— засуетился Лысый.
— Вера?.. — Аристарх медленно приближался к супруге — в одной руке топорик, в другой — «отречение».
Вера Сергеевна побледнела… И все пятилась к окну.
— Да ничего она не одумается! — воскликнул Курносый. — Давайте кончать.
— У тебя два выбора: или подписываешь на наших глазах вот это вот — что ты ничего не видела и не знаешь, не собиралась к прокурору… Или мы тебя…
— Давайте кончать! Чего тут тянуть?
— Я закричу, — еле слышно пролепетала Вера Сергеевна.
— А подушечка-то! — вылетел вперед Чернявый.
— Ты же знаешь, что кругом никого нет… Все на сдаче ГТО.
— А сумки-то заготовили? — спросил Брюхатый. — Разрезать-то мы ее разрежем, а в чем выносить-то?
— Да есть сумки — полно. Помельче только разрезать… и по одному все вынесем.
— Все уже предусмотрели! — сердито обернулся на всех Аристарх. — Вы вынесите по одному, а я останусь — замою тут все. Чего тут базарить-то?
— Главное, внутренности вынести, а остальное-то…
— Внутренности! А руки, ноги?.. Куда ноги, например, денешь? Они ни в какую сумку не полезут.
— Перерубим! Я ж те говорю: помельче изрубить.
— Вы же интеллигентные люди, — негромко сказала Вера Сергеевна. — Все в шляпах… в галстуках…
— Вывеска! — воскликнул Чернявый.
— Интеллигентные!.. — Брюхатый колыхнул животом от смеха. — Я в лагере трех человек задушил… вот этими вот руками.
— Мы, значит, жестокие? — спросил Аристарх. — А ты? Ты не жестокая? — столько людей сразу посадить собралась. Подписывай!
Как-то не заметили, что, пятясь, Вера Сергеевна подошла к самому окну, которое очень легко открывалось… Она вдруг вскочила на подоконник, распахнула окно и сказала заполошно:
— Если кто только двинется, я прыгаю! Тут только два этажа: сломаю ноги, но все расскажу. Только двиньтесь!
Все так и замерли.
Первым пришел в себя Аристарх. Он засмеялся искусственно.
— Мы же шутим, Верунчик!.. Неужели ты поверила?
— Немедленно все убирайтесь отсюда! — Вера Сергеевна обрела уже спокойный и злой голос. — Шутники.
— Нет, вы… Нет, она правда поверит, что мы…
— Убирайтесь!
— Да шутим же мы! — воскликнул в отчаянии Брюхатый. И бросил подсвечник. — Какие мы убийцы! Нас сам час…
— Убирайтесь!
— Нет, она в самом деле может подумать!..
— Да думай она! — взорвался Курносый. — Что хочет, то и пускай думает! — и тоже бросил нож. И первым пошел к выходу. В дверях остановился, обернулся, как он давеча сделал, точно так же погрозил пальцем всем и сказал остервенело: — Но сидеть я все равно не буду! Ясно?! Сидеть я там не буду! Вот пусть они вот все… они вот, они — пусть сидят, а я не буду!
Никто ему на это ничего не сказал.
Он вышел… И за ним все тоже вышли.
И собрались опять в комнате Аристарха. Долго молчали.
— Интересно, — заговорил Чернявый, обращаясь к Курносому, — как это ты сидеть не будешь? Все будут сидеть, а ты не будешь?
— Не буду! — повторил Курносый.
— А у тя что, сиделки, что ли, нету? — ядовито спросил его Брюхатый. — Она у тебя на месте: будешь сидеть, как все.
— Он там ходить будет, — подал голос Лысый.
Аристарх сидел, обхватив голову руками, и тихо покачивался.
— Не буду сидеть! — опять тупо повторил Курносый. — Вы все как хотите, а я — не буду!
— Все будем сидеть, — сказал Аристарх, не поднимая головы.
Опять некоторое время молчали.
— Конечно, — заговорил опять Курносый, — если бы ты был человек как человек, мы, может быть, и не сидели бы.
Аристарх поднял голову.
— А кто же я?
— Бабник! Шлюха в штанах!.. Да хоть бы умел, господи! А то… не выходит же ничего, нет, туда же, куда добрые люди: давай любовницу! Даже Соньку, и ту… тьфу! Рогоносец. С этой Сонькой…
— А ты подхалим, — сказал Аристарх первое, что выскочило из его оскорбленной души. — Ты перед начальством на полусогнутых ходишь.
— У меня пятеро на шее! — Курносый крепко хлопнул ладонью себя по загривку. — Пятеро!.. Ты вон с одной телкой справиться не можешь, а у меня их — пятеро. Мне не до любовниц!
— Зато тебе — до коньяка, — вставил Брюхатый.
— А ты вообще заткнись! — развернулся к нему Курносый. — Тебе-то даже полезно посидеть: может, похудеешь маленько. В институт питания собрался!.. Вот тебе и будет институт питания, — и Курносый нервно засмеялся.
Брюхатый навел на него строгий взгляд.
— Шавка, — сказал он. Помолчал и еще сказал: — Моська.
— А ты слон, да? — вступился за Курносого Чернявый. — Это не тебя по улицам водили?
— Меня, — сказал Брюхатый. — А это не тебе я нечаянно на туфель наступил… двадцать седьмого июня тыща девятьсот семьдесят третьего года: на профсоюзном собрании? Что-то ты тогда был… зеленоватый, а сейчас, гляди-ка, кукарекает. Выговор-то кому тогда всучили?
— А кто всучил-то? Кто?
— Я, в том числе.
— Да ты сам первый лодырь! Прохиндей. Выговор он всучил!.. У меня первый раз недосмотр случился.
— Минуточку минуточку, — прервал Брюхатый, — как это ты выразился — «прохиндей»? Я одиннадцать лет после суда без единого взыскания проработал! А ты мне, обезьяна, будешь еще вякать тут! Сам в выговорах весь, как… Ни одного же собрания не обходится, чтобы тебя…
— Хватит! — взревел Аристарх. — У меня вон, — показал он на стол, — семь почетных грамот лежат!.. Я и то молчу.
— А чего ты можешь сказать? — спросил его Лысый. — Там — семь почетных грамот, а там, — в сторону коридора, — пять покрышек. Я думаю, покрышки — потяжельше, перевесят. Если уж кто самый чистый среди вас, так это я.
— Ой! — изумились.
— Глядите на этого ангела!
— Прямо невеста… в свадебной марле.
— Шариков только не хватает.
— И ленточек разноцветных…
— Да! — гордо сказал Лысый. — У меня две общественные нагрузки, а у вас… У кого хоть одна общественная нагрузка?
Все промолчали.
— А-а, нечего говорить-то. Вы думаете, это на суде не учтется? Все учтется.
— Да, я думаю, все учтется, — сказал Аристарх. — Я думаю, что тот грузовичок с пиломатериалом — тоже учтется.
Лысый подрожал в гневе и обиде губами.
— Ворюга, — сказал он. — Плюс идейный ворюга: с экономической базой. Ты знаешь, сколько тебе за эту базу накинут? Вот сколько нам всем дадут, столько тебе — отдельно — за базу.
— База — для дураков, — струсил Аристарх. — Я — нормальный спекулянт, чего вы тут?
— А-а!.. Очко-то не железное?
— Но ты тоже — не ерепенься тут, кудрявый!..
В это время в дверь позвонили.
Все оторопели на миг… Брюхатый даже за сердце взялся.
Еще резко, длинно позвонили.
— По одному… с вещами, — тихо сказал Чернявый.
— Иди, — кивнул Брюхатый Аристарху.
— Может, это макулатуру собирают… пионеры, — тихо сказал бледный Аристарх. — Подождем.
Опять звонок.
— А я нож-то там бросил! — вскричал Курносый. — Подождите, я нож-то хоть уберу, а то же!..
— Топорик мой…
— А?
— Топорик, топорик, — невнятно повторил Аристарх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
— Вера?.. — Аристарх медленно приближался к супруге — в одной руке топорик, в другой — «отречение».
Вера Сергеевна побледнела… И все пятилась к окну.
— Да ничего она не одумается! — воскликнул Курносый. — Давайте кончать.
— У тебя два выбора: или подписываешь на наших глазах вот это вот — что ты ничего не видела и не знаешь, не собиралась к прокурору… Или мы тебя…
— Давайте кончать! Чего тут тянуть?
— Я закричу, — еле слышно пролепетала Вера Сергеевна.
— А подушечка-то! — вылетел вперед Чернявый.
— Ты же знаешь, что кругом никого нет… Все на сдаче ГТО.
— А сумки-то заготовили? — спросил Брюхатый. — Разрезать-то мы ее разрежем, а в чем выносить-то?
— Да есть сумки — полно. Помельче только разрезать… и по одному все вынесем.
— Все уже предусмотрели! — сердито обернулся на всех Аристарх. — Вы вынесите по одному, а я останусь — замою тут все. Чего тут базарить-то?
— Главное, внутренности вынести, а остальное-то…
— Внутренности! А руки, ноги?.. Куда ноги, например, денешь? Они ни в какую сумку не полезут.
— Перерубим! Я ж те говорю: помельче изрубить.
— Вы же интеллигентные люди, — негромко сказала Вера Сергеевна. — Все в шляпах… в галстуках…
— Вывеска! — воскликнул Чернявый.
— Интеллигентные!.. — Брюхатый колыхнул животом от смеха. — Я в лагере трех человек задушил… вот этими вот руками.
— Мы, значит, жестокие? — спросил Аристарх. — А ты? Ты не жестокая? — столько людей сразу посадить собралась. Подписывай!
Как-то не заметили, что, пятясь, Вера Сергеевна подошла к самому окну, которое очень легко открывалось… Она вдруг вскочила на подоконник, распахнула окно и сказала заполошно:
— Если кто только двинется, я прыгаю! Тут только два этажа: сломаю ноги, но все расскажу. Только двиньтесь!
Все так и замерли.
Первым пришел в себя Аристарх. Он засмеялся искусственно.
— Мы же шутим, Верунчик!.. Неужели ты поверила?
— Немедленно все убирайтесь отсюда! — Вера Сергеевна обрела уже спокойный и злой голос. — Шутники.
— Нет, вы… Нет, она правда поверит, что мы…
— Убирайтесь!
— Да шутим же мы! — воскликнул в отчаянии Брюхатый. И бросил подсвечник. — Какие мы убийцы! Нас сам час…
— Убирайтесь!
— Нет, она в самом деле может подумать!..
— Да думай она! — взорвался Курносый. — Что хочет, то и пускай думает! — и тоже бросил нож. И первым пошел к выходу. В дверях остановился, обернулся, как он давеча сделал, точно так же погрозил пальцем всем и сказал остервенело: — Но сидеть я все равно не буду! Ясно?! Сидеть я там не буду! Вот пусть они вот все… они вот, они — пусть сидят, а я не буду!
Никто ему на это ничего не сказал.
Он вышел… И за ним все тоже вышли.
И собрались опять в комнате Аристарха. Долго молчали.
— Интересно, — заговорил Чернявый, обращаясь к Курносому, — как это ты сидеть не будешь? Все будут сидеть, а ты не будешь?
— Не буду! — повторил Курносый.
— А у тя что, сиделки, что ли, нету? — ядовито спросил его Брюхатый. — Она у тебя на месте: будешь сидеть, как все.
— Он там ходить будет, — подал голос Лысый.
Аристарх сидел, обхватив голову руками, и тихо покачивался.
— Не буду сидеть! — опять тупо повторил Курносый. — Вы все как хотите, а я — не буду!
— Все будем сидеть, — сказал Аристарх, не поднимая головы.
Опять некоторое время молчали.
— Конечно, — заговорил опять Курносый, — если бы ты был человек как человек, мы, может быть, и не сидели бы.
Аристарх поднял голову.
— А кто же я?
— Бабник! Шлюха в штанах!.. Да хоть бы умел, господи! А то… не выходит же ничего, нет, туда же, куда добрые люди: давай любовницу! Даже Соньку, и ту… тьфу! Рогоносец. С этой Сонькой…
— А ты подхалим, — сказал Аристарх первое, что выскочило из его оскорбленной души. — Ты перед начальством на полусогнутых ходишь.
— У меня пятеро на шее! — Курносый крепко хлопнул ладонью себя по загривку. — Пятеро!.. Ты вон с одной телкой справиться не можешь, а у меня их — пятеро. Мне не до любовниц!
— Зато тебе — до коньяка, — вставил Брюхатый.
— А ты вообще заткнись! — развернулся к нему Курносый. — Тебе-то даже полезно посидеть: может, похудеешь маленько. В институт питания собрался!.. Вот тебе и будет институт питания, — и Курносый нервно засмеялся.
Брюхатый навел на него строгий взгляд.
— Шавка, — сказал он. Помолчал и еще сказал: — Моська.
— А ты слон, да? — вступился за Курносого Чернявый. — Это не тебя по улицам водили?
— Меня, — сказал Брюхатый. — А это не тебе я нечаянно на туфель наступил… двадцать седьмого июня тыща девятьсот семьдесят третьего года: на профсоюзном собрании? Что-то ты тогда был… зеленоватый, а сейчас, гляди-ка, кукарекает. Выговор-то кому тогда всучили?
— А кто всучил-то? Кто?
— Я, в том числе.
— Да ты сам первый лодырь! Прохиндей. Выговор он всучил!.. У меня первый раз недосмотр случился.
— Минуточку минуточку, — прервал Брюхатый, — как это ты выразился — «прохиндей»? Я одиннадцать лет после суда без единого взыскания проработал! А ты мне, обезьяна, будешь еще вякать тут! Сам в выговорах весь, как… Ни одного же собрания не обходится, чтобы тебя…
— Хватит! — взревел Аристарх. — У меня вон, — показал он на стол, — семь почетных грамот лежат!.. Я и то молчу.
— А чего ты можешь сказать? — спросил его Лысый. — Там — семь почетных грамот, а там, — в сторону коридора, — пять покрышек. Я думаю, покрышки — потяжельше, перевесят. Если уж кто самый чистый среди вас, так это я.
— Ой! — изумились.
— Глядите на этого ангела!
— Прямо невеста… в свадебной марле.
— Шариков только не хватает.
— И ленточек разноцветных…
— Да! — гордо сказал Лысый. — У меня две общественные нагрузки, а у вас… У кого хоть одна общественная нагрузка?
Все промолчали.
— А-а, нечего говорить-то. Вы думаете, это на суде не учтется? Все учтется.
— Да, я думаю, все учтется, — сказал Аристарх. — Я думаю, что тот грузовичок с пиломатериалом — тоже учтется.
Лысый подрожал в гневе и обиде губами.
— Ворюга, — сказал он. — Плюс идейный ворюга: с экономической базой. Ты знаешь, сколько тебе за эту базу накинут? Вот сколько нам всем дадут, столько тебе — отдельно — за базу.
— База — для дураков, — струсил Аристарх. — Я — нормальный спекулянт, чего вы тут?
— А-а!.. Очко-то не железное?
— Но ты тоже — не ерепенься тут, кудрявый!..
В это время в дверь позвонили.
Все оторопели на миг… Брюхатый даже за сердце взялся.
Еще резко, длинно позвонили.
— По одному… с вещами, — тихо сказал Чернявый.
— Иди, — кивнул Брюхатый Аристарху.
— Может, это макулатуру собирают… пионеры, — тихо сказал бледный Аристарх. — Подождем.
Опять звонок.
— А я нож-то там бросил! — вскричал Курносый. — Подождите, я нож-то хоть уберу, а то же!..
— Топорик мой…
— А?
— Топорик, топорик, — невнятно повторил Аристарх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12