Я недвижимо сидел, мрачно глядя на блистающий солнечными
зайчиками алюминиевой фольги нераспечатанный бифштекс. Рядом на
подлокотниках лежали мои обессилевшие руки. Чуть подальше, слева,
с отчаянным урчанием доедал отмеренное аэрофлотом мясо хиромант.
Я глядел перед собой, а видел не серебристый пакет, не белой
пластмассы одноразовый прибор из трех названий, не красивый,
цвета знамен французской республики пакетик горчицы, а черную
лохматую бороду, обильно смазанную животным жиром. Подлец ел с
аппетитом. Ловко пододвигал ножиком картофель, посыпал перцем,
солил, нарезал небольшие ломтики бифштекса рубленого, сламывал
белый хлеб, виртуозно намазывал сливочным маслом и запивал
минеральной водой. Да что же это такое? - жаловался я про себя.
Нужно что-то сделать, совершить хоть малое, но реальное действие.
Я, собрав в кулак остатки своей слабой воли, чуть не кряхтя,
потянулся к столику. Громко, как самолетная обшивка, захрустела
под пальцами еще теплая фольга. Снизу она оказалась горячее, но
я, обжигая пальцы, сдернул крышку и ужаснулся. Из-под крышки в
тот же миг вылетели черные бабочки и, не отлетая далеко,
закружились над куском антрацита. Тем временем сосед покончил с
обедом, тщательно вытер бороду, приспустил ремень безопасности и
выдохнул:
- Кормят как на убой.
Я был окончательно раздавлен. Не очередной идиотской
шуточкой, а бифштексом, и даже не самим до основания выгоревшим
куском мяса, а тем совпадением, той зверской игрой случая, по
которой именно мне он и достался. И тут меня осенило. Ведь это же
не мой бифштекс, это не мое место, это место негодяя в черном, и
бифштекс его, и следовательно, не я, а он, он - та самая паршивая
овца, из-за которой мы, может быть, все погибнем! Но погоди же,
черный человек. Я загнал бабочек обратно под крышку, поблагодарил
вежливо стюардессу и решил действовать.
Первым делом я демонстративно пристегнул ремень
безопасности. Потом с интересом оглянулся вокруг. Трещина, так
умело обнаруженная соседом, расползлась в полпальца. Не громко,
но и достаточно ясно я обратил внимание соседа на бесспорные
факты. Ничто не ускользнуло от моего внимания. После упоминания о
трещине я поделился с соседом некоторыми соображениями по части
разгерметизации на высоте в десять тысяч метров. Ясно было, что
внешняя оболочка самолета уже наполовину потеряла свои защитные
свойства. Иначе откуда свежий воздушный свист и горка снега между
стекол иллюминатора? Потом я закурил сигарету и как бы случайно
начал стряхивать пепел на мягкие ковры. Сосед мой притих и даже
оцепенел. Вдохновленный удачным началом, я пошел в наступление. Я
ему припомнил все: и угонщиков, и ружье, и движки. И про то, как
действует группа захвата, и насчет случайных пусков боевых ракет
класса земля-воздух, а в довершение всего вызвал стюардессу,
попросил спасательный жилет и тут же под смех пассажиров его
надел. Смейтесь ,смейтесь, кричал я соседке, показывая язык. Я
спятил от удовольствия - мой черный человек был ни жив ни мертв.
Тем временем самолет как-то странно дернулся и начал потихоньку
снижаться. Рановато, пронеслось в голове, еще добрых сорок минут
до посадки. Я прислушался. Не знаю как, но резко изменился режим
работы двигателя. Собственно, и работы никакой не было. Осталось
одно - долгая протяжная сирена, с постепенно возрастающим кверху
голосом.
- Снижаемся? - то ли спрашивая, то ли сообщая, вскрикнул я и,
подтолкнув соседа локтем, прибавил загробным голосом:
-Падаем.
Тот не реагировал. Я приподнялся и заглянул ему в лицо.
Черный упругий ус периодически поднимался и опускался в такт его
дыханию - он спал! Мерзавец, он спал, он все проспал. Я
прислушался. Нет, не появляется привычное моторное урчание. Не
возвращается на исходную высоту серебристая машина. Я уже потерял
добрую половину своего веса и сделал невероятное - осторожно
полез к соседу за пазуху. Мне нужно , смертельно необходимо
узнать, кто он, у него должно быть имя. Дьявол, леший, Люцифер? Я
нащупал толстый, натуральный кожаный бумажник, выкрашенный в
черный цвет. Э, какой толстосум! Ну-ка, посмотрим, что это? Ах
ты, баловень судьбы! Я вытащил на свет аккуратно сложенную,
обернутую черной резинкой, какими затягивают полиэтиленовые
пакеты в универсамах, толстую пачку купюр. Нет, не купюры это,
глянь поближе. Я с ожесточением сорвал резинку... Фью - свистнули
мы с самолетом. Из рук веером полетели разноцветные листочки. Я
лихорадочно хватал по одному и читал. Билет первого класса Москва
- Минводы, билет экономического класса Токио - Нью-Йорк и
обратно. Так, дальше, местная авиалиния Киев - Житомир, роскошный
глянцевый билет Транс-Уорлд Эйрлайнс Сингапур - Шенон с посадкой
во Франкфурте-на-Майне. Еще, еще десятки, сотни фантастических
маршрутов. Ах, каналья, попался, не скрывая возмущения, кричал я
во все горло. Мой хриплый, надсадный крик бешено метался по
алюминиевой трубе. Ее фаршированное тело, уставшее от полета,
накренилось навстречу отвердевшему планетному диску. Ах,
прохвост, ах, самолетная душа - возмущению моему не было предела
- нашел-таки где испытывать судьбу, подлец. Сейчас, сейчас,
погоди - я шурудил вокруг себя, подыскивая подходящий предмет.
Страшно мешали судьбоносные шланги. Видно, в самолете началась
паника, и они сплелись в один хаотический змеиный клубок. Не зря
запрещают ходить по самолету,- мелькнула полезная мысль. Наконец
под ногами я нащупал то, что искал. Я знал, я прекрасно понимал,
как быстротечно падение трубы. Я торопился , пытаясь грызть
целлофановый пакет и одновременно следить за звуком свободно
падающего тела. Целлофановый пакет хрустнул в последний раз, и в
руках моих оказался одноразовый, абсолютно стерильный
пластмассовый нож. Я его согнул для проверки несколько раз и
понял - выдержит.
Оглянулся. В суматохе я потерялся, вернее, потерялся мой
сосед. Ладно, такого пластмассовым ножиком все одно не возьмешь -
кожа толстая. Я начал перебирать трубки тока. Бежевые,
золотистые, шоколадные, нет, не то, а вот моя серенькая - я
ласково погладил прозрачное приспособление. Так, вот и
розовенькая, если спасемся, обязательно познакомлюсь - поклялся,
стоя на коленях. Так, горячо, близко, вот она, бесовская, ишь,
нефть гонит, сволочь. Меня охватило сомнение - вдруг не возьмет?
Я прижал ее, скользкую, холодную к груди и принялся за дело.
Потихоньку подползая, усердно, с чувством правоты совершаемого
действия я пилил. Так узник пилит решетку проклятой тюрьмы. В
трубе потемнело, похоже, мы уже врезались в облако и до
поверхности осталось километра три, не больше.
1 2 3 4 5