держит в руке? Их-то расшифровать легче, чем другие, и я вижу на них много интересного. Например, слова, которые, видимо, были сказаны ему по секрету одной высокой особой час тому назад, слова государственного значения, как я думаю. Или определенное высказывание – по-моему, твоего высочества, насчет того, как холодная дрожь, которая охватывает стоящего на берегу реки в холодный день, переходит в ощущение теплоты, когда тот входит в воду, – и ответ на это высказывание. Или слова, произнесенные в этом дворце, когда была разбита алебастровая чаша. Кстати, писец, ты выбрал очень удачное место, чтобы спрятать свою половинку разбитой чаши, – в ящике с двойным дном, который стоит в твоей комнате; этот ящик обвязан шнурком и запечатан скарабеем времен Рамсеса. Думаю, что вторая половинка чаши немного ближе. – И повернувшись, он посмотрел на стену, где я не видел ничего, кроме алебастровых плит.
Я сидел, открыв рот от изумления, ибо как мог этот человек узнать про все эти вещи? А принц засмеялся и сказал:
– Ана, я начинаю думать, что ты плохо держишь доверенные тебе секреты. По крайней мере, я бы так подумал, если бы не то, что у тебя просто не было времени передать кому-либо слова принцессы. И что ты едва ли знаешь трюк со скользящей панелью в этой стене – ведь я никогда не показывал тебе этот тайник.
Ки снова усмехнулся, и даже на широком морщинистом лице Бакенхонсу появилась улыбка.
– О принц, – начал я, – клянусь тебе, что я никогда не обмолвился ни одним словом.
– Знаю, друг, – прервал меня принц, – но, очевидно, есть другие, кому не нужно слов, ибо они умеют читать Книгу Мыслей. Поэтому лучше не встречаться с ними слишком часто, поскольку все люди имеют мысли, которые должны быть известны только им да богам. Маг, с чем ты пришел ко мне? Говори, как если бы мы были одни.
– Хорошо, принц. Ты отправляешься в страну к израильтянам – об этом уже все прослышали. Так вот, Бакенхонсу и я, любя тебя и зная, как много значит для Кемета твое благополучие, а также еще два ясновидца из моей школы, независимо друг от друга, постарались проникнуть в будущее и узнать, чем кончится твое путешествие. Хотя то, что мы узнали, разнится в деталях, но в основном оно совпадает. Поэтому мы сочли своим долгом рассказать тебе то, о чем мы узнали.
– Продолжай, керхеб.
– Итак, первое: жизни твоего высочества угрожает опасность.
– Жизни всегда угрожает опасность, Ки. Я с ней расстанусь? Если так, не бойся, скажи прямо.
– Этого мы не знаем, но думаем, что нет, судя по остальному, что нам известно. Мы узнали, что тебе грозит не только телесная опасность. Во время своей поездки ты встретишь женщину, которую полюбишь. Мы думаем, что эта женщина принесет много горя, а также много радости.
– Тогда, пожалуй, стоит туда поехать, Ки, ведь многие едут гораздо дальше. Скажи, я встречал эту женщину?
– Здесь мы несколько смущены, принц, ибо нам кажется, если, конечно, мы не обманываемся, что ты встречал ее, и не раз; что ты знаешь ее уже тысячи лет, так же как я этого человека, что сидит сейчас рядом с тобой.
Лицо Сети выражало глубокий интерес.
– Что ты имеешь в виду, маг? – спросил он, впиваясь в него взглядом. – Как могу я, человек еще молодой, знать женщину или мужчину тысячи лет?
Ки сосредоточенно посмотрел на него своими странными глазами и ответил:
– У тебя много имен, принц. Но есть одно из них – Вновь Возрождающийся?
– Да, это так. Не знаю, что это значит, но меня назвали так из-за какого-то сна, который приснился моей матери перед моим рождением. Это ты должен сказать мне, что это значит, поскольку ты так много знаешь.
– Не могу, принц. Эта тайна – не из тех, что мне открыты. Однако был один старик, тоже маг, как и я, у которого я в молодости многому научился, – Бакенхонсу хорошо знал его. Он говорил мне, – потому что ему это открылось – что люди не живут только один раз, чтобы потом навеки уйти из жизни. Он сказал, что они живут много раз и во многих формах и образах, хотя и не всегда в этом мире, и что каждая из жизней отделена от другой стеной тьмы.
– Но если это так, какой толк в жизнях, которые мы не помним, когда смерть закрывает дверь за каждой из них?
– В конце концов двери могут открыться, принц, и мы увидим всю анфиладу, через которую прошли, от самого начала до самого конца.
– Наша религия, Ки, учит нас, что после смерти мы вечно будем жить в нашей собственной плоти, которую мы обретаем в день Воскресения. А вечность, не имея конца, не может иметь и начала – это круг. Поэтому если верно одно, то есть – что мы продолжаем жить, то, очевидно, должно быть верно и другое, то есть, что мы всегда жили.
– Ты хорошо рассуждаешь, принц. В старые времена, еще до того, как жрецы заключили человеческую мысль в каменные блоки и построили на них святилища для тысячи богов, многие считали такое рассуждение правильным, ибо тогда они считали, что есть только один бог.
– Как считают эти израильтяне, которых я собираюсь посетить. Что ты скажешь об их боге, Ки?
– Что он и наши боги – одно и то же, принц. В глазах людей бог имеет много лиц, и каждый клянется, что тот бог, которого видит он, – единственный истинный бог. Однако они ошибаются, ибо все боги – истинны.
– А может быть, ложны, Ки, – разве что даже ложь есть часть истины. Ну, ладно. Ты сказал мне о двух опасностях: одна угрожает моему телу, другая – сердцу. Может быть, твоей мудрости открыта еще какая-нибудь третья?
– Да, принц. Третья опасность в том, что эта поездка может в конце концов стоить тебе трона.
– Если я умру, я, конечно, потеряю трон.
– Нет, принц, – если ты будешь жить.
– Даже если так, Ки, я мог бы, думаю, вынести жизнь, занимая и более скромное место, чем трон. Другое дело, вынесла ли бы такую жизнь ее высочество. Так ты говоришь, что, если я поеду в страну Гошен, фараоном буду не я, а другой.
– Мы не говорим этого, принц. Верно, что наше искусство явило нам другого на твоем месте – это будет время проклятий и чудес, и гибели тысяч людей. Но когда мы смотрим еще раз, мы видим не другого, а тебя – ты снова занимаешь это место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
– Это верно, Ана? – спросил принц.
– Совершенно верно, – ответил я в страхе, – только слова «синий плащ», записанные на дощечке, я потом тоже стер.
Ки усмехнулся и перевел взгляд с потолка на мое лицо.
– Может быть, твое высочество пожелает, чтобы я сказал что-нибудь из того, что написано на дощечках его памяти, а не только на вощеных дощечках, которые он держит в руке? Их-то расшифровать легче, чем другие, и я вижу на них много интересного. Например, слова, которые, видимо, были сказаны ему по секрету одной высокой особой час тому назад, слова государственного значения, как я думаю. Или определенное высказывание – по-моему, твоего высочества, насчет того, как холодная дрожь, которая охватывает стоящего на берегу реки в холодный день, переходит в ощущение теплоты, когда тот входит в воду, – и ответ на это высказывание. Или слова, произнесенные в этом дворце, когда была разбита алебастровая чаша. Кстати, писец, ты выбрал очень удачное место, чтобы спрятать свою половинку разбитой чаши, – в ящике с двойным дном, который стоит в твоей комнате; этот ящик обвязан шнурком и запечатан скарабеем времен Рамсеса. Думаю, что вторая половинка чаши немного ближе. – И повернувшись, он посмотрел на стену, где я не видел ничего, кроме алебастровых плит.
Я сидел, открыв рот от изумления, ибо как мог этот человек узнать про все эти вещи? А принц засмеялся и сказал:
– Ана, я начинаю думать, что ты плохо держишь доверенные тебе секреты. По крайней мере, я бы так подумал, если бы не то, что у тебя просто не было времени передать кому-либо слова принцессы. И что ты едва ли знаешь трюк со скользящей панелью в этой стене – ведь я никогда не показывал тебе этот тайник.
Ки снова усмехнулся, и даже на широком морщинистом лице Бакенхонсу появилась улыбка.
– О принц, – начал я, – клянусь тебе, что я никогда не обмолвился ни одним словом.
– Знаю, друг, – прервал меня принц, – но, очевидно, есть другие, кому не нужно слов, ибо они умеют читать Книгу Мыслей. Поэтому лучше не встречаться с ними слишком часто, поскольку все люди имеют мысли, которые должны быть известны только им да богам. Маг, с чем ты пришел ко мне? Говори, как если бы мы были одни.
– Хорошо, принц. Ты отправляешься в страну к израильтянам – об этом уже все прослышали. Так вот, Бакенхонсу и я, любя тебя и зная, как много значит для Кемета твое благополучие, а также еще два ясновидца из моей школы, независимо друг от друга, постарались проникнуть в будущее и узнать, чем кончится твое путешествие. Хотя то, что мы узнали, разнится в деталях, но в основном оно совпадает. Поэтому мы сочли своим долгом рассказать тебе то, о чем мы узнали.
– Продолжай, керхеб.
– Итак, первое: жизни твоего высочества угрожает опасность.
– Жизни всегда угрожает опасность, Ки. Я с ней расстанусь? Если так, не бойся, скажи прямо.
– Этого мы не знаем, но думаем, что нет, судя по остальному, что нам известно. Мы узнали, что тебе грозит не только телесная опасность. Во время своей поездки ты встретишь женщину, которую полюбишь. Мы думаем, что эта женщина принесет много горя, а также много радости.
– Тогда, пожалуй, стоит туда поехать, Ки, ведь многие едут гораздо дальше. Скажи, я встречал эту женщину?
– Здесь мы несколько смущены, принц, ибо нам кажется, если, конечно, мы не обманываемся, что ты встречал ее, и не раз; что ты знаешь ее уже тысячи лет, так же как я этого человека, что сидит сейчас рядом с тобой.
Лицо Сети выражало глубокий интерес.
– Что ты имеешь в виду, маг? – спросил он, впиваясь в него взглядом. – Как могу я, человек еще молодой, знать женщину или мужчину тысячи лет?
Ки сосредоточенно посмотрел на него своими странными глазами и ответил:
– У тебя много имен, принц. Но есть одно из них – Вновь Возрождающийся?
– Да, это так. Не знаю, что это значит, но меня назвали так из-за какого-то сна, который приснился моей матери перед моим рождением. Это ты должен сказать мне, что это значит, поскольку ты так много знаешь.
– Не могу, принц. Эта тайна – не из тех, что мне открыты. Однако был один старик, тоже маг, как и я, у которого я в молодости многому научился, – Бакенхонсу хорошо знал его. Он говорил мне, – потому что ему это открылось – что люди не живут только один раз, чтобы потом навеки уйти из жизни. Он сказал, что они живут много раз и во многих формах и образах, хотя и не всегда в этом мире, и что каждая из жизней отделена от другой стеной тьмы.
– Но если это так, какой толк в жизнях, которые мы не помним, когда смерть закрывает дверь за каждой из них?
– В конце концов двери могут открыться, принц, и мы увидим всю анфиладу, через которую прошли, от самого начала до самого конца.
– Наша религия, Ки, учит нас, что после смерти мы вечно будем жить в нашей собственной плоти, которую мы обретаем в день Воскресения. А вечность, не имея конца, не может иметь и начала – это круг. Поэтому если верно одно, то есть – что мы продолжаем жить, то, очевидно, должно быть верно и другое, то есть, что мы всегда жили.
– Ты хорошо рассуждаешь, принц. В старые времена, еще до того, как жрецы заключили человеческую мысль в каменные блоки и построили на них святилища для тысячи богов, многие считали такое рассуждение правильным, ибо тогда они считали, что есть только один бог.
– Как считают эти израильтяне, которых я собираюсь посетить. Что ты скажешь об их боге, Ки?
– Что он и наши боги – одно и то же, принц. В глазах людей бог имеет много лиц, и каждый клянется, что тот бог, которого видит он, – единственный истинный бог. Однако они ошибаются, ибо все боги – истинны.
– А может быть, ложны, Ки, – разве что даже ложь есть часть истины. Ну, ладно. Ты сказал мне о двух опасностях: одна угрожает моему телу, другая – сердцу. Может быть, твоей мудрости открыта еще какая-нибудь третья?
– Да, принц. Третья опасность в том, что эта поездка может в конце концов стоить тебе трона.
– Если я умру, я, конечно, потеряю трон.
– Нет, принц, – если ты будешь жить.
– Даже если так, Ки, я мог бы, думаю, вынести жизнь, занимая и более скромное место, чем трон. Другое дело, вынесла ли бы такую жизнь ее высочество. Так ты говоришь, что, если я поеду в страну Гошен, фараоном буду не я, а другой.
– Мы не говорим этого, принц. Верно, что наше искусство явило нам другого на твоем месте – это будет время проклятий и чудес, и гибели тысяч людей. Но когда мы смотрим еще раз, мы видим не другого, а тебя – ты снова занимаешь это место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68