- Пускай... Пускай... о любви. Под Лермонтова! - Под Лермонтова, - Валерий Николаевич нажал клавишу, - о любви...Нажата другая клавиша. - Прошу! Раздался знакомый шип, и машина грустно произнесла:
Да, были схватки родовые, Да, говорят, ещё какие...
- Машина несколько своеобразно понимает тему любви, - объяснил изобретатель, - арифметическое устройство выбирает тот или иной оттенок чисто стохастически... БМУ через КШЧ обращается к ПЗУ... - Кашаче... А морскую тематику она может? - Саврасенков вспомнил свои морские песни. - Скажем, под... этого... под Крылова? - Морскую, - нажата клавиша, - Крылов, - другая клавиша. - Прошу. Машина заговорила:
Ш-ш-ш-ш... Однажды Фок, Бизань и Гроты Поспорили между собой о том, Какая мачта главная из них, Кто больше делает работы, Кто самый важный в управленье кораблём. "Я первая, я ближе всех к бушприту, Сказала мачта Фок, - не будь меня, Быть кораблю о риф разбиту". "На нас поболе парусов висит, Скрипели Гроты, Пусть далеко от нас бушприт, Зато полно у нас работы". На что Бизань им отвечала: "Я там, где руль, а руль Всей навигации начало"... Так люди многие подобны мачтам этим, Кичатся важностью оне. Но мы, читатель мой, заметим, Что в дело каждый
вносит вклад на божьем свете, Что каждый должен положить кирпич в стене, Иначе был бы наш корабль на дне.
"А что? - подумал Саврасенков. - В общем, вполне... Слегка подработать и..." Машина неожиданно снова подала голос:
Ш-ш-ш... Однажды Фок, Бизань и Гроты Задумали с поклажей воз везти, Да призадумались, А сыр во рту держали... Ш-ш-ш...
Валерий Николаевич удручённо развел руками: - Подбирает варианты! Эх, мне бы буквопечать... - Теперь под Блока! - потребовал Саврасенков. Он вошел во вкус. - Под Блока. Прошу!
Ш-ш-ш... Я послал тебе пива в стакане, Золотого, как солнце, "Будвар"!
Павел Степанович поёрзал в кресле и поднял глаза. Как и у всякого уважающего себя поэта, над письменным столом Саврасенкова висел портрет стриженого человека с квадратным подбородком, с папиросой, прилипшей к губе. - Под Маяковского! Что-нибудь... Не знаю... Про роботов!
Ш-ш-ш-ш... Читайте
внимательно,
до упора разинув Глазные щели,
от сонливости узкие, Книгу,
которую
написал
АзИмов Хотя и американец,
но тоже из русских. Роботы
не думают
о воде и хлебе. Работают роботы
без обеда и ужина. Могут
трудиться
на земле
и на небе. Вот работники,
социализму
нужные! Работать
не робеют,
как рабы
древние. Тебя не предадут,
как Христа Иуда. В глубоком космосе,
в городе
и в деревне, Робот необходим
абсолютно повсюду! Придумал здорово
товарищ Азимов Роботов
ограничить
тремя
законами, Для того
чтобы не было
саботажу разного, ГПУ и ЧК
хорошо знакомого. Красив
и лаконичен,
как японская гейша, Закон первый
для мозга позитронного: "Не причиняй
человеку
вреда
ни малейшего, Даже в мыслях
чтоб не было
оного!" Закон второй
понятен каждому: "На работе,
товарищ,
надо работать! Делай то,
что тебе
прикажут, Выполни пятилетку
в четыре года!" Нужно, чтобы роботы
работали вечно. Третий закон
не нуждается
в комментариях: "Подзаряжайся
и смазывайся
ежемесячно!" Железный лозунг
для железных пролетариев. Рабочий день
трудом отпраздновав, Беги скорей,
не тяни резину, Покупай,
товарищ,
книгу Азимова (Если найдёшь её в магазинах!).
Саврасенков долго сидел с открытым ртом (соображал, как всё-таки правильно - Азимов или АзИмов), затем решительно поднялся, подошёл к письменному столу, выдвинул средний ящик и быстро отсчитал пятьдесят красненьких - остаток гонорара за последнюю книжку. - Я её беру, - сказал он, протягивая деньги, - только... хм... У меня к вам просьба. Я бы хотел, чтобы вы не распространялись о том, кому вы продали машину. Договорились? Валерий Николаевич понимающе кивнул, спрятал деньги, положил на стол несколько запасных предохранителей, какую-то печатную плату и ушел. Проводив изобретателя, Саврасенков подошёл к столу и стал играть. Он с закрытыми глазами нажал несколько клавиш и замер в ожидании.
Ш-ш-ш-ш... Вася Тёркин, мой герой, Говорил когда-то, Что фантастика нужна Каждому солдату.
Можно выжить без воды, Можно без кисета, Можно шапку в трудный час Сделать из газеты,
Можно, если "Примы" нет, Обойтись без "Примы", Без гармони можно жить (И вполне терпимо),
Можно затянуть ремень, Если пусто в кишках, Но прожить хотя бы день Не могу без книжки. Без фантастики порой Хуже, чем без мяса, Зарубежной иль простой Нашей, русской, боевой, Дефицитной, дорогой, Но пока ещё живой, Не прожить и часа!
Павел Степанович открыл глаза и засмеялся. Всё правильно! Нажаты клавиши "Твард." и "Фант.". Как просто! Закрываем глаза. Нажимаем - раз, два, три. Три клавиши. Ну-ка!
Ш-ш-ш-ш... Добрый доктор Никодим Под берёзой примостился, И шестикрылый серафим На приём к нему явился...
Это что ещё такое? Оказывается, глупая машина в соответствии с набранной темой "Берёзки" сочинила сразу под Чуковского и под Пушкина... Саврасенков выдернул шнур из розетки. Поиграли - и хватит. Он не настолько богат, чтобы потратить полтыщи на развлечения. Прощайте, бессонные ночи! Он уже не молод. Вот он, друг вдохновенной юности - магнитофон "Комета". Ставим чистую ленту, включаем режим записи. Теперь снова оживляем чудесную машину. Осталось выбрать тему. "Зима"? Скучно. "Берёзки"? Банально. "Космос"? Избито. "Любовь"? Хм... О любви поэты сказали уже всё. И каждый вновь и вновь возвращается к этой вечной теме. "Любовь"! Ну, а в нижнем ряду, конечно же, нажимается клавиша "Савр."...
Машина загудела:
Твоя высокая тугая грудь Так тянет, нежная, с тобой уединиться, Лобзать тебя и к сердцу притянуть, Губами, бедрами и шеей насладиться!
Как жаль, что молодая ты умрёшь, И будешь, тихая, лежать в могильном склепе. Несчастная, ты медленно сгниёшь, И черви жирные тугую грудь облепят!
Павел Степанович остолбенел. "Тут какая-то ошибка. Я такого писать не мог. Что-то тут не так..." Машина заговорила вновь:
Любимая упала в пруд И стала дёргаться натужно. Не дёргайся, напрасный труд! Учиться плавать в детстве нужно...
"Что за чёрт? Садизм какой-то..." А машина говорила и говорила:
В кровавой каше плавали глаза, Чулок проткнут берцовой костью, Ведь с неба рухнула не стрекоза Балкон пришиб непрошеную гостью...
Поэт метнулся к машине, щёлкнул выключателем и внимательно стал разглядывать переднюю панель. Так и есть! Набирая тему, он случайно нажал кроме клавиши "Любовь" ещё и другую, соседнюю, с надписью "Некро.". Исправив ошибку, поэт перемотал магнитофонную ленту, включил машину, сел в кресло и задремал. И работа закипела...
1 2
Да, были схватки родовые, Да, говорят, ещё какие...
- Машина несколько своеобразно понимает тему любви, - объяснил изобретатель, - арифметическое устройство выбирает тот или иной оттенок чисто стохастически... БМУ через КШЧ обращается к ПЗУ... - Кашаче... А морскую тематику она может? - Саврасенков вспомнил свои морские песни. - Скажем, под... этого... под Крылова? - Морскую, - нажата клавиша, - Крылов, - другая клавиша. - Прошу. Машина заговорила:
Ш-ш-ш-ш... Однажды Фок, Бизань и Гроты Поспорили между собой о том, Какая мачта главная из них, Кто больше делает работы, Кто самый важный в управленье кораблём. "Я первая, я ближе всех к бушприту, Сказала мачта Фок, - не будь меня, Быть кораблю о риф разбиту". "На нас поболе парусов висит, Скрипели Гроты, Пусть далеко от нас бушприт, Зато полно у нас работы". На что Бизань им отвечала: "Я там, где руль, а руль Всей навигации начало"... Так люди многие подобны мачтам этим, Кичатся важностью оне. Но мы, читатель мой, заметим, Что в дело каждый
вносит вклад на божьем свете, Что каждый должен положить кирпич в стене, Иначе был бы наш корабль на дне.
"А что? - подумал Саврасенков. - В общем, вполне... Слегка подработать и..." Машина неожиданно снова подала голос:
Ш-ш-ш... Однажды Фок, Бизань и Гроты Задумали с поклажей воз везти, Да призадумались, А сыр во рту держали... Ш-ш-ш...
Валерий Николаевич удручённо развел руками: - Подбирает варианты! Эх, мне бы буквопечать... - Теперь под Блока! - потребовал Саврасенков. Он вошел во вкус. - Под Блока. Прошу!
Ш-ш-ш... Я послал тебе пива в стакане, Золотого, как солнце, "Будвар"!
Павел Степанович поёрзал в кресле и поднял глаза. Как и у всякого уважающего себя поэта, над письменным столом Саврасенкова висел портрет стриженого человека с квадратным подбородком, с папиросой, прилипшей к губе. - Под Маяковского! Что-нибудь... Не знаю... Про роботов!
Ш-ш-ш-ш... Читайте
внимательно,
до упора разинув Глазные щели,
от сонливости узкие, Книгу,
которую
написал
АзИмов Хотя и американец,
но тоже из русских. Роботы
не думают
о воде и хлебе. Работают роботы
без обеда и ужина. Могут
трудиться
на земле
и на небе. Вот работники,
социализму
нужные! Работать
не робеют,
как рабы
древние. Тебя не предадут,
как Христа Иуда. В глубоком космосе,
в городе
и в деревне, Робот необходим
абсолютно повсюду! Придумал здорово
товарищ Азимов Роботов
ограничить
тремя
законами, Для того
чтобы не было
саботажу разного, ГПУ и ЧК
хорошо знакомого. Красив
и лаконичен,
как японская гейша, Закон первый
для мозга позитронного: "Не причиняй
человеку
вреда
ни малейшего, Даже в мыслях
чтоб не было
оного!" Закон второй
понятен каждому: "На работе,
товарищ,
надо работать! Делай то,
что тебе
прикажут, Выполни пятилетку
в четыре года!" Нужно, чтобы роботы
работали вечно. Третий закон
не нуждается
в комментариях: "Подзаряжайся
и смазывайся
ежемесячно!" Железный лозунг
для железных пролетариев. Рабочий день
трудом отпраздновав, Беги скорей,
не тяни резину, Покупай,
товарищ,
книгу Азимова (Если найдёшь её в магазинах!).
Саврасенков долго сидел с открытым ртом (соображал, как всё-таки правильно - Азимов или АзИмов), затем решительно поднялся, подошёл к письменному столу, выдвинул средний ящик и быстро отсчитал пятьдесят красненьких - остаток гонорара за последнюю книжку. - Я её беру, - сказал он, протягивая деньги, - только... хм... У меня к вам просьба. Я бы хотел, чтобы вы не распространялись о том, кому вы продали машину. Договорились? Валерий Николаевич понимающе кивнул, спрятал деньги, положил на стол несколько запасных предохранителей, какую-то печатную плату и ушел. Проводив изобретателя, Саврасенков подошёл к столу и стал играть. Он с закрытыми глазами нажал несколько клавиш и замер в ожидании.
Ш-ш-ш-ш... Вася Тёркин, мой герой, Говорил когда-то, Что фантастика нужна Каждому солдату.
Можно выжить без воды, Можно без кисета, Можно шапку в трудный час Сделать из газеты,
Можно, если "Примы" нет, Обойтись без "Примы", Без гармони можно жить (И вполне терпимо),
Можно затянуть ремень, Если пусто в кишках, Но прожить хотя бы день Не могу без книжки. Без фантастики порой Хуже, чем без мяса, Зарубежной иль простой Нашей, русской, боевой, Дефицитной, дорогой, Но пока ещё живой, Не прожить и часа!
Павел Степанович открыл глаза и засмеялся. Всё правильно! Нажаты клавиши "Твард." и "Фант.". Как просто! Закрываем глаза. Нажимаем - раз, два, три. Три клавиши. Ну-ка!
Ш-ш-ш-ш... Добрый доктор Никодим Под берёзой примостился, И шестикрылый серафим На приём к нему явился...
Это что ещё такое? Оказывается, глупая машина в соответствии с набранной темой "Берёзки" сочинила сразу под Чуковского и под Пушкина... Саврасенков выдернул шнур из розетки. Поиграли - и хватит. Он не настолько богат, чтобы потратить полтыщи на развлечения. Прощайте, бессонные ночи! Он уже не молод. Вот он, друг вдохновенной юности - магнитофон "Комета". Ставим чистую ленту, включаем режим записи. Теперь снова оживляем чудесную машину. Осталось выбрать тему. "Зима"? Скучно. "Берёзки"? Банально. "Космос"? Избито. "Любовь"? Хм... О любви поэты сказали уже всё. И каждый вновь и вновь возвращается к этой вечной теме. "Любовь"! Ну, а в нижнем ряду, конечно же, нажимается клавиша "Савр."...
Машина загудела:
Твоя высокая тугая грудь Так тянет, нежная, с тобой уединиться, Лобзать тебя и к сердцу притянуть, Губами, бедрами и шеей насладиться!
Как жаль, что молодая ты умрёшь, И будешь, тихая, лежать в могильном склепе. Несчастная, ты медленно сгниёшь, И черви жирные тугую грудь облепят!
Павел Степанович остолбенел. "Тут какая-то ошибка. Я такого писать не мог. Что-то тут не так..." Машина заговорила вновь:
Любимая упала в пруд И стала дёргаться натужно. Не дёргайся, напрасный труд! Учиться плавать в детстве нужно...
"Что за чёрт? Садизм какой-то..." А машина говорила и говорила:
В кровавой каше плавали глаза, Чулок проткнут берцовой костью, Ведь с неба рухнула не стрекоза Балкон пришиб непрошеную гостью...
Поэт метнулся к машине, щёлкнул выключателем и внимательно стал разглядывать переднюю панель. Так и есть! Набирая тему, он случайно нажал кроме клавиши "Любовь" ещё и другую, соседнюю, с надписью "Некро.". Исправив ошибку, поэт перемотал магнитофонную ленту, включил машину, сел в кресло и задремал. И работа закипела...
1 2