– Нет, Розамунда, нет еще. Хотя вы ничего не можете говорить, вы могли бы знаком дать мне понять, что вы думаете…
Я так мучаюсь и должен страдать до завтрашнего дня. Например, вы могли бы позволить мне поцеловать вашу руку… Ведь в договоре не говорилось о поцелуях.
– Я ничего не знаю о договоре, Вульф, – строго ответила Розамунда, хотя улыбка првкралась в уголки ее губ. – Во всяком случае, я не могу позволить вам дотронуться до моей руки.
– Тогда я поцелую ваше платье. – И, схватив уголок ее плаща, Вульф прижал его к своим губам.
– Вы сильны, Вульф, я слаба и не могу вырвать своей одежды из ваших рук, однако скажу вам, что этот поступок нисколько не поможет вам.
Плащ упал из его пальцев.
– Простите. Я должен был помнить, что Годвин не зашел бы так далеко.
– Годвин, – сказала она, топнув ногой о пол, – дав обещание, держит его не только буквально, но и в душе.
– Думаю, что так. Видите ли, каково грешному человеку иметь братом и соперником святого. Нет, не сердитесь на меня, Розамунда, я не могу идти путями святых.
– Вам, Вульф, по крайней мере, незачем смеяться над тем, кто вступил на дорогу к совершенству.
– Я не насмехаюсь над ним. Я его люблю так же сильно… как вы. – И он пристально посмотрел ей в лицо.
Ее черты не изменились, потому что в сердце Розамунды крылась тайная сила и способность молчать, унаследованная ею от предков аравитян, которые могут накидывать непроницаемую маску на свои черты.
– Я рада, что вы любите его, Вульф. Постарайтесь же никогда не забывать о своей любви и долге.
– Так и будет, да, будет, даже если вы оттолкнете меня ради него.
– Какие честные слова. Я ждала их от вас, – мягко сказала она. – А теперь, дорогой Вульф, прощайте. Я устала…
– Завтра… – начал он.
– Да, – ответила она глубоким голосом. – Завтра я обязана говорить, а вы должны меня слушать.
Солнце снова совершило свой круговорот, снова время подошло к четырем часам пополудни. Два брата стояли подле огня, пылавшего в холле, и с сомнением смотрели друг на друга; такими же взглядами они обменивались в часы ночи, в течение которой ни один не смыкал глаз.
– Пора, – сказал наконец Вульф.
Годвин кивнул головой.
В это время по лесенке из солара сошла служанка, и д'Арси без слов поняли, зачем она приближается к ним.
– Кто? – спросил Вульф, Годвин только покачал головой.
– Сэр Эндрю приказал мне сказать, что он желает поговорить с вами обоими, – сказала служанка и ушла.
– Клянусь святыми, мне кажется, не избран ни тот, ни другой, – с отрывистым смехом произнес Вульф.
– Может быть, – сказал Годвин, – и, может быть, это будет лучше для всех нас.
– Не нахожу, – ответил Вульф, вслед за братом поднимаясь по ступенькам.
Они прошли по коридору и закрыли за собой дверь. Перед ними был сэр Эндрю: он сидел в своем высоком кресле перед камином. Подле него, положив руку на его плечо, стояла Розамунда. Годвин и Вульф заметили, что она была одета в свое нарядное платье, и у обоих в голове шевельнулась горькая мысль, что она надела роскошные уборы, желая показать им, как хороша девушка, которую они должны потерять. Подходя, молодые д'Арси поклонились сначала ей, а потом дяде; Розамунда, подняв опущенные глаза, слегка улыбнулась им в виде приветствия.
– Говори, Розамунда, – произнес ее отец. – Этих рыцарей мучит неизвестность, и они страдают…
– Теперь последний удар, – пробормотал Вульф.
– Двоюродные братья, – начала Розамунда низким спокойным голосом, точно отвечая заученный урок. – Я посоветовалась с отцом о том, что вы мне сказали вчера, с отцом и со своим собственным сердцем. Вы сделали мне большую честь, а я любила вас с детства, как сестра братьев. Не буду говорить много, скажу только, что, к сожалению, я ни одному из вас не могу дать того ответа, которого он желает.
– Действительно, решительный удар, – пробормотал Вульф. – Сквозь латы и кольчугу он попал прямо в сердце.
Годвин только побледнел больше прежнего и ничего не сказал.
Несколько мгновений стояла тишина, и старый рыцарь исподлобья смотрел на лица братьев, освещенные пламенем сальных свечей.
Наконец Годвин заговорил:
– Мы благодарим вас, кузина. Пойдем, Вульф, мы выслушали ответ.
– Не весь, – быстро перебила его Розамунда, и они снова вздохнули свободнее.
– Слушайте, – продолжала она. – Если угодно, я дам вам одно обещание, которое одобряет и мой отец. Ровно через два года, в этот же самый день, если мы все трое будем еще живы и ваши намерения не изменятся, я скажу вам имя моего избранника и тотчас же обвенчаюсь с ним, чтобы никто не страдал больше…
– А если один из нас умрет? – спросил Годвин.
– Тогда, – ответила Розамунда, – я выйду замуж за другого, если он не посрамит своего имени и не совершит нерыцарского поступка.
– Извините меня, – начал Вульф, но, подняв руку, она остановила его и сказала:
– Вы находите, что я говорю странные вещи, и, может быть, вы правы. Но ведь все странно, и я в большом затруднении. Помните: вопрос идет о всей моей жизни, и я могу желать, чтобы мне дали время обдумать свое решение. Ведь выбирать между такими двумя людьми, как вы, нелегко. Кроме того, мы все трое слишком молоды для брака. В течение двух лет я, может быть, узнаю, кто из вас наиболее достойный рыцарь. Итак, ни один из нас не значит для вас больше, чем другой? – прямо спросил Вульф. Розамунда вспыхнула, говоря:
– Я не отвечу на этот вопрос.
– И Вульф не должен был задавать его, – вставил Годвин. – Брат, я понял Розамунду. Ей трудно сделать выбор между нами, а если она в сердце, тайно, уже и знает имя избранника, то по доброте своей не хочет нам показать этого и тем огорчить одного из нас. Вот почему она говорит: идите, рыцари, совершайте подвиги, достойные такой дамы, как я, и, может быть, тот, кто сделает величайшее деяние, получит великую награду. Я считаю ее решение мудрым и справедливым и подчиняюсь ему. Оно даже радует меня, ибо дает нам возможность показать нашей дорогой кузине и всем нашим товарищам материал, из которого мы сделаны, и случай постараться затмить друг друга подвигами, которые мы, как и всегда, будем совершать рука об руку.
– Хорошие мысли, – произнес сэр Эндрю. – Ну, что скажешь ты, Вульф?
Чувствуя, что Розамунда наблюдает за ним из-под тени своих длинных ресниц, Вульф ответил:
– Небо видит, я тоже доволен. В течение двух лет мы оба можем пасть на войне, по крайней мере, в эти два года любовь к женщине не разделит нас. Дядя, прошу отпустить меня на службу к моему возлюбленному господину в Нормандию.
– Я прошу о том же, – сказал Годвин.
– Весной, весной, – поспешно ответил сэр Эндрю. – Тогда король Генрих двинет в бой свои силы. До тех же пор оставайтесь здесь. Кто знает, что еще случится. Может быть, ваши руки понадобятся нам, как это было недавно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88