Она была больна, лежала в постели. Она поднялась мне навстречу.
"Простудишься, надень халат. Где у нас?.. Я сам".
Стоя на шаткой табуретке, я достал с антресолей два чемодана, сдул пыль и проверил замки. Я спросил у Кати, что она хочет забрать с собой, вынул стопку белья из шкафа, снял с плечиков и уложил ее платья, а где то, где другое, зубная щетка, спрашивал я, где твоя зубная щетка? Тут только я заметил, что говорю с ней, задаю вопросы, а она не откликается. Она сидела на краю кровати, поджав пальцы босых ног, сунув руки между колен, ее ключицы резко выделялись в разрезе рубашки, глаза блестели в темных глазницах. Ты совсем больна, пробормотал я, но ничего, мы тебя там подлечим.
Наконец, я услышал ее голос. Глухой голос, как прежде.
"Я не понимаю",- сказала она.
Я возразил: чего же тут не понимать? Приедем, надо будет основательно заняться здоровьем.
В ответ она покачала головой, оттого ли, что не верила в свое выздоровление, или оттого, что не понимала меня.
(Конечно! Сам того не замечая, я говорил на чужом языке.)
"Катя,- сказал я,- какой я идиот!"
Мне показалось, что в дверь постучали. Я взглянул вопросительно на жену, она пожала плечами и кивнула головой.
"Кто это?" - спросил я, и она снова кивнула.
"Это - они?" - прошептал я в ужасе.
Открыть дверь и броситься, пока они не опомнились, прочь по коридору.
Она покачала головой, словно хотела сказать, что "они" теперь не у дел, я не верил ей. На кухне был черный ход. Но внизу во дворе кто-то наверняка уже поджидал, нужно уходить на чердак. Перебраться на крышу соседнего дома. Слезть по пожарной лестнице... Все эти мысли, как ток, ударили мне в голову и ушли по спинному мозгу в пол. Я застыл, все еще под воздействием электрического удара. Раскрытый чемодан с одеждой лежал у моих ног.
Голос Кати прошелестел: "Сейчас увидишь". Дверь отворилась, вошел некто, и я тотчас успокоился.
Вошел оборванный бородатый мужик в изжеванной непогодой фетровой шляпе, в сапогах, просящих каши, с сумой через плечо, не здороваясь, спросил, кто это.
"Мой муж",- был ответ.
"Какой такой муж?" Человек, ворча, начал стаскивать через голову свой мешок.
Я рылся в карманах, чтобы дать ему мелочь.
"На кой мне твои подачки, у меня своих денег хватает". Он сунул руки в карманы своего рубища и вынул полные пригоршни монет, там было и две-три скомканных бумажки. Мешок лежал на полу, человек наклонился и стал выкладывать на стол рядом с деньгами куски хлеба, остатки еды, завернутые в газету, достал со дна полуоткрытую жестянку с бычками в томатном соусе. Под конец явилась поллитровка.
"Садись, ужинать будем..."
"А как же?.." - спросил я, кивая на чемоданы.
"Успеется". Он открыл зубами бутылку, налил себе и мне по полстакана, плеснул на донышко Кате.
"Значит, говоришь, за ней приехал. А ты у нее спросил, хочет ли она? Со мной согласовал? Ладно, давай... Со свиданьицем".
Он подвинул ко мне консервную банку, Катя принесла три тарелки, я их сразу узнал, я даже помнил, когда мы их купили, теперь они были темные и выщербленные.
Я сказал:
"Ей бы надо одеться, здесь холодно. Хотя бы халат накинуть".
"Ничего. Так она мне больше нравится. Мне вот даже жарко.- Сожитель скинул свое одеяние, остался в майке, обнажив могучие татуированные плечи, на груди поверх майки висел большой целовальный крест.- Так, говоришь, приехал? Ну, раз приехал, оставайся. Как-нибудь устроимся... в тесноте, да не в обиде".
Но я вовсе не собираюсь ночевать, возразил я или, может быть, подумал.
"Все своим чередом. Одну ночь ты, другую я".
Я спросил: это как понимать?
"А вот так и понимай. Ты пей, ешь... Чего тут не понимать: сперва ты ее харишь, потом я. Уступаю тебе очередь. Цени мое благородство. Гостю почет и уважение. Верно я говорю, Катька?"
"Послушайте,- сказал я,- у нас мало времени. Спасибо за угощение, было интересно с вами познакомиться. Нам пора. Такси ждет за углом".
Катя молча вышла из-за стола и улеглась в постель.
"Ну чего ты,- сказал новый хозяин,- чего тебе здесь не нравится? Я, что ль, не нравлюсь? Харчами моими брезгуешь?"
"Не в этом дело..."
Кто-то скребся в дверь. Человек встал и открыл. Вбежала собака, вероятно, та же, которую я видел на улице, и стала кружить по комнате.
"На место!" - зарычал хозяин.
Он поставил тарелку с едой на пол.
"Не в этом дело",- проговорил я.
"А в чем же тогда? Я тебе вот что скажу.- Он уселся за стол.- Ежели с одной стороны посмотреть, то..."
Пес скулил в углу.
"Молчать! Ежели какая-нибудь там философия, то, конечно. А вот если так, по-простому, как жизнь велит... Жизнь, она свои законы диктует".
"Я вас не понимаю".
"А ты вообще-то что-нибудь понимаешь?"
Скулеж перешел в протяжный вой. Мы поднялись. Пес сидел, задрав морду, возле кровати.
"Катя,- спросил я,- тебе холодно?"
Она молчала.
"Укрыть тебя еще одним одеялом?"
Ответа не было, я увидел, что она умерла.
XV
Странные и нелепые происшествия, которые совершались у меня на глазах, не стоили бы упоминания, если бы следом не потянулись другие, если бы с ними не входили в мою жизнь важные перемены.
Нищета - спутник философии, это знали еще древние. Отнюдь не надеясь кого-либо убедить, хочу заметить, что моя вторая профессия оставляла мне время для размышлений. Я чувствовал необходимость подвести некоторые итоги. В те дни я понял, что целая эпоха моей жизни подходит к концу. Ничего не осталось от молодости, "зрелость" начала вянуть; я стоял у порога старости.
Не то чтобы я собирался устроить смотр своих достижений, какие там достижения. Если у меня и были какие-то задатки, я не сумел их реализовать. Я ничего не добился в жизни, ничем особенным себя не проявил. Умри я сегодня ночью, завтра ни одна душа обо мне не вспомнит. Просто я понял, что достиг поры, когда можно сделать кое-какие выводы, извлечь кое-какие уроки из прожитого, и более того, выводы, в сущности, уже готовы, нужно лишь по возможности четко сформулировать их для себя. Вслушаться в голос, который их втолковывает. Я не отделяю себя от своего "времени" (что за дурацкое слово). Очевидно, что я представляю собой в самом чистом виде то, что называется дитя времени. Именно поэтому я принял единственно разумное решение выломаться из времени, как выламывают решетку тюремного окна.
Какое это, в сущности, гнусное время.
Скажут: почему же только гнусное? Почему не великое? Время грандиозных открытий, неслыханных достижений. Например: когда и где еще были изобретены зубные щетки такой изумительной формы, хитроумнейшей конструкции, для всех челюстей и на все случаи жизни? Скажут: да ведь никогда не было в истории счастливых времен, и всегда современники считали свой век самым бедственным. Почитайте, что пишет Тацит, почитайте хроники великого переселения народов или черной смерти XIV века, или Тридцатилетней войны;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22