И надо же — сорвался, полетел… Зачем?
Камень, камень, тупые, равнодушные ко всему глыбы камня. И тишина. Как тогда, в дни молодости.
Не следовало ему прилетать.
Спутники молчат. Быть может, они полагают, что в его, Гаранина, размышлениях зреет вывод, который воскресит надежды?
Жаль, если они так думают.
Последнее и самое сохранное убежище. Те знали, что наследники будут и придут. Они сделали все, что могли. Но прошёл миллиард лет.
Что здесь было? Крепления, своды из сверхстойких материалов, приборы, саркофаги, информатеки, изделия, росписи, модели? Пыль, вот что от них осталось. Миллиард лет…
Все было напрасно.
За спиной тихонько вздохнули.
— Да? — не оборачиваясь, спросил Гаранин.
— Даже стекляшек нет…
Гаранин кивнул. Даже стекляшек! Глупо, глупо… Настроение человека, ход его мыслей подобен прихотливому маятнику. Он может задержаться в крайней точке, но замереть в ней — никогда. Все осталось прежним. Так же неподвижно стоял Гаранин и его спутники, вокруг был тот же камень, и так же безжизненно-ярко светили лампы. И прежней была тишина, которая воцарилась здесь миллиард лет назад и стала как бы осязаемой. Но было произнесено слово. Одно только слово — и оно увело Гаранина с того логического пути, который был проторён прежними находками и который теперь завёл в тупик.
Глупо! Но разве те были дураками?
Гаранин прижал руку к сердцу.
— Вам плохо? — раздался встревоженный голос.
— Наоборот! — воскликнул Гаранин. — Сядем!
Все изумлённо повиновались. Гаранин обвёл взглядом недоумевающие лица, и ему захотелось смеяться — над своими страхами, над своей тупостью. Счастливей сейчас никого не было, ибо догадка, которая его осенила, сразу, вдруг, будто ему шепнул кто-то, стала уверенностью.
— Давайте кое-что сообразим, — тихо проговорил он. — Что мы ищем? Да, что мы ищем? Предметы, изделия, вещи? Предположить это — значит наделить хозяев планеты психологией мумификаторов.
— Нам неизвестна их психология, — осторожно заметил кто-то.
Гаранин улыбнулся.
— В течение тысячелетий нам, людям, не был известен закон тяготения. Но все эти тысячелетия люди действовали согласно закону тяготения, а не вопреки ему. Какая “другая” психология тут возможна? Они знали это не хуже нас. Мы ничего не нашли? Верно. Мы не то искали. Мы подошли с мерками археологии, которая привыкла искать останки культуры. А разве они хотели передать нам останки?
— Но что же? — подавшись вперёд, воскликнул самый нетерпеливый из спутников.
— Себя, — глухо ответил Гаранин.
Он тотчас почти физически ощутил разочарование, недоумение, испуг, который охватил сидящих рядом людей.
— Себя, — повторил он твёрдо. — Слушайте, я не сошёл с ума. Что долговечней всего в мире? Золото, звезды, жизнь? Информация! Той вселенной, какой она была десять и более миллиардов лет назад, нет и в помине. А мы знаем, какой она была! Теперь зададим себе другой вопрос: что нам, да и любому иному разуму, дороже всего? Существование человечества. Сопоставьте одно с другим…
Гаранин вгляделся в лица и понял, что его слова нашли пока ещё смутный отклик.
— Остаётся один-единственный вопрос, — проговорил он быстро. — Как? Каким способом они решили себя сохранить? Единственно возможным. Цивилизация, которая сможет пересечь межзвёздные расстояния, полагали они, способна построить по чертежам не только здание, но и организм. Вот из чего они исходили!
Теперь мысль дошла…
— Подождите, я не закончил! — Взмахом руки Гаранин усадил всех на место. — Итак, они должны были оставить информацию, пользуясь которой мы могли бы восстановить их, так сказать, физически. Воссоздать, воскресить, построить их по оставленному ими генетическому чертежу! И передать воскрешённым их собственную культуру, полные сведения о которой находятся там же, где и сведения о генетическом коде. Нам, неведомым, они вверили себя, своё пробуждение, своё будущее, жизнь после смерти. Где же то, что они нам оставили?
— Здесь! — ликующе выкрикнул кто-то.
— Здесь, — с облегчением подтвердил Гаранин. — Нет информации без материального носителя, но сам носитель может быть сколь угодно малым — для записи годятся атомы, частицы, любые поля… И есть носители, которые, даже распадаясь, сохраняют запись. Помню, — добавил Гаранин с улыбкой, — в одной книге двадцатого века меня поразило, с каким изумлением современники восприняли факт, что осколок пластинки хранит голограмму так же хорошо, как и сама пластинка… Необходимо всего лишь одно условие: носителей информации должно быть бесконечно много. Времени противостоит число! Что же здесь отвечает всем условиям? Вот это!
Гаранин нагнулся и зачерпнул горсть пыли.
Из воспоминаний Гаранина
“Даже в двух первых уничтоженных хранилищах мы находили эту “пыль”. Она была тщательнейшим образом исследована. Мы знали, что это смесь обычной пыли, которая образуется при разрушении горных пород, и металлической. О физико-химических свойствах металлической фракции мы узнали решительно все. Но поскольку мы исходили из установки, что она остаток рассыпавшихся конструкций, аппаратов и механизмов, то никто и не проверил её на информативность. Обычная история, которая лишний раз доказывает, что верная идея — это зрение разума. Мне повезло. Я первый догадался, как обстоит дело в действительности, может быть, потому, что сильней других переживал горечь поражения. Но я не обольщаюсь. Не я, так другой додумался бы. Поставьте человека в тупик, и он всегда отыщет выход. Если, конечно, выход имеется…”
2 августа 2159 года
И люди услышали голос:
— Внимание, работают все видеостанции Солнечной системы! Передаём экстренное сообщение! Сейчас в институте эмбрионотехники завершается опыт воскрешения разумных существ другого мира. Результат будет ясен через несколько секунд. Слушайте и ждите, слушайте и ждите!
Настала тишина, какой ещё не знало человечество. На всех планетах, какие освоил человек, всюду, куда он проник, все замерло.
Истекла первая секунда. Вторая. Третья.
И вдруг тишину прорезал крик.
Первый крик ребёнка…
1 2 3 4
Камень, камень, тупые, равнодушные ко всему глыбы камня. И тишина. Как тогда, в дни молодости.
Не следовало ему прилетать.
Спутники молчат. Быть может, они полагают, что в его, Гаранина, размышлениях зреет вывод, который воскресит надежды?
Жаль, если они так думают.
Последнее и самое сохранное убежище. Те знали, что наследники будут и придут. Они сделали все, что могли. Но прошёл миллиард лет.
Что здесь было? Крепления, своды из сверхстойких материалов, приборы, саркофаги, информатеки, изделия, росписи, модели? Пыль, вот что от них осталось. Миллиард лет…
Все было напрасно.
За спиной тихонько вздохнули.
— Да? — не оборачиваясь, спросил Гаранин.
— Даже стекляшек нет…
Гаранин кивнул. Даже стекляшек! Глупо, глупо… Настроение человека, ход его мыслей подобен прихотливому маятнику. Он может задержаться в крайней точке, но замереть в ней — никогда. Все осталось прежним. Так же неподвижно стоял Гаранин и его спутники, вокруг был тот же камень, и так же безжизненно-ярко светили лампы. И прежней была тишина, которая воцарилась здесь миллиард лет назад и стала как бы осязаемой. Но было произнесено слово. Одно только слово — и оно увело Гаранина с того логического пути, который был проторён прежними находками и который теперь завёл в тупик.
Глупо! Но разве те были дураками?
Гаранин прижал руку к сердцу.
— Вам плохо? — раздался встревоженный голос.
— Наоборот! — воскликнул Гаранин. — Сядем!
Все изумлённо повиновались. Гаранин обвёл взглядом недоумевающие лица, и ему захотелось смеяться — над своими страхами, над своей тупостью. Счастливей сейчас никого не было, ибо догадка, которая его осенила, сразу, вдруг, будто ему шепнул кто-то, стала уверенностью.
— Давайте кое-что сообразим, — тихо проговорил он. — Что мы ищем? Да, что мы ищем? Предметы, изделия, вещи? Предположить это — значит наделить хозяев планеты психологией мумификаторов.
— Нам неизвестна их психология, — осторожно заметил кто-то.
Гаранин улыбнулся.
— В течение тысячелетий нам, людям, не был известен закон тяготения. Но все эти тысячелетия люди действовали согласно закону тяготения, а не вопреки ему. Какая “другая” психология тут возможна? Они знали это не хуже нас. Мы ничего не нашли? Верно. Мы не то искали. Мы подошли с мерками археологии, которая привыкла искать останки культуры. А разве они хотели передать нам останки?
— Но что же? — подавшись вперёд, воскликнул самый нетерпеливый из спутников.
— Себя, — глухо ответил Гаранин.
Он тотчас почти физически ощутил разочарование, недоумение, испуг, который охватил сидящих рядом людей.
— Себя, — повторил он твёрдо. — Слушайте, я не сошёл с ума. Что долговечней всего в мире? Золото, звезды, жизнь? Информация! Той вселенной, какой она была десять и более миллиардов лет назад, нет и в помине. А мы знаем, какой она была! Теперь зададим себе другой вопрос: что нам, да и любому иному разуму, дороже всего? Существование человечества. Сопоставьте одно с другим…
Гаранин вгляделся в лица и понял, что его слова нашли пока ещё смутный отклик.
— Остаётся один-единственный вопрос, — проговорил он быстро. — Как? Каким способом они решили себя сохранить? Единственно возможным. Цивилизация, которая сможет пересечь межзвёздные расстояния, полагали они, способна построить по чертежам не только здание, но и организм. Вот из чего они исходили!
Теперь мысль дошла…
— Подождите, я не закончил! — Взмахом руки Гаранин усадил всех на место. — Итак, они должны были оставить информацию, пользуясь которой мы могли бы восстановить их, так сказать, физически. Воссоздать, воскресить, построить их по оставленному ими генетическому чертежу! И передать воскрешённым их собственную культуру, полные сведения о которой находятся там же, где и сведения о генетическом коде. Нам, неведомым, они вверили себя, своё пробуждение, своё будущее, жизнь после смерти. Где же то, что они нам оставили?
— Здесь! — ликующе выкрикнул кто-то.
— Здесь, — с облегчением подтвердил Гаранин. — Нет информации без материального носителя, но сам носитель может быть сколь угодно малым — для записи годятся атомы, частицы, любые поля… И есть носители, которые, даже распадаясь, сохраняют запись. Помню, — добавил Гаранин с улыбкой, — в одной книге двадцатого века меня поразило, с каким изумлением современники восприняли факт, что осколок пластинки хранит голограмму так же хорошо, как и сама пластинка… Необходимо всего лишь одно условие: носителей информации должно быть бесконечно много. Времени противостоит число! Что же здесь отвечает всем условиям? Вот это!
Гаранин нагнулся и зачерпнул горсть пыли.
Из воспоминаний Гаранина
“Даже в двух первых уничтоженных хранилищах мы находили эту “пыль”. Она была тщательнейшим образом исследована. Мы знали, что это смесь обычной пыли, которая образуется при разрушении горных пород, и металлической. О физико-химических свойствах металлической фракции мы узнали решительно все. Но поскольку мы исходили из установки, что она остаток рассыпавшихся конструкций, аппаратов и механизмов, то никто и не проверил её на информативность. Обычная история, которая лишний раз доказывает, что верная идея — это зрение разума. Мне повезло. Я первый догадался, как обстоит дело в действительности, может быть, потому, что сильней других переживал горечь поражения. Но я не обольщаюсь. Не я, так другой додумался бы. Поставьте человека в тупик, и он всегда отыщет выход. Если, конечно, выход имеется…”
2 августа 2159 года
И люди услышали голос:
— Внимание, работают все видеостанции Солнечной системы! Передаём экстренное сообщение! Сейчас в институте эмбрионотехники завершается опыт воскрешения разумных существ другого мира. Результат будет ясен через несколько секунд. Слушайте и ждите, слушайте и ждите!
Настала тишина, какой ещё не знало человечество. На всех планетах, какие освоил человек, всюду, куда он проник, все замерло.
Истекла первая секунда. Вторая. Третья.
И вдруг тишину прорезал крик.
Первый крик ребёнка…
1 2 3 4