Сразу после того как дрожь, потрясшая темное помещение, успокоилась, пани Станислава попыталась еще раз связаться со штурманом «Северного сияния», однако сделать это ей не удалось. На минуту пятеро мужчин и одна женщина, изолированные в кают-компании, ощутили тоску и страх. Это помещение, казавшееся совсем недавно таким уютным и просторным, стало вдруг совершенно чужим, враждебным, тесным и одновременно… пустым. Казалось, если сказать достаточно громко хотя бы одно слово, оно будет метаться между невидимых в темноте стен долго-долго, доводя до истерики и сводя с ума оставшихся в живых людей. И все-таки Станислава нашла в себе мужество заговорить… заговорить громко:
– Станислава Шиминская вызывает трюм-мастера корабля!.. Станислава Шиминская вызывает трюм-мастера корабля!..
После минутной тишины, во время которой в кают-компании стремительно нарастало напряжение, раздался раздраженный, с нотками истерики голос профессора Клота:
– Пани Шиминская, ваши попытки связаться с кем-то из команды наивны!.. Разве вы не понимаете, что нас здесь просто-напросто бросили!..
И вдруг в ответ Станислава зло прошипела:
– Да заткнитесь вы наконец, профессор!.. Дайте дослушать человека!..
И снова в кают-компании воцарилась тишина, но на этот раз она была наполнена тревожной надеждой. Спустя несколько секунд в темноте кают-компании снова раздался голос Станиславы:
– Штурман не может нам ответить, потому что он сейчас на обшивке транспорта. Вызывает челнок. Оказывается, в момент атаки на «Северное сияние» оба челнока были в пространстве и, значит, остались целы. А к нам идет трюм-мастер транспорта Анатолий Васильевич. У него, правда, возникли некоторые сложности, но он считает, что справится с ними. Надо ждать.
– Опять ждать… – заворчал было Клот, но теперь его перебил Иржи Яшек:
– А вы, профессор, можете предложить какой-то иной план действий?
Ответом астрофизику было молчание, и он, подождав несколько секунд, добавил:
– Никакого плана у вас, как мы поняли, нет. Значит, будем следовать совету пани Станиславы.
Ждать им пришлось недолго. Минут через двадцать все услышали тоненький писк включившегося «Эха» и голос Станиславы:
– Да, Анатолий Васильевич, я вас слышу.
И снова наступило молчание. Пятеро мужчин затаили дыхание, боясь помешать переговорам своей коллеги, помешать собственному спасению. Наконец пани Станислава заговорила опять:
– Я все поняла, Анатолий Васильевич, мы выходим!
Затем в руке красавицы гидролога включился фонарик, и яркий узкий луч обежал ждущие сосредоточенные лица мужчин.
– Может быть, кто-то из вас знает дорогу к медицинскому отсеку? – проговорила из темноты пани Станислава. – Трюммастер объяснил мне, как туда можно добраться, но я боюсь заплутать…
– Сначала объясните, пани, зачем нам надо туда идти? – тут же заспорил бывший руководитель экспедиции на Цербере. Однако ответа на свой вопрос он не получил. Вместо этого вперед шагнул Ян Ковач, низенький гляциолог с невыразительным лицом, и, чуть запинаясь, проговорил:
– Я знаю дорогу в медицинский отсек… Я там бывал довольно часто.
– Что вы там делали? – немедленно задал свой вопрос профессор Клот, и в его голос возвратились прежняя уверенность и напористость.
Однако невзрачный гляциолог ничуть не смутился. Посмотрев на профессора внимательным взглядом, он с прежней запинкой ответил:
– Вы, должно быть, помните, господин… э-э-э… директор, что, выполняя ваше указание, я еще на станции получил лучевой удар. Я навещал медицинский отсек корабля, чтобы получать антирад, курс лечения у меня еще не закончился.
И снова в разговор вмешалась пани Станислава:
– Если у нашего бывшего руководителя нет больше вопросов, то мы можем перейти к решению еще одной насущной проблемы. Дело в том, что трюм-мастер несет с собой только два скафандра высшей космической защиты, то есть увести с собой на челнок он сможет только двоих. Затем он вернется за следующей двойкой. Нам надо решить, кто пойдет первым и где будут дожидаться своей очереди остальные…
– То есть как всего два?! – немедленно взвился Клот. – Почему два?! Это что, еще одно…
Но продолжить ему не дали, поднял руку Иржи Яшек:
– Я думаю, мы не будем терять времени на обсуждение этих обстоятельств, тем более сделать хоть что-то мы все равно не можем. Предлагаю немедленно двигаться к медицинскому отсеку… двигаться всем вместе. И те, кому придется ждать, будут ждать там. Не думаю, что в кают-компании безопаснее, чем в медотсеке.
Пани Станислава повернулась к гляциологу и протянула ему свой фонарик:
– Ну что ж, ведите нас, господин Ковач.
Тот взял фонарик и молча направился к выходу из кают-компании. Остальные двинулись следом.
Емельянов уже добрался до медицинского отсека и убедился, что его догадка была верна. Дело в том, что медотсек транспорта имел автономное энергообеспечение – шесть ториевых аккумуляторов – и представлял собой анфиладу из четырех комнат. В результате одной из давних реконструкций две из них – операционная и кабинет интенсивной терапии – оказались разделены капитальной переборкой, выполненной из бесшовного, утолщенного листа полиольстали. В эту переборку была встроена барокамера, имевшая выходы в оба помещения. Именно эту барокамеру и собирался использовать в качестве переходного шлюза Емельянов… если, конечно, еще работали пневмонасосы камеры.
Трюм-мастер, войдя в медицинский отсек со стороны операционной, сразу же увидел, что барокамера закрыта и заполнена воздухом. Это означало, что кабинет интенсивной терапии изолирован от разбитой части корабля, и если туда доберутся пассажиры транспорта, их действительно можно будет вывести. Теперь все зависело от того, сохранилась ли атмосфера на всем пути от кают-компании до медицинского отсека. Закрыв вручную противоположный люк барокамеры, Емельянов стравил имевшийся в ней воздух и заложил туда оба контейнера со скафандрами. Затем, тщательно задраив за собой люк, он с внутренним трепетом прикоснулся к сенсорному управлению пневмонасосов и с огромным облегчением услышал легкое пыхтение заработавшей техники. Как только давление в барокамере сравнялось с давлением в кабинете интенсивной терапии, насосы отключились. Теперь оставалось только ждать.
Выйдя из кают-компании, Ковач, не оглядываясь, проговорил:
– Идти здесь недалеко, минут двадцать, я надеюсь, никто не отстанет – в этой темноте будет совсем нетрудно потеряться.
Темнота, окутавшая главный коридор палубы, действительно была жутковатой. Яркое пятно света, выбрасываемое фонарем, металось по светлому пластику стен и потолка, почти не освещая пространство коридора. Тишина нарушалась только легким шорохом шагов и странными, изредка раздававшимися звуками:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
– Станислава Шиминская вызывает трюм-мастера корабля!.. Станислава Шиминская вызывает трюм-мастера корабля!..
После минутной тишины, во время которой в кают-компании стремительно нарастало напряжение, раздался раздраженный, с нотками истерики голос профессора Клота:
– Пани Шиминская, ваши попытки связаться с кем-то из команды наивны!.. Разве вы не понимаете, что нас здесь просто-напросто бросили!..
И вдруг в ответ Станислава зло прошипела:
– Да заткнитесь вы наконец, профессор!.. Дайте дослушать человека!..
И снова в кают-компании воцарилась тишина, но на этот раз она была наполнена тревожной надеждой. Спустя несколько секунд в темноте кают-компании снова раздался голос Станиславы:
– Штурман не может нам ответить, потому что он сейчас на обшивке транспорта. Вызывает челнок. Оказывается, в момент атаки на «Северное сияние» оба челнока были в пространстве и, значит, остались целы. А к нам идет трюм-мастер транспорта Анатолий Васильевич. У него, правда, возникли некоторые сложности, но он считает, что справится с ними. Надо ждать.
– Опять ждать… – заворчал было Клот, но теперь его перебил Иржи Яшек:
– А вы, профессор, можете предложить какой-то иной план действий?
Ответом астрофизику было молчание, и он, подождав несколько секунд, добавил:
– Никакого плана у вас, как мы поняли, нет. Значит, будем следовать совету пани Станиславы.
Ждать им пришлось недолго. Минут через двадцать все услышали тоненький писк включившегося «Эха» и голос Станиславы:
– Да, Анатолий Васильевич, я вас слышу.
И снова наступило молчание. Пятеро мужчин затаили дыхание, боясь помешать переговорам своей коллеги, помешать собственному спасению. Наконец пани Станислава заговорила опять:
– Я все поняла, Анатолий Васильевич, мы выходим!
Затем в руке красавицы гидролога включился фонарик, и яркий узкий луч обежал ждущие сосредоточенные лица мужчин.
– Может быть, кто-то из вас знает дорогу к медицинскому отсеку? – проговорила из темноты пани Станислава. – Трюммастер объяснил мне, как туда можно добраться, но я боюсь заплутать…
– Сначала объясните, пани, зачем нам надо туда идти? – тут же заспорил бывший руководитель экспедиции на Цербере. Однако ответа на свой вопрос он не получил. Вместо этого вперед шагнул Ян Ковач, низенький гляциолог с невыразительным лицом, и, чуть запинаясь, проговорил:
– Я знаю дорогу в медицинский отсек… Я там бывал довольно часто.
– Что вы там делали? – немедленно задал свой вопрос профессор Клот, и в его голос возвратились прежняя уверенность и напористость.
Однако невзрачный гляциолог ничуть не смутился. Посмотрев на профессора внимательным взглядом, он с прежней запинкой ответил:
– Вы, должно быть, помните, господин… э-э-э… директор, что, выполняя ваше указание, я еще на станции получил лучевой удар. Я навещал медицинский отсек корабля, чтобы получать антирад, курс лечения у меня еще не закончился.
И снова в разговор вмешалась пани Станислава:
– Если у нашего бывшего руководителя нет больше вопросов, то мы можем перейти к решению еще одной насущной проблемы. Дело в том, что трюм-мастер несет с собой только два скафандра высшей космической защиты, то есть увести с собой на челнок он сможет только двоих. Затем он вернется за следующей двойкой. Нам надо решить, кто пойдет первым и где будут дожидаться своей очереди остальные…
– То есть как всего два?! – немедленно взвился Клот. – Почему два?! Это что, еще одно…
Но продолжить ему не дали, поднял руку Иржи Яшек:
– Я думаю, мы не будем терять времени на обсуждение этих обстоятельств, тем более сделать хоть что-то мы все равно не можем. Предлагаю немедленно двигаться к медицинскому отсеку… двигаться всем вместе. И те, кому придется ждать, будут ждать там. Не думаю, что в кают-компании безопаснее, чем в медотсеке.
Пани Станислава повернулась к гляциологу и протянула ему свой фонарик:
– Ну что ж, ведите нас, господин Ковач.
Тот взял фонарик и молча направился к выходу из кают-компании. Остальные двинулись следом.
Емельянов уже добрался до медицинского отсека и убедился, что его догадка была верна. Дело в том, что медотсек транспорта имел автономное энергообеспечение – шесть ториевых аккумуляторов – и представлял собой анфиладу из четырех комнат. В результате одной из давних реконструкций две из них – операционная и кабинет интенсивной терапии – оказались разделены капитальной переборкой, выполненной из бесшовного, утолщенного листа полиольстали. В эту переборку была встроена барокамера, имевшая выходы в оба помещения. Именно эту барокамеру и собирался использовать в качестве переходного шлюза Емельянов… если, конечно, еще работали пневмонасосы камеры.
Трюм-мастер, войдя в медицинский отсек со стороны операционной, сразу же увидел, что барокамера закрыта и заполнена воздухом. Это означало, что кабинет интенсивной терапии изолирован от разбитой части корабля, и если туда доберутся пассажиры транспорта, их действительно можно будет вывести. Теперь все зависело от того, сохранилась ли атмосфера на всем пути от кают-компании до медицинского отсека. Закрыв вручную противоположный люк барокамеры, Емельянов стравил имевшийся в ней воздух и заложил туда оба контейнера со скафандрами. Затем, тщательно задраив за собой люк, он с внутренним трепетом прикоснулся к сенсорному управлению пневмонасосов и с огромным облегчением услышал легкое пыхтение заработавшей техники. Как только давление в барокамере сравнялось с давлением в кабинете интенсивной терапии, насосы отключились. Теперь оставалось только ждать.
Выйдя из кают-компании, Ковач, не оглядываясь, проговорил:
– Идти здесь недалеко, минут двадцать, я надеюсь, никто не отстанет – в этой темноте будет совсем нетрудно потеряться.
Темнота, окутавшая главный коридор палубы, действительно была жутковатой. Яркое пятно света, выбрасываемое фонарем, металось по светлому пластику стен и потолка, почти не освещая пространство коридора. Тишина нарушалась только легким шорохом шагов и странными, изредка раздававшимися звуками:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119