Вика расхаживала между ними, преувеличенно жестикулировала, толкала их к диалогу — как показалось Сигизмунду, преискусно ссоря вандалов между собой. Затем хлопнула в ладоши и посмотрела на Вамбу.
Вамба вытужил:
— Йа-а Вам-ба! Ти кто?
— Молодец, — подбодрила Вика, кивая и улыбаясь, — правильно. Вавила?
— Йа-а Вави-ла! Ти кто?
— Йа-а Вамба!
— Стоп, — сказала Вика. — «Мне тридцать лет». Мне — трид-цать — лет. Начали! Вамба!
— Мне-е три-ицат лет!
— Вавила?
— Мне-е три-и… тсат лет… йа-а… му-зик…
Вика заулыбалась, желая поддержать инициативу ученика.
Вамба подумал-подумал и высказался:
— Йа-а крут! Ти-и эта… иди-на-хер.
Вика нахмурилась. Похоже, Анастасия также успела приложить руку к обучению. Вавиле русская речь сородича была вполне внятна. Насупившись, Вавила отвечал вполне достойно:
— Са-ам эта… на хер, мудо-дзон!
Вамба приподнялся на стуле.
— Йа-а, — обрадованно повторил Вавила, — зу ис зата мудо-дзон! Йа казал! Я знат! Ти знат! Ассика знат!
И вызывающе захохотал.
Вамба молча ударил его кулачищем в переносицу.
Скалкс неожиданно пропел:
— В очесвеном париском туалетэ ист натписи на роском ясике.
* * *
Таким образом, адаптация вандалов была отдана в крепкие педагогические руки Виктории. Хотя бы на этот счет Сигизмунд мог быть спокоен. Он и был спокоен.
Впрочем, окружающие заботились о том, чтобы жизнь С.Б.Моржу на тридцать восьмом году медом не казалась. В частности, позвонила Наталья.
— Сигизмунд? Еще не забыл нас? Или мне уже пора представляться?
— Всех не перезабудешь, — неудачно ответил Сигизмунд.
— Ты вообще-то отец или кто? Ты знаешь, что дети обычно растут?
— Ну, — дипломатично отозвался Сигизмунд.
— «Ну!» Ярополк из всего вырос. Ботинки нужны, резиновые сапожки на лето, все такое дорогое…
— Притормози, Наталья. А Евгений-то что?
— Евгений — не отец. Отец — ты! Ярополк тебя уже забывать начал. Скоро «дядей» станет звать.
— Наталья, нет у меня сейчас денег. Бизнес стоит.
— У тебя вечно все стоит где не надо. Нам-то что прикажешь делать?
— Да я сам ночами извозом занимаюсь. Тем и живу.
— Да ты хоть тараканами питайся. Эгоист ты все-таки, знаешь ли. Махровый. А лысую свою на что содержишь?
— Какую лысую?
— Ну эту, актерку погорелого театра. Я видела вас на улице. Парочка! Мы с Ярополком сразу на другую сторону улицы перешли. Чтобы хоть ребенок не видел. Позорище.
— Высказалась? — разозлился Сигизмунд, готовясь бросить трубку.
— Только не бросай трубку! Есть у тебя такая милая привычка. И не молчи. Не выношу, когда молчат в телефон.
— Да я не молчу.
— Нет, молчишь! Отвечай!
— Что отвечать?
— Я тебя только что спрашивала.
— Повтори еще раз. Я не помню.
— Хорошо. Повторю. Ярополк вырос из старого. Ему на дачу ехать не в чем будет. Ты о ребенке хоть думаешь?
— Иногда.
— Оно и видно.
Сигизмунд решил, что настала пора поговорить с Натальей о чем-нибудь приятном.
— Ну, а как дела у Евгения?
— А тебе-то что?
— Да так. Симпатичный дядя.
— Не издевайся! — подозрительно сказала Наталья. — Получше тебя будет.
— Так я и говорю: симпатичный. Чем он сейчас занимается?
— Евгений пишет книгу. Кстати, у тебя сохранилась «Кама-сутра»? Помнишь, фотографии в коробке?
— Что-о?!
— Не для ЭТОГО, не думай. Я спрашиваю: сохранилась или ты выбросил?
— Сохранилась, вроде…
— Ну, тебе она явно не нужна. Твоя лысая и без «Кама-сутры»…
— А тебе-то она зачем нужна?
— На пару месяцев дай.
— Приезжай, — сказал Сигизмунд, пожав плечами.
— Ты не думай только. Это Евгению, для работы.
Сигизмунд громогласно заржал. Наталья разозлилась.
— Для книги. Просто сейчас все очень дорого, если покупать. А денег НЕТ.
— Да ладно, ладно. Приезжай. Если хочешь, приезжай с Евгением. Дам я вам «Кама-сутру». Считай, свадебный подарок.
* * *
Наталья и впрямь приехала с Евгением. Дядя Женя оказался еще более нелеп, чем сохранилось в воспоминаниях Сигизмунда. Вошел, застрял на пороге, разинул рот, начал озираться, поворачиваясь всем грузным туловищем. Наталья впихнула его в квартиру.
Навстречу гостям выплыла Лантхильда. Толстая, как вертолет. Заважничала. Дабы дорогая супруга от спеси не лопнула, Сигизмунд спровадил ее в «светелку». Лантхильда степенно удалилась.
Наталья стояла прямая, как столб, с поджатыми губами.
— Может, все-таки поможешь пальто снять? — процедила она.
Кобель с любопытством обнюхивал ботинки дяди Жени. Дядя Женя стоял оцепенев
— остерегался, видать, не хватил бы его кобель зубами.
— Он не кусается, — напомнил Сигизмунд, снимая с Натальи пальто.
Дядя Женя хохотнул. С опаской погладил пса.
Из «светелки» доносилось монотонное пение.
— Что, так и живешь с этой? — осведомилась Наталья неприязненно. — А лысая твоя где?
— Ее Анастасия зовут.
— Чаю дашь? МЫ замерзли.
Дядя Женя уже протоптанной дорожкой побрел в гостиную. Осмотрелся, забубнил что-то под нос — видать, вел нескончаемый диалог с самим собою. А затем узрел меч. Топоча, устремился к пианино. Бесцеремонно общупал ножны, попытался извлечь клинок. Клинок не выходил. Ножны были завязаны на ремешок. Этого дяди-женин мозг уже не вмещал, поэтому дядя Женя легко отказался от идеи обнажить меч. Повернулся к Сигизмунду сияющий. Заговорил взволнованно:
— Самое… ну, самое… это… и-и-и… значит, ну оружие — это самое у меня, значит, было тоже… я собираю.
Наталья нахмурилась.
— Что это у тебя там такое?
Сигизмунд подошел к пианино. Взял меч. Развязал ремешок, извлек из ножен.
— Ну вот, — сказал он, — полуавтомат. Поднимаешь руками, опускается сам…
— Купил? — агрессивно осведомилась Наталья.
— Да вроде того, — сдуру брякнул Сигизмунд.
Евгений потянулся к мечу трепещущими руками.
— Настоящий?
— Да.
— Двенадцатый век?
— Пятый.
Евгений осмотрел клинок из рук Сигизмунда — тот не на шутку опасался, что дядя Женя порежется — и засмеялся. Толстым пальцем погрозил, будто шалуну.
— Самое… Новодел, самое, видно… Я обучался, самое, металловедению, это… знаю… Да и в музее видел. Пятый век — они корявые, ржавые, закалка у них не та. У них закалка была примитивная, в землю закапывали да потом счищали, это самое, не настоящий закал. Вот у самураев — катаны… самое… настоящий закал.
Наталья каменно молчала. Сигизмунд без труда слышал ее безмолвный монолог. На Ярополка, значит, денег нет! А на всякую ерунду деньги, значит, есть! Какой-то бутафорский меч купил, да еще поддельный! Скоро по лесам начнет бегать с подростками, в хоббитов играть!
— Да нет, — сказал Сигизмунд со вздохом, — настоящий он. Пятый век. — И завел с вамбиных слов: — Представляешь, Наталья, думал я даже обоерукому бою научиться, инструктор мне хороший попался. Вот, меч… Представляешь, он говорит: поверье есть, будто иной раз в обличьи обоерукого воина божество скитается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Вамба вытужил:
— Йа-а Вам-ба! Ти кто?
— Молодец, — подбодрила Вика, кивая и улыбаясь, — правильно. Вавила?
— Йа-а Вави-ла! Ти кто?
— Йа-а Вамба!
— Стоп, — сказала Вика. — «Мне тридцать лет». Мне — трид-цать — лет. Начали! Вамба!
— Мне-е три-ицат лет!
— Вавила?
— Мне-е три-и… тсат лет… йа-а… му-зик…
Вика заулыбалась, желая поддержать инициативу ученика.
Вамба подумал-подумал и высказался:
— Йа-а крут! Ти-и эта… иди-на-хер.
Вика нахмурилась. Похоже, Анастасия также успела приложить руку к обучению. Вавиле русская речь сородича была вполне внятна. Насупившись, Вавила отвечал вполне достойно:
— Са-ам эта… на хер, мудо-дзон!
Вамба приподнялся на стуле.
— Йа-а, — обрадованно повторил Вавила, — зу ис зата мудо-дзон! Йа казал! Я знат! Ти знат! Ассика знат!
И вызывающе захохотал.
Вамба молча ударил его кулачищем в переносицу.
Скалкс неожиданно пропел:
— В очесвеном париском туалетэ ист натписи на роском ясике.
* * *
Таким образом, адаптация вандалов была отдана в крепкие педагогические руки Виктории. Хотя бы на этот счет Сигизмунд мог быть спокоен. Он и был спокоен.
Впрочем, окружающие заботились о том, чтобы жизнь С.Б.Моржу на тридцать восьмом году медом не казалась. В частности, позвонила Наталья.
— Сигизмунд? Еще не забыл нас? Или мне уже пора представляться?
— Всех не перезабудешь, — неудачно ответил Сигизмунд.
— Ты вообще-то отец или кто? Ты знаешь, что дети обычно растут?
— Ну, — дипломатично отозвался Сигизмунд.
— «Ну!» Ярополк из всего вырос. Ботинки нужны, резиновые сапожки на лето, все такое дорогое…
— Притормози, Наталья. А Евгений-то что?
— Евгений — не отец. Отец — ты! Ярополк тебя уже забывать начал. Скоро «дядей» станет звать.
— Наталья, нет у меня сейчас денег. Бизнес стоит.
— У тебя вечно все стоит где не надо. Нам-то что прикажешь делать?
— Да я сам ночами извозом занимаюсь. Тем и живу.
— Да ты хоть тараканами питайся. Эгоист ты все-таки, знаешь ли. Махровый. А лысую свою на что содержишь?
— Какую лысую?
— Ну эту, актерку погорелого театра. Я видела вас на улице. Парочка! Мы с Ярополком сразу на другую сторону улицы перешли. Чтобы хоть ребенок не видел. Позорище.
— Высказалась? — разозлился Сигизмунд, готовясь бросить трубку.
— Только не бросай трубку! Есть у тебя такая милая привычка. И не молчи. Не выношу, когда молчат в телефон.
— Да я не молчу.
— Нет, молчишь! Отвечай!
— Что отвечать?
— Я тебя только что спрашивала.
— Повтори еще раз. Я не помню.
— Хорошо. Повторю. Ярополк вырос из старого. Ему на дачу ехать не в чем будет. Ты о ребенке хоть думаешь?
— Иногда.
— Оно и видно.
Сигизмунд решил, что настала пора поговорить с Натальей о чем-нибудь приятном.
— Ну, а как дела у Евгения?
— А тебе-то что?
— Да так. Симпатичный дядя.
— Не издевайся! — подозрительно сказала Наталья. — Получше тебя будет.
— Так я и говорю: симпатичный. Чем он сейчас занимается?
— Евгений пишет книгу. Кстати, у тебя сохранилась «Кама-сутра»? Помнишь, фотографии в коробке?
— Что-о?!
— Не для ЭТОГО, не думай. Я спрашиваю: сохранилась или ты выбросил?
— Сохранилась, вроде…
— Ну, тебе она явно не нужна. Твоя лысая и без «Кама-сутры»…
— А тебе-то она зачем нужна?
— На пару месяцев дай.
— Приезжай, — сказал Сигизмунд, пожав плечами.
— Ты не думай только. Это Евгению, для работы.
Сигизмунд громогласно заржал. Наталья разозлилась.
— Для книги. Просто сейчас все очень дорого, если покупать. А денег НЕТ.
— Да ладно, ладно. Приезжай. Если хочешь, приезжай с Евгением. Дам я вам «Кама-сутру». Считай, свадебный подарок.
* * *
Наталья и впрямь приехала с Евгением. Дядя Женя оказался еще более нелеп, чем сохранилось в воспоминаниях Сигизмунда. Вошел, застрял на пороге, разинул рот, начал озираться, поворачиваясь всем грузным туловищем. Наталья впихнула его в квартиру.
Навстречу гостям выплыла Лантхильда. Толстая, как вертолет. Заважничала. Дабы дорогая супруга от спеси не лопнула, Сигизмунд спровадил ее в «светелку». Лантхильда степенно удалилась.
Наталья стояла прямая, как столб, с поджатыми губами.
— Может, все-таки поможешь пальто снять? — процедила она.
Кобель с любопытством обнюхивал ботинки дяди Жени. Дядя Женя стоял оцепенев
— остерегался, видать, не хватил бы его кобель зубами.
— Он не кусается, — напомнил Сигизмунд, снимая с Натальи пальто.
Дядя Женя хохотнул. С опаской погладил пса.
Из «светелки» доносилось монотонное пение.
— Что, так и живешь с этой? — осведомилась Наталья неприязненно. — А лысая твоя где?
— Ее Анастасия зовут.
— Чаю дашь? МЫ замерзли.
Дядя Женя уже протоптанной дорожкой побрел в гостиную. Осмотрелся, забубнил что-то под нос — видать, вел нескончаемый диалог с самим собою. А затем узрел меч. Топоча, устремился к пианино. Бесцеремонно общупал ножны, попытался извлечь клинок. Клинок не выходил. Ножны были завязаны на ремешок. Этого дяди-женин мозг уже не вмещал, поэтому дядя Женя легко отказался от идеи обнажить меч. Повернулся к Сигизмунду сияющий. Заговорил взволнованно:
— Самое… ну, самое… это… и-и-и… значит, ну оружие — это самое у меня, значит, было тоже… я собираю.
Наталья нахмурилась.
— Что это у тебя там такое?
Сигизмунд подошел к пианино. Взял меч. Развязал ремешок, извлек из ножен.
— Ну вот, — сказал он, — полуавтомат. Поднимаешь руками, опускается сам…
— Купил? — агрессивно осведомилась Наталья.
— Да вроде того, — сдуру брякнул Сигизмунд.
Евгений потянулся к мечу трепещущими руками.
— Настоящий?
— Да.
— Двенадцатый век?
— Пятый.
Евгений осмотрел клинок из рук Сигизмунда — тот не на шутку опасался, что дядя Женя порежется — и засмеялся. Толстым пальцем погрозил, будто шалуну.
— Самое… Новодел, самое, видно… Я обучался, самое, металловедению, это… знаю… Да и в музее видел. Пятый век — они корявые, ржавые, закалка у них не та. У них закалка была примитивная, в землю закапывали да потом счищали, это самое, не настоящий закал. Вот у самураев — катаны… самое… настоящий закал.
Наталья каменно молчала. Сигизмунд без труда слышал ее безмолвный монолог. На Ярополка, значит, денег нет! А на всякую ерунду деньги, значит, есть! Какой-то бутафорский меч купил, да еще поддельный! Скоро по лесам начнет бегать с подростками, в хоббитов играть!
— Да нет, — сказал Сигизмунд со вздохом, — настоящий он. Пятый век. — И завел с вамбиных слов: — Представляешь, Наталья, думал я даже обоерукому бою научиться, инструктор мне хороший попался. Вот, меч… Представляешь, он говорит: поверье есть, будто иной раз в обличьи обоерукого воина божество скитается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118