– Он ушёл?
– И захватил с собой женщину, – сказал Фраффин.
– Он не прошёл цикл омоложения! – выпалила Юнвик.
В течение долгой минуты Фраффин не мог обрести голос.
– Но все остальные… он… ты…
Он опять услышал отдалённый рокот барабанов.
– Да, все остальные немедленно обращались к Омолаживателю, – согласилась Юнвик. – Поэтому я предполагала, что он сам позаботится о себе. Ведь ты же заботишься! – ярость послышалась в её голосе. – Кто мог предположить обратное? Но никаких упоминаний о нем нет в Главных Архивах! Он не проходил цикла омоложения!
Фраффин судорожно глотнул пересохшим горлом. Это было немыслимо! Он почувствовал необычайное спокойствие, как будто вдруг замер, прислушиваясь к движению солнц, лун, планет, существовавших в его жизни, но уже забытых. Не прошёл курс омоложения! Время… время… Незнакомый голос – его голос, – произнёс хриплым шёпотом: “Оно наконец пришло…”
– Один из моих помощников видел его с женщиной совсем недавно и поднял тревогу, – сказала Юнвик. – Серьёзное ухудшение состояния Келексела бросилось ему в глаза.
Фраффин почувствовал, что ему стало трудно дышать. Не прошёл курс омоложения! Если Келексел уничтожил все следы существования женщины… Но это невозможно! На корабле имеется полная запись его связи с туземкой. Но если Келексел уничтожил и её…
Лутт тихонько потянул Фраффина за мантию.
Фраффин яростно обернулся к нему.
– Что тебе нужно?
Лутт, поклонившись, отступил на шаг назад. Глядя снизу вверх на Фраффина, он пробормотал:
– Достопочтенный Директор, сообщение… – Лутт дотронулся до прибора связи, прикреплённого сбоку на его шее. – Катер Келексела замечен на поверхности планеты.
– Где?
– В районе проживания женщины.
– Они ещё видят его?
Фраффин затаил дыхание.
Лутт несколько мгновений слушал и затем покачал головой.
– Корабль был замечен перемещавшимся без защитных экранов. Обнаруживший его наблюдатель запросил, чем вызвано нарушение секретности. Сейчас он уже потерял его из виду.
“НА ПОВЕРХНОСТИ!” – подумал Фраффин.
– Задействуйте все другие средства! – резко скомандовал он. – Лично отдайте приказ каждому пилоту. Этот корабль должен быть найден! Должен быть найден!
– Но… что мы должны делать, когда найдём его?
– Женщина, – сказала Юнвик.
Фраффин покосился на лишённую тела голову, висящую в воздухе над контрольным селектором, и снова впился глазами в Лутта:
– Да, женщина. Возьмёте её и доставите сюда. Она наша собственность. Мы сумеем договориться с этим Келекселом. Никаких срывов, понял? Доставь её мне!
– Если смогу, достопочтенный Директор.
– Очень советую тебе найти такую возможность, – сурово сказал Фраффин.
18
Фурлоу проснулся от щелчка будильника и выключил его прежде, чем раздался звонок. Он сел в кровати, безуспешно пытаясь преодолеть отвращение к наступающему дню. Теперь каждый новый день превращался в адскую пытку. Вейли делает все, чтобы раздавить его, и не остановится до тех пор, пока… Фурлоу глубоко вздохнул. Скоро станет совсем невмоготу, и ему придётся уйти с работы.
Общество помогало принять такое решение – анонимные письма с угрозами, телефонные звонки. Он стал изгоем.
Профессионалы вели себя иначе. Поступки Парета и старого судьи Виктора Веннинга Гримма в суде и за его пределами следовало, очевидно, помещать в разные отделения, тщательно изолированные друг от друга.
– Все уляжется, – говорил ему Гримм. – Дай срок.
– Ничего, Энди, – успокаивал Парет. – В чем-то выигрываешь, в чём-то проигрываешь.
Фурлоу тщетно гадал, испытывают ли они хоть какие-нибудь эмоции в связи со смертью Мёрфи. Парет был приглашён на казнь и, как говорили в суде, советовался с друзьями, идти ему или нет. Как ни странно, добрые чувства победили. Ему посоветовали не проявлять себя слишком безжалостным.
“Зачем я пошёл? – спрашивал себя Фурлоу. – Хотел подсыпать соли на раны?”
На самом деле, смиренно приняв приглашение осуждённого “посмотреть, как я умру”, он пошёл туда, рассчитывая снова увидеть таинственных наблюдателей в их летающем цилиндре.
Они… или галлюцинация и на этот раз были там.
“Есть ли они на самом деле?” – его мозг требовал разъяснения. И сразу же другой вопрос: “Где ты, Рут?” Он чувствовал, что, если она вернётся и сможет объяснить своё исчезновение, галлюцинации сразу прекратятся.
Его мысли вновь вернулись к казни. Потребуется ещё много долгих недель, чтобы стереть это воспоминание. В памяти сохранялись тревожащие его звуки: лязг металла о металл, шарканье подошв, когда охрана подводила Мёрфи к месту казни.
Фурлоу мысленно видел остекленевшие глаза осуждённого. Перед смертью Мёрфи уже не выглядел таким коренастым. Тюремная роба свободно болталась на нём. Он двигался с трудом, волоча ноги. Впереди него шёл священник в чёрной сутане, поющий звучным голосом, в котором иногда проскальзывали жалобные нотки.
Когда они вошли, в комнате повисла мёртвая тишина. Все глаза обратились к палачу. Он выглядел, как мануфактурный клерк, высокий, с предупредительным лицом и уверенными ухватками профессионала – стоящий перед оклеенной резиной дверью.
Палач взял Мёрфи под руку, помог перебраться через высокий порог. Один из охранников и священник последовали за ними. Фурлоу стоял рядом с дверью и мог хорошо видеть всю группу и слышать, как они переговариваются.
Охранник затянул ремешок на левой руке Мёрфи, попросил его сесть поглубже на стуле.
– Давай сюда руку, Джо. Чуть дальше. Вот так. – Охранник затянул ремешок. – Не больно?
Мёрфи покачал головой. Его глаза по-прежнему были стеклянными, напоминавшими глаза загнанного зверька.
Палач посмотрел на охранника и заметил:
– Эл, может ты останешься здесь и подержишь его за руку?
В этот момент Мёрфи очнулся. То, что он сказал, потрясло Фурлоу и заставило его отвернуться.
– Тебе лучше остаться с мулами и фургоном.
Фурлоу не раз слышал эту фразу от Рут – одна из семейных поговорок, истинный смысл которых известен лишь узкому кругу посвящённых. Когда Мёрфи произнёс её, Фурлоу понял, что нет силы, которая сможет разорвать цепь между отцом и дочерью.
Все остальное было уже не так страшно.
Подавленный воспоминаниями, Фурлоу вздохнул, спустил ноги с кровати на холодный пол. Сунул ноги в шлёпанцы, надел халат и подошёл к окну. Стоя у окна, он смотрел на открывающийся вид, ради которого двадцать лет назад отец купил этот дом.
Утренний свет резал ему глаза, и они начали слезиться. Фурлоу взял с ночного столика свои тёмные очки, надел их, подрегулировал фокус линз.
Перед ним был обычный утренний пейзаж – равнина, поросшая секвойями. Между красными стволами держался туман, который окончательно должен рассеяться только часам к одиннадцати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– И захватил с собой женщину, – сказал Фраффин.
– Он не прошёл цикл омоложения! – выпалила Юнвик.
В течение долгой минуты Фраффин не мог обрести голос.
– Но все остальные… он… ты…
Он опять услышал отдалённый рокот барабанов.
– Да, все остальные немедленно обращались к Омолаживателю, – согласилась Юнвик. – Поэтому я предполагала, что он сам позаботится о себе. Ведь ты же заботишься! – ярость послышалась в её голосе. – Кто мог предположить обратное? Но никаких упоминаний о нем нет в Главных Архивах! Он не проходил цикла омоложения!
Фраффин судорожно глотнул пересохшим горлом. Это было немыслимо! Он почувствовал необычайное спокойствие, как будто вдруг замер, прислушиваясь к движению солнц, лун, планет, существовавших в его жизни, но уже забытых. Не прошёл курс омоложения! Время… время… Незнакомый голос – его голос, – произнёс хриплым шёпотом: “Оно наконец пришло…”
– Один из моих помощников видел его с женщиной совсем недавно и поднял тревогу, – сказала Юнвик. – Серьёзное ухудшение состояния Келексела бросилось ему в глаза.
Фраффин почувствовал, что ему стало трудно дышать. Не прошёл курс омоложения! Если Келексел уничтожил все следы существования женщины… Но это невозможно! На корабле имеется полная запись его связи с туземкой. Но если Келексел уничтожил и её…
Лутт тихонько потянул Фраффина за мантию.
Фраффин яростно обернулся к нему.
– Что тебе нужно?
Лутт, поклонившись, отступил на шаг назад. Глядя снизу вверх на Фраффина, он пробормотал:
– Достопочтенный Директор, сообщение… – Лутт дотронулся до прибора связи, прикреплённого сбоку на его шее. – Катер Келексела замечен на поверхности планеты.
– Где?
– В районе проживания женщины.
– Они ещё видят его?
Фраффин затаил дыхание.
Лутт несколько мгновений слушал и затем покачал головой.
– Корабль был замечен перемещавшимся без защитных экранов. Обнаруживший его наблюдатель запросил, чем вызвано нарушение секретности. Сейчас он уже потерял его из виду.
“НА ПОВЕРХНОСТИ!” – подумал Фраффин.
– Задействуйте все другие средства! – резко скомандовал он. – Лично отдайте приказ каждому пилоту. Этот корабль должен быть найден! Должен быть найден!
– Но… что мы должны делать, когда найдём его?
– Женщина, – сказала Юнвик.
Фраффин покосился на лишённую тела голову, висящую в воздухе над контрольным селектором, и снова впился глазами в Лутта:
– Да, женщина. Возьмёте её и доставите сюда. Она наша собственность. Мы сумеем договориться с этим Келекселом. Никаких срывов, понял? Доставь её мне!
– Если смогу, достопочтенный Директор.
– Очень советую тебе найти такую возможность, – сурово сказал Фраффин.
18
Фурлоу проснулся от щелчка будильника и выключил его прежде, чем раздался звонок. Он сел в кровати, безуспешно пытаясь преодолеть отвращение к наступающему дню. Теперь каждый новый день превращался в адскую пытку. Вейли делает все, чтобы раздавить его, и не остановится до тех пор, пока… Фурлоу глубоко вздохнул. Скоро станет совсем невмоготу, и ему придётся уйти с работы.
Общество помогало принять такое решение – анонимные письма с угрозами, телефонные звонки. Он стал изгоем.
Профессионалы вели себя иначе. Поступки Парета и старого судьи Виктора Веннинга Гримма в суде и за его пределами следовало, очевидно, помещать в разные отделения, тщательно изолированные друг от друга.
– Все уляжется, – говорил ему Гримм. – Дай срок.
– Ничего, Энди, – успокаивал Парет. – В чем-то выигрываешь, в чём-то проигрываешь.
Фурлоу тщетно гадал, испытывают ли они хоть какие-нибудь эмоции в связи со смертью Мёрфи. Парет был приглашён на казнь и, как говорили в суде, советовался с друзьями, идти ему или нет. Как ни странно, добрые чувства победили. Ему посоветовали не проявлять себя слишком безжалостным.
“Зачем я пошёл? – спрашивал себя Фурлоу. – Хотел подсыпать соли на раны?”
На самом деле, смиренно приняв приглашение осуждённого “посмотреть, как я умру”, он пошёл туда, рассчитывая снова увидеть таинственных наблюдателей в их летающем цилиндре.
Они… или галлюцинация и на этот раз были там.
“Есть ли они на самом деле?” – его мозг требовал разъяснения. И сразу же другой вопрос: “Где ты, Рут?” Он чувствовал, что, если она вернётся и сможет объяснить своё исчезновение, галлюцинации сразу прекратятся.
Его мысли вновь вернулись к казни. Потребуется ещё много долгих недель, чтобы стереть это воспоминание. В памяти сохранялись тревожащие его звуки: лязг металла о металл, шарканье подошв, когда охрана подводила Мёрфи к месту казни.
Фурлоу мысленно видел остекленевшие глаза осуждённого. Перед смертью Мёрфи уже не выглядел таким коренастым. Тюремная роба свободно болталась на нём. Он двигался с трудом, волоча ноги. Впереди него шёл священник в чёрной сутане, поющий звучным голосом, в котором иногда проскальзывали жалобные нотки.
Когда они вошли, в комнате повисла мёртвая тишина. Все глаза обратились к палачу. Он выглядел, как мануфактурный клерк, высокий, с предупредительным лицом и уверенными ухватками профессионала – стоящий перед оклеенной резиной дверью.
Палач взял Мёрфи под руку, помог перебраться через высокий порог. Один из охранников и священник последовали за ними. Фурлоу стоял рядом с дверью и мог хорошо видеть всю группу и слышать, как они переговариваются.
Охранник затянул ремешок на левой руке Мёрфи, попросил его сесть поглубже на стуле.
– Давай сюда руку, Джо. Чуть дальше. Вот так. – Охранник затянул ремешок. – Не больно?
Мёрфи покачал головой. Его глаза по-прежнему были стеклянными, напоминавшими глаза загнанного зверька.
Палач посмотрел на охранника и заметил:
– Эл, может ты останешься здесь и подержишь его за руку?
В этот момент Мёрфи очнулся. То, что он сказал, потрясло Фурлоу и заставило его отвернуться.
– Тебе лучше остаться с мулами и фургоном.
Фурлоу не раз слышал эту фразу от Рут – одна из семейных поговорок, истинный смысл которых известен лишь узкому кругу посвящённых. Когда Мёрфи произнёс её, Фурлоу понял, что нет силы, которая сможет разорвать цепь между отцом и дочерью.
Все остальное было уже не так страшно.
Подавленный воспоминаниями, Фурлоу вздохнул, спустил ноги с кровати на холодный пол. Сунул ноги в шлёпанцы, надел халат и подошёл к окну. Стоя у окна, он смотрел на открывающийся вид, ради которого двадцать лет назад отец купил этот дом.
Утренний свет резал ему глаза, и они начали слезиться. Фурлоу взял с ночного столика свои тёмные очки, надел их, подрегулировал фокус линз.
Перед ним был обычный утренний пейзаж – равнина, поросшая секвойями. Между красными стволами держался туман, который окончательно должен рассеяться только часам к одиннадцати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48