Оно казалось живым, его можно было даже потрогать.
Прыжок коснулся стены. Ему казалось, что пальцы его свободно погрузятся в эту переливающуюся мешанину огня. Но рука встретила сопротивление — мягкое, но настойчивое. Неведомая сила, будто слой толстой резины, слегка поддавалась нажиму, но не пропускала.
Мархаэоль вошла под огненную арку. Прыжок последовал за ней и замер, пораженный увиденным. Он оказался в небольшом пространстве, сотканном из огня. Словно бы внутри громадной пылающей полусферы, под самым куполом которой бушевали безудержные вихри пламени, сплетаясь в воронки, уходя куда-то вверх. А в центре этой полусферы располагалась широкая огненная река, стремительно несущаяся вверх. Мархаэоль посмотрела на Прыжка, весело рассмеялась, видя его замешательство, и сказала:
— Толик, не бойся! Ну почему ты всего опасаешься?! Неужели ты до сих пор не веришь мне?! Пойдем...
Она крепко взяла его за руку и потянула к этой огненной реке. Прыжок обернулся и посмотрел на остальных. Мархаэоль поймала его взгляд, прикусила нижнюю губу и покачала головой. Затем обернулась к команде и громко произнесла:
— Идите за нами! И ничего не опасайтесь! Если уж в Антааре с вами ничего не произошло, то здесь — тем более...
С этими словами Мархаэоль потянула Прыжка за собой следом, и они ступили в огненную реку.
Упругая поверхность слегка прогнулась под их весом, поток подхватил их обоих и стремительно понес вверх. Прыжок покачнулся, удерживая равновесие, и подумал о том, как же по такой лестнице спускаться. Ведь если она — огненная река — течет вверх... Нет, непонятно. А непонятного Прыжок не любил. Хотя с момента своего появления в Москве понятного он с каждым днем встречал все меньше и меньше...
Огненный поток вынес их в широкий зал. Пол зала был усеян тлеющими углями. Красные огоньки, подернутые слоем пепла, перемигивались между собой. «Будто след недавнего пожарища», — подумал Прыжок. Но Мархаэоль смело ступила босиком на раскаленные угли. Прыжок наклонился и зачерпнул горсть углей. Жара он не чувствовал — слабое и приятное тепло коснулось его ладони. И ему захотелось даже прижать эти угли к щеке, окунуться в эту ласковую теплоту.
Прыжок разжал пальцы, и угли с тихим звуком упали на пол. Прыжок посмотрел на свою ладонь — ни следов от ожогов, ни даже крошки пепла не осталось на ней. Словно кожа руки не принимала ничего, могущего ей повредить или даже испачкать.
По стенам зала шли колонны — темно-красный цвет причудливых переплетений языков пламени. Лепестки огня казались живыми существами, они не трепетали, подобно огню костра, а слабо шевелились, будто листья на ветерке. Меж этими колоннами располагались двери — вспыхивающие светло-красными огнями плавные линии, застывшие на полпути к взрыву вспышки.
— Располагайтесь! — пригласила Мархаэоль. — Выбирайте любые комнаты. Если что-то понадобится — просто обратитесь к слугам. Они будут вам подчиняться так же, как и мне.
Затем Мархаэоль обернулась к Прыжку и посмотрела ему в глаза.
— Пойдем, — тихо произнесла она, опуская руку ему на плечо.
Прыжок кивнул и невольно посмотрел на остальных. Но все сделали вид, будто заняты разглядыванием зала.
Мархаэоль мягко, но настойчиво потянула Прыжка за руку. И Прыжок послушно пошел за ней.
— Не знаю, как вы, — заявил вдруг Коновалов, — а я хочу побыть один! Достало меня все, честно говоря...
— Может быть, нам не следует разделяться? — проговорил Колобок.
— Да пошел ты! — непонятно почему возмутился Коновалов. — У Макса мы тоже все в одной комнате торчали — и чего?
— Может быть, — задумчиво сказала Катя, — потому мы еще и живы?
— Иди на фиг! — заявил Коновалов. — Не ты здесь командуешь! У меня есть командир! Эллина!.. Эллина, мать твою!!!
— А? Что? — Эллина обернулась. На губах ее блуждала растерянная улыбка.
— Я говорю, что можем разойтись по комнатам, — сказал Коновалов.
— А... Ну да... — пожала плечами Эллина. — Можем...
— Эллина! — Колобок нахмурился. — Лучше нам всем сейчас быть вместе!
— Ну, можно и вместе... — рассеянно ответила Эллина и опять улыбнулась.
— А, пошли вы все... — буркнул Коновалов и направился к двери в самом дальнем конце зала.
Колобок, Катя и Маркулий проводили его взглядом. Эллина же, казалось, даже не обратила внимания ни на слова Коновалова, ни на его уход.
— Ладно, — вздохнула Катя. — Пусть идет. А мы все...
— Я бы тоже предпочел остаться в одиночестве, — неожиданно заявил Маркулий. — Мне нужно очень о многом подумать...
— А зачем нам всем скопом в одной комнате торчать? — заявила Эллина.
— Колобок... — Катя посмотрела на него.
Колобок пожал плечами и тяжело вздохнул.
27. МАРХАЭОЛЬ
Комната словно сотканный из огня кокон. Мягкие изгибы пылающих стен, переливы лениво тлеющих сполохов пламени. Под ногами — рдеющая поверхность, напоминающая расплавленный металл. В центре комнаты — громадный огненный цветок, раскинувший свои лепестки. Мархаэоль садится на него и с улыбкой смотрит на Прыжка.
— Иди сюда, — говорит она.
Прыжок делает несмелый шаг. Мархаэоль берет его за руку, притягивает к себе и почти заставляет сесть рядом.
— Не бойся, — шепчет она. — Ты со мной. Значит, тебе ничего не грозит...
Пылающие стены начинают меркнуть. Ярко-алый свет тускнеет, постепенно становится багровым. И вот уже почти полная темнота окружает их. Лишь слабо заметные темно-красные переливы стен напоминают о том, что здесь — одна из комнат дворца Мархаэоль.
— Я подарю тебе то, о чем ты даже и не помышляешь. — Шепот Мархаэоль был громким, он как будто даже отражался эхом от стен, взлетал к потемневшему потолку, опадал вниз, подобно легкому снегу.
Прыжок ощутил на своей щеке тепло ее губ. Сил сопротивляться больше не было. Да и не нужно было сопротивление...
* * *
...Боль.
Сильная боль.
Очень.
Словно каждая косточка тела пылает невыносимо жарким огнем. Иссыхает, делается хрупкой, крошась и превращаясь в мелкую пыль, вызывая невыносимую боль.
Каждая частичка кожи вспыхивает в пламени, трещит в огне, сворачивается хрупкими лепестками, чтобы в следующий миг вздрогнуть от лютого холода, превратиться в трескающуюся ледышку, больно рвущую плоть.
Невозможно вздохнуть. Стоит лишь приоткрыть рот, и внутренности выжигает врывающийся сквозь обугливающиеся губы огонь.
Капли крови проступают сквозь поры кожи, чтобы мгновенно заледенеть, сделаться хрупкими — до боли, до отчаяния. И обратиться в невесомый пар, зашипев, растаять, оставив после себя чернеющие пятна ожогов.
Глаза вскипают, спекаются в два распухающих сгустка, разрывая болью обезумевший мозг.
Захлебывающийся крик, выворачивающий наизнанку сожженные внутренности. Хриплый вздох, который невозможно завершить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Прыжок коснулся стены. Ему казалось, что пальцы его свободно погрузятся в эту переливающуюся мешанину огня. Но рука встретила сопротивление — мягкое, но настойчивое. Неведомая сила, будто слой толстой резины, слегка поддавалась нажиму, но не пропускала.
Мархаэоль вошла под огненную арку. Прыжок последовал за ней и замер, пораженный увиденным. Он оказался в небольшом пространстве, сотканном из огня. Словно бы внутри громадной пылающей полусферы, под самым куполом которой бушевали безудержные вихри пламени, сплетаясь в воронки, уходя куда-то вверх. А в центре этой полусферы располагалась широкая огненная река, стремительно несущаяся вверх. Мархаэоль посмотрела на Прыжка, весело рассмеялась, видя его замешательство, и сказала:
— Толик, не бойся! Ну почему ты всего опасаешься?! Неужели ты до сих пор не веришь мне?! Пойдем...
Она крепко взяла его за руку и потянула к этой огненной реке. Прыжок обернулся и посмотрел на остальных. Мархаэоль поймала его взгляд, прикусила нижнюю губу и покачала головой. Затем обернулась к команде и громко произнесла:
— Идите за нами! И ничего не опасайтесь! Если уж в Антааре с вами ничего не произошло, то здесь — тем более...
С этими словами Мархаэоль потянула Прыжка за собой следом, и они ступили в огненную реку.
Упругая поверхность слегка прогнулась под их весом, поток подхватил их обоих и стремительно понес вверх. Прыжок покачнулся, удерживая равновесие, и подумал о том, как же по такой лестнице спускаться. Ведь если она — огненная река — течет вверх... Нет, непонятно. А непонятного Прыжок не любил. Хотя с момента своего появления в Москве понятного он с каждым днем встречал все меньше и меньше...
Огненный поток вынес их в широкий зал. Пол зала был усеян тлеющими углями. Красные огоньки, подернутые слоем пепла, перемигивались между собой. «Будто след недавнего пожарища», — подумал Прыжок. Но Мархаэоль смело ступила босиком на раскаленные угли. Прыжок наклонился и зачерпнул горсть углей. Жара он не чувствовал — слабое и приятное тепло коснулось его ладони. И ему захотелось даже прижать эти угли к щеке, окунуться в эту ласковую теплоту.
Прыжок разжал пальцы, и угли с тихим звуком упали на пол. Прыжок посмотрел на свою ладонь — ни следов от ожогов, ни даже крошки пепла не осталось на ней. Словно кожа руки не принимала ничего, могущего ей повредить или даже испачкать.
По стенам зала шли колонны — темно-красный цвет причудливых переплетений языков пламени. Лепестки огня казались живыми существами, они не трепетали, подобно огню костра, а слабо шевелились, будто листья на ветерке. Меж этими колоннами располагались двери — вспыхивающие светло-красными огнями плавные линии, застывшие на полпути к взрыву вспышки.
— Располагайтесь! — пригласила Мархаэоль. — Выбирайте любые комнаты. Если что-то понадобится — просто обратитесь к слугам. Они будут вам подчиняться так же, как и мне.
Затем Мархаэоль обернулась к Прыжку и посмотрела ему в глаза.
— Пойдем, — тихо произнесла она, опуская руку ему на плечо.
Прыжок кивнул и невольно посмотрел на остальных. Но все сделали вид, будто заняты разглядыванием зала.
Мархаэоль мягко, но настойчиво потянула Прыжка за руку. И Прыжок послушно пошел за ней.
— Не знаю, как вы, — заявил вдруг Коновалов, — а я хочу побыть один! Достало меня все, честно говоря...
— Может быть, нам не следует разделяться? — проговорил Колобок.
— Да пошел ты! — непонятно почему возмутился Коновалов. — У Макса мы тоже все в одной комнате торчали — и чего?
— Может быть, — задумчиво сказала Катя, — потому мы еще и живы?
— Иди на фиг! — заявил Коновалов. — Не ты здесь командуешь! У меня есть командир! Эллина!.. Эллина, мать твою!!!
— А? Что? — Эллина обернулась. На губах ее блуждала растерянная улыбка.
— Я говорю, что можем разойтись по комнатам, — сказал Коновалов.
— А... Ну да... — пожала плечами Эллина. — Можем...
— Эллина! — Колобок нахмурился. — Лучше нам всем сейчас быть вместе!
— Ну, можно и вместе... — рассеянно ответила Эллина и опять улыбнулась.
— А, пошли вы все... — буркнул Коновалов и направился к двери в самом дальнем конце зала.
Колобок, Катя и Маркулий проводили его взглядом. Эллина же, казалось, даже не обратила внимания ни на слова Коновалова, ни на его уход.
— Ладно, — вздохнула Катя. — Пусть идет. А мы все...
— Я бы тоже предпочел остаться в одиночестве, — неожиданно заявил Маркулий. — Мне нужно очень о многом подумать...
— А зачем нам всем скопом в одной комнате торчать? — заявила Эллина.
— Колобок... — Катя посмотрела на него.
Колобок пожал плечами и тяжело вздохнул.
27. МАРХАЭОЛЬ
Комната словно сотканный из огня кокон. Мягкие изгибы пылающих стен, переливы лениво тлеющих сполохов пламени. Под ногами — рдеющая поверхность, напоминающая расплавленный металл. В центре комнаты — громадный огненный цветок, раскинувший свои лепестки. Мархаэоль садится на него и с улыбкой смотрит на Прыжка.
— Иди сюда, — говорит она.
Прыжок делает несмелый шаг. Мархаэоль берет его за руку, притягивает к себе и почти заставляет сесть рядом.
— Не бойся, — шепчет она. — Ты со мной. Значит, тебе ничего не грозит...
Пылающие стены начинают меркнуть. Ярко-алый свет тускнеет, постепенно становится багровым. И вот уже почти полная темнота окружает их. Лишь слабо заметные темно-красные переливы стен напоминают о том, что здесь — одна из комнат дворца Мархаэоль.
— Я подарю тебе то, о чем ты даже и не помышляешь. — Шепот Мархаэоль был громким, он как будто даже отражался эхом от стен, взлетал к потемневшему потолку, опадал вниз, подобно легкому снегу.
Прыжок ощутил на своей щеке тепло ее губ. Сил сопротивляться больше не было. Да и не нужно было сопротивление...
* * *
...Боль.
Сильная боль.
Очень.
Словно каждая косточка тела пылает невыносимо жарким огнем. Иссыхает, делается хрупкой, крошась и превращаясь в мелкую пыль, вызывая невыносимую боль.
Каждая частичка кожи вспыхивает в пламени, трещит в огне, сворачивается хрупкими лепестками, чтобы в следующий миг вздрогнуть от лютого холода, превратиться в трескающуюся ледышку, больно рвущую плоть.
Невозможно вздохнуть. Стоит лишь приоткрыть рот, и внутренности выжигает врывающийся сквозь обугливающиеся губы огонь.
Капли крови проступают сквозь поры кожи, чтобы мгновенно заледенеть, сделаться хрупкими — до боли, до отчаяния. И обратиться в невесомый пар, зашипев, растаять, оставив после себя чернеющие пятна ожогов.
Глаза вскипают, спекаются в два распухающих сгустка, разрывая болью обезумевший мозг.
Захлебывающийся крик, выворачивающий наизнанку сожженные внутренности. Хриплый вздох, который невозможно завершить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85