Это был товар, который он собирался уступить другим антикварам, с тем чтобы погасить хотя бы самые неотложные платежи. Чемодан лежал на траве; присев на корточки, мой отец достал оттуда несколько небольших ваз древней чеканки, восьмиконечный наперсный крест, похожий на тот, который носил на груди отец Петр Кифа, но, пожалуй, еще красивей, далее на свет явился кинжал из Дамаска и еще два-три подобных предмета. Отец поднял голову: «Ну, что ты стоишь? Раздевайся». Мы переоделись в то, что лежало на дне чемодана и, к счастью, осталось сухим. Мой отец преклонил колено, чтобы завязать ремни сандалий. На нем была белая хламида, на которую он набросил легкий гиматий. Он аккуратно сложил костюм и котелок в чемодан, взглянул на часы и, так как они стояли, уложил их туда же.
«Ну вот, — проговорил он, вздохнув с облегчением. — Теперь можно ехать».
Солнце должно было вот-вот взойти. Небо сияло ровным розовато-золотистым светом, переходившим позади нас в серебряный и лиловый. День обещал быть теплым. Лошадь бодро хрустела копытами по песчаному тракту. Оттого, что мы выкупались в реке, мне совсем не хотелось спать. Мы жевали бутерброды и запивали их пивом. Вокруг стояла высокая рожь. Видимо, осень в этих местах еще не наступила.
Прошло, как мне показалось, совсем немного времени, а солнце уже успело подняться высоко и палило вовсю. Арба стала увязать в песке. Лошадь остановилась и повернула к нам голову.
«Что такое, старуха?» — сонным голосом спросил возница.
«Пить хочу», — сказала Сарра.
«Потерпи. Нам ведь уже немного осталось, реб Шимон?»
Мой отец кивнул.
«Ноги вязнут», — сказала Сарра.
«Ничего не поделаешь».
«Может, вернемся?»
«Милок, — спросил Владимир у пастуха, стоявшего на пригорке, — где тут у вас колодец?» Тот уставился на него с непонимающим видом.
Мой отец слез и, подойдя к пастуху, поднес ладонь ко лбу и к сердцу, после чего произнес несколько слов по-арамейски. Старик напряженно смотрел на него: он был глухонемой. Потом закивал и показал вдаль.
«Езжай до деревни, — сказал мой отец Владимиру, — мы пойдем пешком».
Мы поспели вовремя и, как вскоре оказалось, совершили наш путь не зря. Когда мы приблизились к селению — отец крупно шагал в своем развевающемся одеянии, подняв голову и равномерно взмахивая посохом, — там уже стоял народ: женщины, дети, цыганки, торговцы амулетами, нищие; сквозь толпу, звеня колокольцами, протискивались со своими жбанами разносчики воды, шныряли воры.
«Ага, — сказал отец, глядя куда-то поверх голов, — я эту компанию знаю. Тем лучше…» — пробормотал он.
Издали раздавался громкий, густой и монотонный голос отца Петра
Кифы.
Люди искоса поглядывали на нас, уступали дорогу; так мы оказались перед домом сотника. Отец Петр в подряснике стоял на крыльце, рядом с ним стоял хозяин и еще несколько человек.
К нам протиснулась Адела.
Тем временем Петр говорил:
«Вы знаете этого человека, это уважаемый муж, он не станет лгать и лжесвидетельствовать. Он один из тех, кого озарил свет истины. Он был в Иерусалиме, когда Господь наш въехал в город и люди кричали: Осанна, Царь Иудейский! Но Господь наш не земной царь, а небесный…»
«Ложь, — громко сказал мой отец, — все ложь». Некоторые из стоявших рядом обернулись на него, другие напряженно слушали того, кто стоял на крыльце.
«Он подтвердит вам, — говорил Петр, указывая на хозяина дома, — вы все знаете этого человека. Он имел видение: около девятого часа дня явился ангел Божий и воззвал к нему… И сказал: Корнилий! Верно я говорю?»
«Верно, все верно», — сказал сотник.
«…Корнилий! Призови к себе Петра, то есть меня, чтобы я сказал вам слово правды».
«Не волнуйся, — сказала Адела, — лучше не связываться. Ты видишь, они уже все готовы пасть перед ним на колени».
«Посмотрим», — сказал мой отец.
«Вы слышали, что происходит по всей Иудее, — продолжал Петр, — а я был среди тех, кого Господь наш избрал в ученики и кому повелел проповедовать среди народов. Вы слышали о великих чудесах, которые он совершал на земле, а я своими глазами видел, как это все было… Я видел, как он ступал по воде, вот как мы с вами переступаем через кочки, так он перешагивал волны. Это был Мессия! В первый раз он явился на землю, чтобы заповедать новый закон, закон любви, закон братства, по которому даже врагов своих надо любить, и если кто тебя ударил по щеке, то не отвечай злом на зло, а подставь другую. И рука врага твоего сама собой опустится. Наш Господь умер смертью мученика, пострадал за всех нас, а потом воскрес и вознесся на небо, но он придет снова. Он придет! Он придет скоро! Уже недолго ждать! И уж тогда настанет конец времен. Вот Корнилий перед вами, вот еще другие, они не дадут соврать. А еще расскажу вам про великое чудо, которое Господь сотворил в Вифании…»
«Не слишком ли много чудес?» Это был голос моего отца. Люди обернулись на нас, оратор умолк и стал искать в толпе глазами, кто сказал. Ему указали на нас. В толпе раздался ропот. Какая-то тощая растрепанная тетка чуть не набросилась на нас. Отец стряхнул ее руку.
«Юзя, давай уведем отца, — шепнула Адела, — тут народ знаешь какой…»
«А как же закон любви? — иронически вопросил мой отец, обращаясь к народу. — Вас учат любви к ближнему, подставь щеку, то да се. А я и рта не успел открыть, как вы уже готовы со мной расправиться».
«Кто ты такой и как тебя зовут?» — спросил Петр. Мой отец вышел вперед.
«Симон, — сказал он. — Меня зовут Симон».
«Ты что-то хотел спросить, Симон?»
«Да, — сказал мой отец. — Я хотел спросить…»
«Не слушай его! Мы его не знаем!»
«Спокойно, — сказал Петр. — Пусть он спросит, и я отвечу».
«Я всего лишь торговец древностями, — волнуясь, заговорил мой отец. — И если бы ты зашел в мою лавку, ты бы увидел, сколько всяких идолов и амулетов, богов и божков, сколько вещественных доказательств ложной веры, сколько разных суеверий накопилось на свете…»
«Да, да, — сказал Петр, — ложная вера застлала глаза народу.
Люди! Он прав!»
«Постой, я еще не кончил. Что я хотел сказать… Мы знаем, что у божества нет ни облика, ни абриса, а ты хочешь нас уверить в том, что Господь явился на землю в человеческом образе. Мы знаем, что никакому владыке нельзя воздавать божеских почестей, нельзя падать ниц ни перед кем, как Мардохей отказался пасть перед Аманом. А ты призываешь поклониться сыну плотника, как Богу. Ты хочешь уверить нас, что он был сын Божий, словно Господь Бог может жить с женщиной и прижить с ней сына. Чтобы как-то выкрутиться, ты и вся ваша секта утверждаете, будто женщина зачала без мужского семени и родила, оставшись девственницей. Как это может быть? Ты утверждаешь, что этот сын человеческий жил, как человек, и ел, как человек, и претерпел телесные муки, и умер, как умирает человек, — а потом восстал из мертвых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
«Ну вот, — проговорил он, вздохнув с облегчением. — Теперь можно ехать».
Солнце должно было вот-вот взойти. Небо сияло ровным розовато-золотистым светом, переходившим позади нас в серебряный и лиловый. День обещал быть теплым. Лошадь бодро хрустела копытами по песчаному тракту. Оттого, что мы выкупались в реке, мне совсем не хотелось спать. Мы жевали бутерброды и запивали их пивом. Вокруг стояла высокая рожь. Видимо, осень в этих местах еще не наступила.
Прошло, как мне показалось, совсем немного времени, а солнце уже успело подняться высоко и палило вовсю. Арба стала увязать в песке. Лошадь остановилась и повернула к нам голову.
«Что такое, старуха?» — сонным голосом спросил возница.
«Пить хочу», — сказала Сарра.
«Потерпи. Нам ведь уже немного осталось, реб Шимон?»
Мой отец кивнул.
«Ноги вязнут», — сказала Сарра.
«Ничего не поделаешь».
«Может, вернемся?»
«Милок, — спросил Владимир у пастуха, стоявшего на пригорке, — где тут у вас колодец?» Тот уставился на него с непонимающим видом.
Мой отец слез и, подойдя к пастуху, поднес ладонь ко лбу и к сердцу, после чего произнес несколько слов по-арамейски. Старик напряженно смотрел на него: он был глухонемой. Потом закивал и показал вдаль.
«Езжай до деревни, — сказал мой отец Владимиру, — мы пойдем пешком».
Мы поспели вовремя и, как вскоре оказалось, совершили наш путь не зря. Когда мы приблизились к селению — отец крупно шагал в своем развевающемся одеянии, подняв голову и равномерно взмахивая посохом, — там уже стоял народ: женщины, дети, цыганки, торговцы амулетами, нищие; сквозь толпу, звеня колокольцами, протискивались со своими жбанами разносчики воды, шныряли воры.
«Ага, — сказал отец, глядя куда-то поверх голов, — я эту компанию знаю. Тем лучше…» — пробормотал он.
Издали раздавался громкий, густой и монотонный голос отца Петра
Кифы.
Люди искоса поглядывали на нас, уступали дорогу; так мы оказались перед домом сотника. Отец Петр в подряснике стоял на крыльце, рядом с ним стоял хозяин и еще несколько человек.
К нам протиснулась Адела.
Тем временем Петр говорил:
«Вы знаете этого человека, это уважаемый муж, он не станет лгать и лжесвидетельствовать. Он один из тех, кого озарил свет истины. Он был в Иерусалиме, когда Господь наш въехал в город и люди кричали: Осанна, Царь Иудейский! Но Господь наш не земной царь, а небесный…»
«Ложь, — громко сказал мой отец, — все ложь». Некоторые из стоявших рядом обернулись на него, другие напряженно слушали того, кто стоял на крыльце.
«Он подтвердит вам, — говорил Петр, указывая на хозяина дома, — вы все знаете этого человека. Он имел видение: около девятого часа дня явился ангел Божий и воззвал к нему… И сказал: Корнилий! Верно я говорю?»
«Верно, все верно», — сказал сотник.
«…Корнилий! Призови к себе Петра, то есть меня, чтобы я сказал вам слово правды».
«Не волнуйся, — сказала Адела, — лучше не связываться. Ты видишь, они уже все готовы пасть перед ним на колени».
«Посмотрим», — сказал мой отец.
«Вы слышали, что происходит по всей Иудее, — продолжал Петр, — а я был среди тех, кого Господь наш избрал в ученики и кому повелел проповедовать среди народов. Вы слышали о великих чудесах, которые он совершал на земле, а я своими глазами видел, как это все было… Я видел, как он ступал по воде, вот как мы с вами переступаем через кочки, так он перешагивал волны. Это был Мессия! В первый раз он явился на землю, чтобы заповедать новый закон, закон любви, закон братства, по которому даже врагов своих надо любить, и если кто тебя ударил по щеке, то не отвечай злом на зло, а подставь другую. И рука врага твоего сама собой опустится. Наш Господь умер смертью мученика, пострадал за всех нас, а потом воскрес и вознесся на небо, но он придет снова. Он придет! Он придет скоро! Уже недолго ждать! И уж тогда настанет конец времен. Вот Корнилий перед вами, вот еще другие, они не дадут соврать. А еще расскажу вам про великое чудо, которое Господь сотворил в Вифании…»
«Не слишком ли много чудес?» Это был голос моего отца. Люди обернулись на нас, оратор умолк и стал искать в толпе глазами, кто сказал. Ему указали на нас. В толпе раздался ропот. Какая-то тощая растрепанная тетка чуть не набросилась на нас. Отец стряхнул ее руку.
«Юзя, давай уведем отца, — шепнула Адела, — тут народ знаешь какой…»
«А как же закон любви? — иронически вопросил мой отец, обращаясь к народу. — Вас учат любви к ближнему, подставь щеку, то да се. А я и рта не успел открыть, как вы уже готовы со мной расправиться».
«Кто ты такой и как тебя зовут?» — спросил Петр. Мой отец вышел вперед.
«Симон, — сказал он. — Меня зовут Симон».
«Ты что-то хотел спросить, Симон?»
«Да, — сказал мой отец. — Я хотел спросить…»
«Не слушай его! Мы его не знаем!»
«Спокойно, — сказал Петр. — Пусть он спросит, и я отвечу».
«Я всего лишь торговец древностями, — волнуясь, заговорил мой отец. — И если бы ты зашел в мою лавку, ты бы увидел, сколько всяких идолов и амулетов, богов и божков, сколько вещественных доказательств ложной веры, сколько разных суеверий накопилось на свете…»
«Да, да, — сказал Петр, — ложная вера застлала глаза народу.
Люди! Он прав!»
«Постой, я еще не кончил. Что я хотел сказать… Мы знаем, что у божества нет ни облика, ни абриса, а ты хочешь нас уверить в том, что Господь явился на землю в человеческом образе. Мы знаем, что никакому владыке нельзя воздавать божеских почестей, нельзя падать ниц ни перед кем, как Мардохей отказался пасть перед Аманом. А ты призываешь поклониться сыну плотника, как Богу. Ты хочешь уверить нас, что он был сын Божий, словно Господь Бог может жить с женщиной и прижить с ней сына. Чтобы как-то выкрутиться, ты и вся ваша секта утверждаете, будто женщина зачала без мужского семени и родила, оставшись девственницей. Как это может быть? Ты утверждаешь, что этот сын человеческий жил, как человек, и ел, как человек, и претерпел телесные муки, и умер, как умирает человек, — а потом восстал из мертвых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14