Воспринимала она все очень легко и быстро. Ей не хотелось знать меньше, чем Вельфхен, – и она проглатывала одну книгу за другой. Читала без всякого разбора, без связи. Дело дошло до того, что в конце концов мальчик, чего-то не зная, приходил к ней в твердом убеждении, что она должна это знать. Она не смущалась, говорила, чтобы он подумал как следует, бранила его, а сама пользовалась временем, рылась в книгах, бегала к тайному советнику и спрашивала. Потом возвращалась к мальчику и осведомлялась, не надумал ли он сам чего-нибудь. Когда он отрицательно качал головою, она давала ему ответ.
Профессор замечал эту игру, – она ему нравилась. Ему бы никогда не пришла в голову мысль отдать девочку из дому, если бы не настаивала княгиня. С детства правоверная католичка, эта женщина с каждым годом становилась все более и более набожной, будто каждый фунт жира, прибавлявшийся к ней, увеличивал ее благочестие.
Она настаивала, что ее крестница должна быть воспитана в монастыре. И тайный советник, бывший уже много лет ее финансовым советником и оперировавший ее миллионами, как своими собственными, счел нужным уступить ей. И Альрауне была отправлена в Нанси в монастырь.
Об этом периоде в кожаной книге, помимо кратких заметок, написанных рукою профессора, имеются еще вклеенными длинные письма настоятельницы. Профессор улыбался, получая их, особенно когда описывались исключительные успехи девочки: он знал, что такое монастырь, и прекрасно понимал, что нигде в мире нельзя научиться меньшему, чем у благочестивых сестер. Поэтому он был даже рад, когда первоначальные хвалебные тирады, получаемые всеми родителями, скоро Сменились относительно Альрауне другими, противоположными. Настоятельница все чаще и чаще стала жаловаться на всевозможные жестокости. Жалобы были почти одинаковы: она жаловалась не на поведение самой девочки, не на ее поступки, а скорее на то влияние, которое она оказывала на подруг.
"Надо быть справедливой, – писала настоятельница, – девочка сама никогда не мучит животных, – по крайней мере, этого никто не видел. Но столь же достоверно, что все те жестокости, в которых повинны другие, придуманы ею. В первый раз была поймана маленькая Мария, очень хорошая и послушная девочка: надзирательница заметила, как она в монастырском саду надувала лягушку через соломинку. Ее спросили, почему она это делает, и она призналась, что мысль была подана ей Альрауне. Мы сперва не поверили, подумали, что это только отговорка, чтобы свалить с себя хотя бы часть вины. Но вскоре двух других девочек застигли, когда они посыпали солью несколько больших улиток, – бедные животные страшно страдали. И снова обе девочки признались, что их подговорила на это Альрауне. Я сама спросила ее, и она призналась, заявляя, что ей про это рассказали и она захотела посмотреть, так ли на самом деле. Она созналась и в том, что уговорила Марию сделать опыт с лягушкой: по ее словам, ей очень нравится, когда такая надутая лягушка с треском вдруг лопается. Сама она этого бы, конечно, не сделала, – внутренности лягушки могли пометь ей на руки. Я спросила ее, сознает ли она свой грех, но она ответила: «Нет, я ничего дурного не сделала, а то, что делают другие, меня ничуть не касается».
Возле этого места имеется замечание профессора: «Она совершенно права!»
«Несмотря на строгие наказания, – продолжало письмо, – мы заметили скоро еще несколько прискорбных фактов, виновницей которых опять-таки была Альрауне. Так, Клара Маассен из Дюрена, девочка немного постарше Альрауне, живущая у нас уже четыре года и никогда не подававшая повода ни к одной жалобе, проткнула кроту раскаленной спицей глаза. Она сама так взволновалась своим поступком, что несколько дней до ближайшей исповеди была крайне возбуждена и без всякого малейшего повода плакала. И успокоилась только тогда, когда получила отпущение грехов. Альрауне заявила в ответ, что кроты живут в темной земле и им должно быть совершенно безразлично, видят они или нет… Потом через несколько дней мы нашли в саду силки для птиц, очень остроумно устроенные: маленькие преступницы, слава Богу, ничего не поймавшие, не хотели ни за что признаться, кто их навел на эту мысль. И только под страхом тяжелого наказания они сознались, что их уговорила Альрауне и в то же время обещала жестоко отомстить, если ее выдадут. К сожалению, дурное влияние девочки за последнее время настолько усилилось, что мы очень часто не в силах доискаться даже правды. Так, одну из воспитанниц поймали на том, как она ловила мух, осторожно обрезала ножницами крылышки, обрывала ножки и бросала затем в муравейник. Девочка заявила, что сделала это по собственной инициативе и даже перед духовником продолжала настаивать, что Альрауне тут ни при чем. С таким же упрямством отрицала вину Альрауне и кузина этой девочки, привязавшая к хвосту нашей общей любимицы, кошки, большую кастрюлю, от которой бедное животное едва не взбесилось. Тем не менее мы твердо убеждены, что это опять-таки дело рук Альрауне».
Настоятельница писала далее, что она созвала конференцию и что они порешили просить его превосходительство взять Альрауне из монастыря и сделать это возможно скорее. Тайный советник ответил, что он очень скорбит обо всем происшедшем, но просит покамест оставить девочку в монастыре: чем тяжелее работа, тем больше окажется последствий успеха. Он не сомневается, что терпению и благочестию сестер монахинь удастся вырвать сорную траву из сердца ребенка и превратить его в прекрасный сад Божий.
В душе он хотел только убедиться, действительно ли влияние ребенка сильнее строгой монастырской дисциплины и влияния монахинь. Он знал превосходно, что в дешевом монастыре Sacre-Coeur в Нанси воспитываются дети небогатых семейств и что монахини должны гордиться присутствием в числе их воспитанниц дочери его превосходительства. Он не ошибся: настоятельница ответила, что, уповая на милосердие Божие, они еще раз произведут опыт и что все сестры дали обет ежедневно включать в молитвы свои особую молитву за Альрауне. В ответ тайный советник великодушно послал им в пользу бедных сто марок.
Во время каникул профессор наблюдал за маленькой девочкой. Он знал семью Гонтрамов очень давно и знал, что они с молоком матери впитали и любовь к животным. Каково же будет влияние девочки на Вельфхена: оно должно встретить здесь сильную преграду и сокрушиться об искреннее чувство безграничной доброты.
Тем не менее в один прекрасный день он встретил Вельфхена Гонтрама около маленького пруда в саду. Тот стоял на коленях, а перед ним на камне сидела большая лягушка. Мальчик засунул ей в рот горящую папиросу. И лягушка в смертельном страхе дымила. Она проглатывала дым и не выпускала обратно, а становилась все толще и толще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73