Куда уж мне, плебею… Устроившись поуютней, я продолжал разглядывать наплывы лунного света и тьмы. Все, решительно все способствовало галлюцинациям, и это было даже интересно, потому что галлюцинации со мной никогда не случались. Не то чтобы я их жаждал изведать, но почему бы и нет? Грипп не совсем притушил исследовательское любопытство, обстоятельства благоприятствовали, здравый смысл ослабил свою рутинную хватку — словом, я ждал неизвестно чего в том вялом и отрешённом состоянии нездоровья, когда человек одинаково способен погладить и кошку, и мурлыкающую тигрицу.
И я дождался. Девушка возникла в косом сиянии, возникла сразу, без всяких там промежуточных стадий материализации. Но если это было привидение, то весьма нестандартное. Никакой мистической полупрозрачности, никаких туманных хламид и горящих глаз; вид у девушки был сосредоточенный, как у гимнастки перед выходом к спортивным снарядам; её стройную, вполне телесную фигуру облегал переливчатый купальник, который наверняка поверг бы в смятение любого сочинителя готических романов.
Лёгкое нетерпеливое движение ног ещё резче обозначило гибкий перелив мускулов моей гостьи. Никогда не думал, что галлюцинация может явить столь прелестный образ! Нисколько не сомневаясь в его природе, я все же для чистоты опыта надавил на веки. Но, увы, гриппозная лихорадка начисто вышибла из памяти, что именно должно было раздвоиться — видение или реальные предметы. Вдобавок, что совсем непростительно, я перестарался в усилии и на мгновение просто ослеп. А когда зрение восстановилось, то уже никакого раздвоения не было ни в чем. Белесый глаз луны по-прежнему заглядывал в окно, ничто не изменилось в комнате, кроме позы самой девушки. Пригнувшись, как перед броском, отведя назад тонкие локти, она медленно двигалась на меня. Ход её ног был беззвучен и мягок, глаза смотрели куда-то поверх кровати, я отчётливо видел каждую западинку облитого лунным сиянием тела девушки, в ней не было ничего от нежити, кроме…
Её движущаяся тень падала не в ту сторону! И глаза взблескивали не тогда, когда на них падал свет… На меня летел призрак!
Сердце бухнуло, как набатный колокол. Не стало голоса, я хотел и не мог вскрикнуть, а только что есть силы зажмурился, ожидая, что меня вот-вот заденет, пронижет притворившийся человеком дух.
Ничего не произошло, даже воздух не шевельнулся. Когда же я обморочно раскрыл глаза, то никакой девушки не было. Было другое: прямо перед постелью, спиной ко мне возвышалась тёмная мужская фигура, чьи напряжённо движущиеся плечи выдавали какую-то сосредоточенную работу рук.
Тень от фигуры падала в полном согласии с законами оптики.
Такая смена видений логична для сна, не для яви, ибо только во сне возможно превращение чего угодно во что угодно. Однако врут те романы, в которых утверждается, будто человек не способен отличить кошмар от бодрствования. Мы прекрасно различаем эти состояния, но тут в моем разгорячённом уме все смешалось, я не знал, чему верить, ибо при гриппе вполне возможен и бред. Как ни странно, эта мысль меня успокоила, и деловитая поза очередного призрака тут же подсказала единственно верное сейчас движение. Я метнул руку к выключателю, но промахнулся, и об пол со звоном грохнулся стакан.
Эффект это дало потрясающий. Фигура в чёрном подпрыгнула, как вспугнутый выстрелом олень, живо обернула ко мне бледное пятно лица и с чувством выругалась:
— Нейтрид оверсан! Это ещё что такое?!
Столь откровенный испуг придал мне решимости.
— Брысь… — сказал я тихо, но тут же поправился: — Изыди!
— Слушайте, не будьте мистиком! — последовал раздражённый ответ. — Вы что, грабителей не видали?
— Бросьте, — сказал я твёрдо. — Сядьте, господин призрак, поговорим.
— Позвольте, я…
— Не врите. Оверсан, нейтрид… Грабители так не изъясняются.
— Верно. — Незнакомец как будто усмехнулся. — Допущен прокол, так это, кажется, называется? Придётся кое-что объяснить…
Он сел.
— Зажгите свет.
Я поспешно нажал выключатель.
М-да… Передо мной, спокойно сложив руки, сидел молодой человек в довольно своеобразном чёрном комбинезоне, широкий пояс которого спереди был усеян кнопками, разноцветными сегментами переключателей и другими совсем уж непонятными атрибутами переносного пульта. Ещё примечательней было лицо незнакомца. Ничего вроде особенного, человек как человек, но его умные, прелестные своей открытостью глаза словно светились изнутри. При этом трудно было сказать, кто кого разглядывает с большим интересом: я его или он меня.
— Понял, — сказал он вдруг. — Вы не заснули, потому что больны.
Его голос теперь звучал мягко, в нем исчезли нарочитые грубоватые ноты, зато стал уловимей акцент, хотя я был готов поклясться, и некоторые обороты речи подтверждали мою уверенность, что передо мной соотечественник.
Или подделка под него.
Впечатление раздваивалось. Озарённое изнутри духовным светом лицо незнакомца, чудесные умные глаза, которые не лгали, не умели лгать, — все вызывало доверие. Но остальное! Поддельный голос. Дурацкая роль, которую незнакомец пытался сыграть… Меня, самого обычного человека, он разглядывает, будто люди ему в новинку, — это как понимать?!
Но хуже всего комбинезон. Такой не мог быть изделием человеческих рук, ибо ткань… Она поглощала свет! Ни мерцания, ни отлива, ни одна складка не западала тенью, тем не менее этот саван тьмы каким-то непонятным образом не только рельефно очерчивал тело, но и выделял каждое движение крепких мускулов, хотя полное отсутствие теней и бликов, казалось, делало это невозможным. Настолько невозможным, что прозаический свет настольной лампочки далеко не сразу выдал мне эту противоестественную особенность одежды.
Но когда я её наконец заметил, точнее сказать, когда сознание её восприняло и оценило, то под моим черепом будто прошлась когтистая мохнатая лапа.
— Кто вы такой?! — выкрикнул я.
— Человек. — Казалось, моя нервозность искренне удивила, даже огорчила незнакомца. — Правда, не совсем такой, как вы.
— Не совсем… Вроде той девушки?!
— Ничего общего! То был обыкновенный фантом. Не понимаю вашей реакции.
— Ах вот как… — Помимо воли во мне вдруг проснулась ирония. — Ничего, значит, особенного, обыкновенный, стало быть, призрак…
— Не призрак. — Пришелец досадливо поморщился. — Фантом. Это разные вещи, ибо фантомы в отличие от призраков существуют физически.
— Рад это слышать. Очень, очень любопытно, особенно когда они на тебя наскакивают…
— Это досадное, по нашей вине, стечение -обстоятельств, пожалуйста, извините.
— Чего уж! Одним… э… фантомом больше, одним меньше, пустяки!
Я махнул рукой, что вызвало на лице моего гостя улыбку.
— Странно, — сказал он.
1 2 3 4 5