В шесть часов Матеуш берет в клюв маленький серебряный колокольчик и сзывает всех на перекличку. Мы сломя голову бежим в кабинет пана Кляксы, где он давно ждет нас и в знак приветствия целует каждого в лоб.
После переклички пан Клякса залезает в большой шкаф и через круглое окошечко принимает от нас зеркальца. Это не простые зеркальца. Ночью они стоят у каждого на тумбочке, и в них отражаются наши сны, а утром пан Клякса проверяет, что нам снилось. Неинтересные и бестолковые сны он выбрасывает на помойку, а хорошие оставляет.
Пан Клякса снимает сны с поверхности зеркалец ваткой, смоченной в снотворном квасе, и выжимает в фарфоровое блюдечко. Там они некоторое время сохнут. Потом из образовавшегося белого порошка на специальном станочке пан Клякса штампует таблетки, которые мы принимаем на ночь.
Благодаря этому нам снятся все более осмысленные и интересные сны. Самые выдающиеся из них пан Клякса записывает в большой академический сонник.
Уроки у нас начинаются рано, в семь часов утра. И несмотря на это, ни в одной школе ребята не учатся с таким удовольствием, как в академии пана Кляксы.
Во-первых, пан Клякса всегда придумывает что-нибудь новое, а во-вторых, на уроках бывает очень весело.
– Предупреждаю, мальчики, – сказал нам в первый день занятий пан Клякса, – у меня вам не придется заучивать таблицу умножения или правила грамматики. Я просто открою ваши головы и пролью туда свет.
Если вам интересно узнать, какие предметы мы проходим в академии пана Кляксы, могу рассказать про вчерашний день, потому что для описания всех дней не хватило бы места даже в самой толстой книжке.
Вчера первым был урок кляксописания. Пан Клякса нарочно придумал этот предмет, чтобы мы научились пользоваться чернилами.
Происходило это так: на большие листы белой бумаги ставилось несколько клякс, потом лист складывался вдвое, чтобы кляксы размазались. Из этих клякс возникали изображения птиц, зверей, людей и даже целые картины.
Пан Клякса придумывал к ним стихи, а мы их писали под рисунком.
Мне кажется, что пан Клякса сам возник из такой кляксы, потому его так и зовут. Матеуш говорит, что это вполне возможно.
К одному из моих рисунков пан Клякса сочинил такой стишок:
Это что? Не разберу:
Муха или кенгуру?
Урок кляксописания нам очень понравился. Мы израсходовали несколько бутылок чернил и рулон бумаги, не говоря уж о том, что сами с ног до головы были в чернилах. А вечером всем пришлось принять душ с малиновым сиропом, потому что ничем другим чернила не отмывались.
После кляксописания был урок буквовязания. Вы, наверно, знаете, что буквы состоят из маленьких сплетенных ниточек. Так вот, пан Клякса научил нас распутывать ниточки, связывать в одну длинную нить и наматывать на катушки. Мы уже перемололи немало книг из библиотеки пана Кляксы. Из одной книги получается семь-восемь катушек ниток. Пан Клякса вяжет на них узелки. Это его любимое занятие. Он может часами, сидя в кресле или на воздухе, вязать узелки.
Однажды я не выдержал и спросил, зачем он это делает. Он удивленно ответил:
– Глупенький, разве ты не видишь? Я читаю. Пропускаю буквы сквозь пальцы, зрение от этого не портится, а книга прочитана. Вот перемотаете всю библиотеку, я вас тоже научу так читать.
После урока буквовязания пан Клякса повел нас на третий этаж и открыл одну из дверей.
– Проходите осторожно, мальчики, – предупредил он нас, – это лечебница больных вещей. Помните, как я вылечил трамвай? Теперь я научу вас лечить поломанные вещи.
Комната была завалена рухлядью. Здесь были кресла без ножек, диваны без пружин, разбитые зеркала, испорченные часы, поцарапанные столы, перекосившиеся шкафы, дырявые стулья и другие пришедшие в негодность предметы.
Пан Клякса велел нам стать в сторонку, а сам взялся за работу.
Вещи подняли невообразимый треск, скрип, скрежет. Табуретки и стулья от радости затопали ножками, а пружина в часах даже ойкнула.
Затаив дыхание, мы следили за работой пана Кляксы. Сначала он подошел к столику в углу комнаты, обстукал его со всех сторон, взял за ножку, пощупал пульс и ласково сказал:
– Ну, малыш, сегодня тебе полегче, правда? Температура резко упала, доски срослись. Дня через два ты будешь совсем здоров!
Столик что-то простонал в ответ. Тогда пан Клякса натер ему столешницу мазью и посыпал щели зеленым порошком.
Потом пан Клякса подошел к шкафу, жалобно скрипевшему дверцами.
– Ну как? – поинтересовался пан Клякса. – Прошел кашель? Нет? Ну ничего, не горюй, скоро поправишься!
Он прислонил ухо к стенке шкафа, послушал, потом пипеткой накапал в щели касторки.
Шкаф облегченно вздохнул и благодарно приник к пану Кляксе.
– Завтра я тебя еще раз проведаю, – успокоил его пан Клякса. – Будь молодцом!
На стене висело треснутое зеркало. Пан Клякса взглянул в него, поправил на носу веснушки, потом достал из кармана черный пластырь и заклеил трещину.
– Вот, мальчики, учитесь чинить разбитые стекла! – сказал он весело.
Он потер фланелевой тряпочкой зеркало и снял пластырь. Трещины как не бывало.
– Все в порядке! Анастази и Артур, отнесите его потом в столовую.
С часами было больше возни. Пришлось промыть и протереть все винтики, сжать растянувшуюся пружину, прижечь маятник йодом.
– Бедняжки! – пожалел их пан Клякса. – Натерпелись! Ну ничего, скоро начнете ходить.
Он поцеловал часы в циферблат и дружески похлопал по футляру. Часы сразу зазвонили, стрелки закрутились, маятник закачался, и на всю лечебницу раздалось звонкое: тик-так, тик-так, тик-так!
Нам было очень приятно, что больные вещи так любят пана Кляксу.
Перед самым уходом из лечебницы пан Клякса вдруг обнаружил пропажу своей любимой золотой зубочистки.
– Никто отсюда не выйдет, пока она не найдется, – заявил он.
Начались поиски. Мы облазили на четвереньках весь пол, заглянули во все углы. Матеуш совал клюв во все дырки. А пан Клякса, расстроенный, сидел в воздухе, закинув ногу на ногу, и принимал таблетки для ращения волос, потому что от горя у него выпали два волоска.
Тогда больные вещи сами принялись за поиски. Стулья и табуретки, хромая и подпрыгивая, носились по комнате. Замочные скважины всюду заглядывали. Ящики комодов и столов, кряхтя и охая, высовывались и вытряхивали свое содержимое прямо на пол. Зеркала все отражали. Даже печка не пожелала оставаться в стороне и без умолку причитала:
– Холодно… холодно… тепло. Холодно… тепло… тепло!
Часы шли медленно, но, как только они приблизились к окну, печь завопила:
– Тепло!… Очень тепло!
Часы окинули взглядом подоконник и стали ощупывать гардины.
– Горячо! Горячо! – закричала печь.
Зубочистка нашлась. Она воткнулась в гардину, почти у самого пола.
Так больные вещи нашли пропажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21