Когда в спальню войдет императрица, она приблизится к креслу, куда положит свои одежды, а я отвлеку ее разговором. От двери тебе все будет видно. Когда она направится к ложу, быстро выйди в дверь, она тебя не увидит.
Бел Амор уже не мог отказаться. Хозяин — барин.
Все так и получилось — как планировали. Они выпили еще, для храбрости. Или, вернее, для наглости. Карданвал подмигнул Бел Амору, тот снял ботинки и стал босиком (где их найдешь, мягкие тапочки?) за дверью. Ему хорошо было видно царское ложе и кресло рядом с ним. Царюга притушил свет и улегся в постель. Наступила тишина. Лишь из окна доносился тихий отдаленный вой пикирующего Ог-го.
Но, чу! Послышались легкие шаги, в спальню вошла императрица, приблизилась к креслу, сняла паранджу и, извиваясь, стащила через голову брезентовый балахон.
У Бел Амора дух захватило и приподняло. Он не ожидал увидеть ничего подобного. Такой женской красоты он никогда не видел, само совершенство линий, изгибов, овалов и эллипсоидов, которые Природа хранила в генетическом фонде этого тела. Три его жены — от Бога, людей и черта — не годились Генофонде в подметки, не стоили ее левой пятки. Карданвал был прав. Ох, прав был Карданвал! Везет же дуракам и пьяницам!
Так стоял бы и смотрел бы всю ночь, но Бел Амор не успел насладиться зрелищем. Тело его хранения. Генофонда, спиной к нему, пошла к ложу, и Бел Амор едва вспомнил, что сейчас он должен покинуть императорские покои. Он бесшумно вышел из-за двери и скрылся в коридоре.
Все получилось так — да не так.
Увы, заговорщики против нравственности забыли про маленькое зеркальце над императорским ложем, и императрица Генофонда увидела в этом зеркальце кравшегося из спальни Бел Амора.
«Вот так раз! — подумала императрица. — Ни фига себе!»
Но виду она не подала и до конца исполнила свои супружеские обязанности.
Вообще-то Генофонде изрядно надоело спать с вечно пьяным Карданвалом. Ее в юности выдали за этого пьяницу по воле родителей. Любой оборвар с Центрального Рынка был не лучше ее супруга. Во всяком случае, не хуже. Ничего хорошего. Вечно грязные носки. Смрадное дыхание с оттенком банановой гнили. В животе урчит от обжорства. Удовлетворив свою похоть, засыпает, не успев удовлетворить жену. А сегодня совсем ошалел — показал иноземцу обнаженную супругу! Генофонда происходила из знатного древнего рода из двухмерного хорея, и такое оскорбление вынести не могла.
Стыдоба!
«Он меня опозорил! — с гневом думала императрица. — Какой позор! Что люди скажут, если узнают?! Ему это так даром не пройдет! Уже захрапел, подлец! Кинжал! Убью! Где кинжал?! А этот телохранитель?! Он уже больше месяца охраняет меня, а еще ни разу не вытащил свой природный обнаженный меч! Убью!»
Кинжала под рукой не оказалось, и это хорошо, потому что императрица, одумавшись, решила отомстить за свой позор чужими руками. Она бесшумно выскользнула из постели, подмылась и ушла в свои покои, где долго не могла заснуть.
«Спокойно, спокойно, спокойненько, — уговаривала себя Генофонда. — Считай комаров. Один комар, два комара, три комара, стая комаров… Утро вечера мудренее».
Утром императрица облачилась в свой брезентовый балахон и, не надевая паранджи, дернула колокольчик и вызвала Бел Амора.
Телохранитель тут же явился и потерял дар речи, — ведь ночью он смотрел на императрицу с тыла, а теперь впервые видел лицо сохраняемого объекта. Это лицо было прекрасней всех женских лиц на свете (о мужских харях и говорить нечего!). Глазки, губки, носик, шейка — рафаэлева мадонна! Особенно хорош был подбородочек с соблазнительной ямочкой, — так бы и облизал.
— Ну, что уставился? — спросила Генофонда.
Бел Амор облизнул пересохшие губы.
— Посмотрел? Хорошо посмотрел?
Бел Амор вдруг с ужасом понял, что императрица вчера вечером видела его за дверью.
— Насмотрелся? — повысила голос Генофонда. — Теперь перед тобой два пути — на выбор. Или ты возьмешь кинжал и убьешь Карданвала, — можно и калибр 97,12, чтобы меньше мучился, — а потом возьмешь меня в жены и станешь императором оборваров — тогда ты сможешь каждый день не из-за двери разглядывать то, что тебе так нравится; или я сейчас пойду к Карданвалу, соблазнившему тебя на эту непристойность, и тогда умрешь ты, — мой позор должен быть смыт кровью одного из вас.
«Пораженный ее словами. Бел Амор сначала не знал, что ответить, а затем стал молить императрицу не принуждать его к такому страшному выбору» — так пишет историк Аркилок из ямбического триметра.
— Ваше Императорское Величество, — в сильном волнении сказал Бел Амор.
— Я должен был увидеть Ваше тело только лишь для того, чтобы лучше его охранять!
— Расскажешь это своей бабушке! — вскричала Генофонда.
— Ваше Величество, в моем цивилизованном мире не принято убивать людей
— разве что на войне; смертная казнь запрещена; убить человека считается большим позором, чем увидеть обнаженную женщину! Да в чем дело?! Никакого сравнения быть не может — смерть и обнаженная женщина? Наоборот, в наших мирах женщины с удовольствием сбрасывают с себя все одежды, чтобы мужчины с таким же удовольствием их разглядывали! Это называется стриптиз.
— Какой ужас! Какое варварство! Нет, лучше смерть!
Генофонда была непреклонна: ее позор должен быть смыт кровью одного из обидчиков.
Как вдруг из-за неприкрытой двери появился сам Карданвал. Он был бледный — нет, белый, как смерть! Император услышал повышенные голоса в покоях императрицы и не замедлил подслушать все, что говорилось выше. С сильнейшего бодуна его качало, в животе урчало, голова тряслась, язык заплетался, руки дрожали, ноги отнимались.
Жалкое зрелище!
— Пр-реж… пр-режде ч-чем вы меня у-убьете, — с трудом проговорил император, — прежде, чем вы м-меня убьете… — повторил он и заплакал пьяными сорокаградусными слезами банановой браги.
— Убей его! — приказала Бел Амору безжалостная императрица.
Бел Амор отрицательно покачал головой.
— Тогда ты убей его! — приказала императрица супругу.
Ну, это уж было совсем невозможно.
Карданвал тоже хотел отрицательно покачать головой, но голова так тряслась, что развернула его тело вдоль оси, стукнулась о дверной косяк, корона свалилась на пол, а тело императора выпало в коридор. Слуги, катившие по коридору новую 16-ти ведерную бочку бананки, в почтении застыли, — опять Его Величество набрались.
И тут императрицу озарило!
— Тогда — смертельная дуэль! — сверкая глазами, вскричала Генофонда. — Кто кого перепьет! До конца, до смерти!
И приказала слугам катить бочку в императорскую трапезную.
Ни один уважающий себя пьяница не смог бы отказаться от подобной дуэли. Ни один!
Кто кого насмерть перепьет.
Кто из нас посмеет отказаться?
Дуэлянты поклонились и сошлись.
1 2 3 4