«Он просто вышел погулять в жизнь. Во время прогулки он встречает иногда интересные лица, характерные сценки, хорошенькие пейзажи. Тогда он останавливается на минуту, достает карандаш и легкими штрихами набрасывает свой рисунок» («Неделя», 1888, № 1, 3 января, подпись: Р. Д.).
Статья Дистерло заинтересовала Чехова, несмотря на поверхностную и неверную оценку его творчества. «Статья в „Неделе“ действительно неплоха, — писал он И. Л. Леонтьеву (Щеглову) 22 января 1888 г. — Кое-какие мысли о нашем бессилии, к‹ото›рое деликатный автор назвал безвластием, приходили и мне в голову. В наших талантах много фосфора, но нет железа. Мы, пожалуй, красивые птицы и поем хорошо, но мы не орлы». Очевидно, Чехов имел в виду ту часть статьи, где Дистерло противопоставлял писателям 80-х годов — писателей прошлого. Критик «Недели» утверждал, что современные писатели не имеют власти над обществом, так как в их сознании отсутствует «идеал того мира», который они берутся изображать. О том, что подобные мысли появлялись и у Чехова, свидетельствуют многие его письма, в частности письма к Д. В. Григоровичу от 12 января 1888 г. и к А. С. Суворину от 25 ноября 1892 г. Не видя у литераторов и публицистов 80-х годов положительной программы, которая могла бы повести за собой читателя, Чехов не хотел прикрывать пустоту «чужими лоскутьями вроде идей 60-х годов». Но в отличие от критиков «Недели» он не считал отсутствие положительных общественных идеалов естественным и постоянно подчеркивал, что высшие цели, «общая идея» нужны человеку, как воздух.
В спор о сущности таланта Чехова вступил в 1888 году Д. С. Мережковский, будущий идеолог декадентства. В статье «Старый вопрос по поводу нового таланта», опубликованной в ноябрьском номере «Северного вестника», Мережковский, пытаясь показать место Чехова в старом споре между «тенденциозным» и «чистым» искусством, стремился противопоставить его демократической традиции русской литературы. Чехов в письме к А. С. Суворину от 3 ноября 1888 г. критиковал рассуждения Мережковского общего характера и не принял его оценки своих рассказов.
Появление сборника «Хмурые люди» вызвало многочисленные отклики в прессе.
Н. К. Михайловский в статье «Письма о разных разностях» («Русские ведомости», 1890, № 104, 18 апреля), перепечатанной в сборниках статей критика и его собрании сочинений под названием «Об отцах и детях и о г. Чехове», полемизируя с журналом «Неделя», открыто порывавшим с традициями 60-х годов, опирался на Чехова, в творчестве которого как раз и увидел наиболее яркого представителя поколения «детей», отказавшихся от наследия прошлого. Чехов, по словам Михайловского, «пока единственный действительно талантливый беллетрист из того литературного поколения, которое может сказать о себе, что для него „существует только действительность, в которой ему суждено жить“ и что „идеалы отцов и дедов над ними бессильны“. И я не знаю зрелища печальнее, чем этот даром пропадающий талант». Для доказательства идейной несостоятельности Чехова Михайловский привлекал такие рассказы из сборника «Хмурые люди», как «Почта», «Холодная кровь», «Володя». «При всей своей талантливости, — утверждал Михайловский, — г. Чехов не писатель, самостоятельно разбирающийся в своем материале и сортирующий его с точки зрения какой-нибудь общей идеи, а какой-то почти механический аппарат. Кругом него „действительность“, в которой ему суждено жить и которую он поэтому „признал“ всю целиком с быками и самоубийцами, колокольчиками и бубенчиками». Название сборника показалось Михайловскому неудачным. «Нет, не „хмурых людей“ надо бы поставить в заглавие всего этого сборника, — писал он, — а вот разве „холодную кровь“: г. Чехов с холодною кровью пописывает, а читатель с холодною кровью почитывает». Из всего сборника критик выделил лишь «Скучную историю» — «лучшее и значительнейшее» из всего, созданного Чеховым, произведение, в которое «вложена авторская боль».. Но, вспоминая слова героя повести, профессора Николая Степановича, трагически переживающего отсутствие «общей идеи», Михайловский полагал, что это может сказать о себе и Чехов, авторское воображение которого «рисует ему быков, отправляемых по железной дороге, потом тринадцатилетнюю девочку, убивающую грудного ребенка, потом почту, переезжающую с одной станции на другую, потом купца, пьющего, закусывающего и неизвестно что подписывающего, потом самоубийцу-гимназиста и т. д.». «И во всем этом, — по словам Михайловского, — действительно даже самый искусный аналитик не найдет общей идеи».
А. М. Скабичевский в своей «Истории новейшей русской литературы» (СПб., 1891) указал на «один существенный недостаток» в произведениях Чехова — «отсутствие какого бы то ни было объединяющего идейного начала» и приверженность к воспроизведению «мимолетных впечатлений» (стр. 415). Однако позже он возражал Михайловскому: «…из чего же видно, что г. Чехову всё едино, что колокольчик, что самоубийца, что человек, что его тень? Напротив, вся совокупность его сочинений свидетельствует, что ему это далеко не всё равно; иначе откуда бы взялся тот мрачный пессимистический колорит, который проникает большинство их?» (А. Скабичевский . Новые течения в современной литературе. — «Русская мысль», 1901, № 11, стр. 100).
Статья Н. К. Михайловского о Чехове еще долго оставалась в поле зрения критики. П. Перцов в статье «Изъяны творчества» («Русское богатство», 1893, № 1) повторял сказанное Михайловским — о случайности в выборе тем, о равнодушии Чехова к общественным проблемам.
Р. Сементковский в статье «Шестидесятые годы и современная беллетристика» использовал творчество Чехова в борьбе с наследием 60-х годов и с Михайловским. Критик, противопоставляя «утилитарным» традициям Писарева и Добролюбова традиции «корифеев художественной мысли» Тургенева и Гончарова, видел в Чехове продолжателя этой чисто художественной линии: «… дряблость, несостоятельность, так сказать, житейская неспособность является основным мотивом современной беллетристики, как эти отрицательные качества нашего общества были и основным мотивом всей нашей художественной литературы…» («Исторический вестник», 1892, № 4, стр. 197).
В. Г. Подарский (Н. С. Русанов), представитель позднего народничества, был солидарен с Михайловским, упрекая Чехова в равнодушии и «художественном безразличии» (В. Г. Подарский . Наша текущая жизнь. — «Русское богатство», 1902, № 1, стр. 155). Ему возражал В. Мирский (Е. А. Соловьев): «Все „хмурые“ люди Чехова в сущности только уставшие люди», «целая галерея людей, уставших кто плотью, кто духом и безнадежно влачащих бремя жизни» (В. Мирский . Наша литература (О некоторых мнениях г. Подарского об А. П.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
Статья Дистерло заинтересовала Чехова, несмотря на поверхностную и неверную оценку его творчества. «Статья в „Неделе“ действительно неплоха, — писал он И. Л. Леонтьеву (Щеглову) 22 января 1888 г. — Кое-какие мысли о нашем бессилии, к‹ото›рое деликатный автор назвал безвластием, приходили и мне в голову. В наших талантах много фосфора, но нет железа. Мы, пожалуй, красивые птицы и поем хорошо, но мы не орлы». Очевидно, Чехов имел в виду ту часть статьи, где Дистерло противопоставлял писателям 80-х годов — писателей прошлого. Критик «Недели» утверждал, что современные писатели не имеют власти над обществом, так как в их сознании отсутствует «идеал того мира», который они берутся изображать. О том, что подобные мысли появлялись и у Чехова, свидетельствуют многие его письма, в частности письма к Д. В. Григоровичу от 12 января 1888 г. и к А. С. Суворину от 25 ноября 1892 г. Не видя у литераторов и публицистов 80-х годов положительной программы, которая могла бы повести за собой читателя, Чехов не хотел прикрывать пустоту «чужими лоскутьями вроде идей 60-х годов». Но в отличие от критиков «Недели» он не считал отсутствие положительных общественных идеалов естественным и постоянно подчеркивал, что высшие цели, «общая идея» нужны человеку, как воздух.
В спор о сущности таланта Чехова вступил в 1888 году Д. С. Мережковский, будущий идеолог декадентства. В статье «Старый вопрос по поводу нового таланта», опубликованной в ноябрьском номере «Северного вестника», Мережковский, пытаясь показать место Чехова в старом споре между «тенденциозным» и «чистым» искусством, стремился противопоставить его демократической традиции русской литературы. Чехов в письме к А. С. Суворину от 3 ноября 1888 г. критиковал рассуждения Мережковского общего характера и не принял его оценки своих рассказов.
Появление сборника «Хмурые люди» вызвало многочисленные отклики в прессе.
Н. К. Михайловский в статье «Письма о разных разностях» («Русские ведомости», 1890, № 104, 18 апреля), перепечатанной в сборниках статей критика и его собрании сочинений под названием «Об отцах и детях и о г. Чехове», полемизируя с журналом «Неделя», открыто порывавшим с традициями 60-х годов, опирался на Чехова, в творчестве которого как раз и увидел наиболее яркого представителя поколения «детей», отказавшихся от наследия прошлого. Чехов, по словам Михайловского, «пока единственный действительно талантливый беллетрист из того литературного поколения, которое может сказать о себе, что для него „существует только действительность, в которой ему суждено жить“ и что „идеалы отцов и дедов над ними бессильны“. И я не знаю зрелища печальнее, чем этот даром пропадающий талант». Для доказательства идейной несостоятельности Чехова Михайловский привлекал такие рассказы из сборника «Хмурые люди», как «Почта», «Холодная кровь», «Володя». «При всей своей талантливости, — утверждал Михайловский, — г. Чехов не писатель, самостоятельно разбирающийся в своем материале и сортирующий его с точки зрения какой-нибудь общей идеи, а какой-то почти механический аппарат. Кругом него „действительность“, в которой ему суждено жить и которую он поэтому „признал“ всю целиком с быками и самоубийцами, колокольчиками и бубенчиками». Название сборника показалось Михайловскому неудачным. «Нет, не „хмурых людей“ надо бы поставить в заглавие всего этого сборника, — писал он, — а вот разве „холодную кровь“: г. Чехов с холодною кровью пописывает, а читатель с холодною кровью почитывает». Из всего сборника критик выделил лишь «Скучную историю» — «лучшее и значительнейшее» из всего, созданного Чеховым, произведение, в которое «вложена авторская боль».. Но, вспоминая слова героя повести, профессора Николая Степановича, трагически переживающего отсутствие «общей идеи», Михайловский полагал, что это может сказать о себе и Чехов, авторское воображение которого «рисует ему быков, отправляемых по железной дороге, потом тринадцатилетнюю девочку, убивающую грудного ребенка, потом почту, переезжающую с одной станции на другую, потом купца, пьющего, закусывающего и неизвестно что подписывающего, потом самоубийцу-гимназиста и т. д.». «И во всем этом, — по словам Михайловского, — действительно даже самый искусный аналитик не найдет общей идеи».
А. М. Скабичевский в своей «Истории новейшей русской литературы» (СПб., 1891) указал на «один существенный недостаток» в произведениях Чехова — «отсутствие какого бы то ни было объединяющего идейного начала» и приверженность к воспроизведению «мимолетных впечатлений» (стр. 415). Однако позже он возражал Михайловскому: «…из чего же видно, что г. Чехову всё едино, что колокольчик, что самоубийца, что человек, что его тень? Напротив, вся совокупность его сочинений свидетельствует, что ему это далеко не всё равно; иначе откуда бы взялся тот мрачный пессимистический колорит, который проникает большинство их?» (А. Скабичевский . Новые течения в современной литературе. — «Русская мысль», 1901, № 11, стр. 100).
Статья Н. К. Михайловского о Чехове еще долго оставалась в поле зрения критики. П. Перцов в статье «Изъяны творчества» («Русское богатство», 1893, № 1) повторял сказанное Михайловским — о случайности в выборе тем, о равнодушии Чехова к общественным проблемам.
Р. Сементковский в статье «Шестидесятые годы и современная беллетристика» использовал творчество Чехова в борьбе с наследием 60-х годов и с Михайловским. Критик, противопоставляя «утилитарным» традициям Писарева и Добролюбова традиции «корифеев художественной мысли» Тургенева и Гончарова, видел в Чехове продолжателя этой чисто художественной линии: «… дряблость, несостоятельность, так сказать, житейская неспособность является основным мотивом современной беллетристики, как эти отрицательные качества нашего общества были и основным мотивом всей нашей художественной литературы…» («Исторический вестник», 1892, № 4, стр. 197).
В. Г. Подарский (Н. С. Русанов), представитель позднего народничества, был солидарен с Михайловским, упрекая Чехова в равнодушии и «художественном безразличии» (В. Г. Подарский . Наша текущая жизнь. — «Русское богатство», 1902, № 1, стр. 155). Ему возражал В. Мирский (Е. А. Соловьев): «Все „хмурые“ люди Чехова в сущности только уставшие люди», «целая галерея людей, уставших кто плотью, кто духом и безнадежно влачащих бремя жизни» (В. Мирский . Наша литература (О некоторых мнениях г. Подарского об А. П.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152