молодые люди, наслаждающиеся достопримечательностями города — олицетворения индивидуальной свободы. Для меня же он был скучной чередой размытых теней. Яркий солнечный свет раздражал меня и я редко выбирался из дома до наступления темноты. Днем я смотрел по телевизору программы на английском и голландском и курил много марихуаны. Рэб оказался далеко не гостеприимным хозяином. Абсолютно не чувствуя своей нелепости, он сообщил мне, что в Амстердаме известен под именем Робби.
Отвращение ко мне Рэба/Робби казалось вспыхивало ярким пламенем за маской его лица, выкачивая кислород из маленькой передней, в которой я устроил себе лежбище. Я замечал, как мускулы его скул дергались в едва сдерживаемой ярости, когда он приходил домой — грязный, мрачный и усталый от тяжелой физической работы, — и находил меня, размякшего перед ящиком с привычным косяком в руке.
Я был обузой. Я провел здесь всего четырнадцать дней, будучи три недели на чистяке. Физические симптомы отнятия пошли на убыль. Если можешь продержаться месяц, у тебя есть шанс. Тем не менее, я чувствовал, что пришло время подыскать себе свою квартиру. Моя дружба с Рэбом (теперь, разумеется, переименованным в Робби) не выжила бы на основе смоделированной мною односторонней эксплуатации. А что еще того хуже — мне было на все насрать.
Однажды вечером, примерно через две недели после того, как я у него поселился, Рэб решил, что с него достаточно.
— Когда ты соберешься начать искать работу, мужик? — спросил он с явно напускным безразличием в голосе.
— Я ищу, приятель. Вчера прошвырнулся по городу, попробовал поискать кое-какие мазы, понимаешь? — неприкрытая ложь, сказанная мной с изобретательной искренностью.
Так мы и жили — наигранная цивилизованность с подтекстом обоюдного антагонизма.
Я сел на 17-й трамвай, шедший в центр из небольшого депрессивного квартала Рэба/Робби в западном секторе. Ничего и никогда не происходит в таких местах, как наше, голландцы называют их Slotter Vaart; Везде панельные стены и бетон. Один бар, один супермаркет, один китайский ресторан. Везде одно и то же. Необходим центр города, чтобы уловить дух места. Я мог опять вернуться в Уэстер Хэйлис или на Кингсмид, в одно из тех мест, от которых я и смотался сюда. Только убежать мне не удалось. Один мусорный бак в трущобах в стороне от action strasser ничем не отличается от множества других, и не важно, в каком городе он находится.
В своем нынешнем душевном состоянии я ненавидел любое общение с людьми. И Амстердам — скверное место в такой ситуации. Не успел я задымить в Дамраке, как тут же ко мне пристали. Я ошибся, начав озираться по сторонам, пытаясь сориентироваться.
— Француз? Американец? Англичанин? — спросил меня парень арабского вида.
— Отъебись, — прошипел я.
Даже уйдя от него в английский книжный магазин, я мог слышать его голос, перечисляющий наркоту в ассортименте.
— Гашиш, героин, кокаин, экстази...
Предполагая расслабиться во время осмотра книг, я оказался поставленным перед внутренней дилеммой: спереть ли книжку? Решив этого не делать, я вышел, опасаясь, что желание станет нестерпимым. Довольный собой, я прошел через Площадь Дама в глубь квартала красных фонарей. Холодные сумерки сгустились над городом. Я прогуливался, наслаждаясь наступлением темноты. На боковой от канала улочке, рядом с тем местом, где в окнах сидят шлюхи, мне навстречу с угрожающей скоростью шагал мужчина. Я быстро решил схватить его за шею и задушить на месте, если он попытается завести со мной разговор. С этим кровожадным намерением я сфокусировал внимание на его адамовом яблоке, и мое лицо исказила презрительная усмешка, когда я увидел, что его холодные глаза насекомого медленно наполнились страхом от дурного предчувствия.
— Время... у вас есть часы? — боязливо спросил он.
Я резко мотнул головой, решительно шагая мимо него, и ему пришлось выгнуть свое тело, чтобы не столкнуться со мной и не свалиться на мостовую. На Варместраат уже было не так легко. Молодая шпана устроила ряд уличных драк; фаны Аякса и Зальцбурга. Кубок УЕФА. Да. Я не мог вынести суеты и криков. Шум и движение нервировали меня больше, чем сама угроза насилия. Следуя линии наименьшего сопротивления, я свернул на боковую улочку и зашел в полутемный бар.
Тихий, спокойный райский уголок. Кроме темнокожего мужчины с желтыми зубами (я никогда еще не видел настолько желтые зубы), увлеченно игравшего в пинболл, единственными обитателями этого места были бармен и женщина, сидевшая на стуле у барной стойки. Они распивали бутылку текилы, и их смех и интимное поведение указывали, что их отношения давно перешли черту обыденного общения обслуги с клиентом.
Бармен наливал женщине стопку текилу. Они были слегка пьяны, выставляя напоказ свой приторный флирт. Мужчине потребовалось какое-то время, чтобы, наконец, заметить мое присутствие в баре. На самом деле, той женщине пришлось привлечь его внимание ко мне. В ответ, глядя на нее, он лишь смущенно пожал плечами, хотя было очевидно, что ему наплевать на меня. И еще я почувствовал, что был для него помехой.
В определенных состояниях сознания я был бы оскорблен этим пренебрежением и, несомненно, начал бы качать права. В некоторых других состояниях я сделал бы гораздо больше. В настоящий же момент я радовался, что меня игнорируют, это лишь подтверждало, что я был положительно невидим, чего и добивался. Мне было все по барабану.
Я заказал Хайнекен. Женщина, казалось, хотела втянуть меня в их беседу. Я же намеревался избежать контакта. Мне нечего было сказать этим людям.
— Ну и откуда же ты приехал с таким акцентом? — засмеялась она, пронизывая меня своим рентгеновским взглядом.
Когда ее глаза встретились с моими, я тут же углядел тип человека, который, несмотря на кажущуюся дружелюбность, инстинктивно желает манипулировать людьми. Возможно, я попросту увидел свое отражение. Я улыбнулся.
— Из Шотландии.
— Правда? Откуда? Глазго? Эдинбург?
— На самом деле отовсюду, — ответил я вкрадчиво пресыщенным голосом.
Какое значение имело, из каких неразличимых говеных городов и трущоб я выполз, когда рос в этой скучной и отвратительной маленькой стране?
Она засмеялась, даже задумалась на мгновение, как будто я сказал что-то действительно стоящее.
— Отовсюду, — повторила она, — прямо как я. Отовсюду.
Она представилась как Крисси. Ее бойфренда, или того, кто ухлестывая за ней, собирался стать ее бойфрендом, звали Ричардом. Из-за барной стойки Ричард украдкой кидал на меня обиженные взгляды, пока я не повернулся к нему лицом, уловив его гримасы в зеркале. Он ответил утиным качанием головы, сопровождаемым словом «Привет», расстроенным шипением и неловким пощипыванием своей крысиной бородки на покрытом оспинами лице, скорее подчеркивающей, а не скрывающий лунный пейзаж, из которого она росла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Отвращение ко мне Рэба/Робби казалось вспыхивало ярким пламенем за маской его лица, выкачивая кислород из маленькой передней, в которой я устроил себе лежбище. Я замечал, как мускулы его скул дергались в едва сдерживаемой ярости, когда он приходил домой — грязный, мрачный и усталый от тяжелой физической работы, — и находил меня, размякшего перед ящиком с привычным косяком в руке.
Я был обузой. Я провел здесь всего четырнадцать дней, будучи три недели на чистяке. Физические симптомы отнятия пошли на убыль. Если можешь продержаться месяц, у тебя есть шанс. Тем не менее, я чувствовал, что пришло время подыскать себе свою квартиру. Моя дружба с Рэбом (теперь, разумеется, переименованным в Робби) не выжила бы на основе смоделированной мною односторонней эксплуатации. А что еще того хуже — мне было на все насрать.
Однажды вечером, примерно через две недели после того, как я у него поселился, Рэб решил, что с него достаточно.
— Когда ты соберешься начать искать работу, мужик? — спросил он с явно напускным безразличием в голосе.
— Я ищу, приятель. Вчера прошвырнулся по городу, попробовал поискать кое-какие мазы, понимаешь? — неприкрытая ложь, сказанная мной с изобретательной искренностью.
Так мы и жили — наигранная цивилизованность с подтекстом обоюдного антагонизма.
Я сел на 17-й трамвай, шедший в центр из небольшого депрессивного квартала Рэба/Робби в западном секторе. Ничего и никогда не происходит в таких местах, как наше, голландцы называют их Slotter Vaart; Везде панельные стены и бетон. Один бар, один супермаркет, один китайский ресторан. Везде одно и то же. Необходим центр города, чтобы уловить дух места. Я мог опять вернуться в Уэстер Хэйлис или на Кингсмид, в одно из тех мест, от которых я и смотался сюда. Только убежать мне не удалось. Один мусорный бак в трущобах в стороне от action strasser ничем не отличается от множества других, и не важно, в каком городе он находится.
В своем нынешнем душевном состоянии я ненавидел любое общение с людьми. И Амстердам — скверное место в такой ситуации. Не успел я задымить в Дамраке, как тут же ко мне пристали. Я ошибся, начав озираться по сторонам, пытаясь сориентироваться.
— Француз? Американец? Англичанин? — спросил меня парень арабского вида.
— Отъебись, — прошипел я.
Даже уйдя от него в английский книжный магазин, я мог слышать его голос, перечисляющий наркоту в ассортименте.
— Гашиш, героин, кокаин, экстази...
Предполагая расслабиться во время осмотра книг, я оказался поставленным перед внутренней дилеммой: спереть ли книжку? Решив этого не делать, я вышел, опасаясь, что желание станет нестерпимым. Довольный собой, я прошел через Площадь Дама в глубь квартала красных фонарей. Холодные сумерки сгустились над городом. Я прогуливался, наслаждаясь наступлением темноты. На боковой от канала улочке, рядом с тем местом, где в окнах сидят шлюхи, мне навстречу с угрожающей скоростью шагал мужчина. Я быстро решил схватить его за шею и задушить на месте, если он попытается завести со мной разговор. С этим кровожадным намерением я сфокусировал внимание на его адамовом яблоке, и мое лицо исказила презрительная усмешка, когда я увидел, что его холодные глаза насекомого медленно наполнились страхом от дурного предчувствия.
— Время... у вас есть часы? — боязливо спросил он.
Я резко мотнул головой, решительно шагая мимо него, и ему пришлось выгнуть свое тело, чтобы не столкнуться со мной и не свалиться на мостовую. На Варместраат уже было не так легко. Молодая шпана устроила ряд уличных драк; фаны Аякса и Зальцбурга. Кубок УЕФА. Да. Я не мог вынести суеты и криков. Шум и движение нервировали меня больше, чем сама угроза насилия. Следуя линии наименьшего сопротивления, я свернул на боковую улочку и зашел в полутемный бар.
Тихий, спокойный райский уголок. Кроме темнокожего мужчины с желтыми зубами (я никогда еще не видел настолько желтые зубы), увлеченно игравшего в пинболл, единственными обитателями этого места были бармен и женщина, сидевшая на стуле у барной стойки. Они распивали бутылку текилы, и их смех и интимное поведение указывали, что их отношения давно перешли черту обыденного общения обслуги с клиентом.
Бармен наливал женщине стопку текилу. Они были слегка пьяны, выставляя напоказ свой приторный флирт. Мужчине потребовалось какое-то время, чтобы, наконец, заметить мое присутствие в баре. На самом деле, той женщине пришлось привлечь его внимание ко мне. В ответ, глядя на нее, он лишь смущенно пожал плечами, хотя было очевидно, что ему наплевать на меня. И еще я почувствовал, что был для него помехой.
В определенных состояниях сознания я был бы оскорблен этим пренебрежением и, несомненно, начал бы качать права. В некоторых других состояниях я сделал бы гораздо больше. В настоящий же момент я радовался, что меня игнорируют, это лишь подтверждало, что я был положительно невидим, чего и добивался. Мне было все по барабану.
Я заказал Хайнекен. Женщина, казалось, хотела втянуть меня в их беседу. Я же намеревался избежать контакта. Мне нечего было сказать этим людям.
— Ну и откуда же ты приехал с таким акцентом? — засмеялась она, пронизывая меня своим рентгеновским взглядом.
Когда ее глаза встретились с моими, я тут же углядел тип человека, который, несмотря на кажущуюся дружелюбность, инстинктивно желает манипулировать людьми. Возможно, я попросту увидел свое отражение. Я улыбнулся.
— Из Шотландии.
— Правда? Откуда? Глазго? Эдинбург?
— На самом деле отовсюду, — ответил я вкрадчиво пресыщенным голосом.
Какое значение имело, из каких неразличимых говеных городов и трущоб я выполз, когда рос в этой скучной и отвратительной маленькой стране?
Она засмеялась, даже задумалась на мгновение, как будто я сказал что-то действительно стоящее.
— Отовсюду, — повторила она, — прямо как я. Отовсюду.
Она представилась как Крисси. Ее бойфренда, или того, кто ухлестывая за ней, собирался стать ее бойфрендом, звали Ричардом. Из-за барной стойки Ричард украдкой кидал на меня обиженные взгляды, пока я не повернулся к нему лицом, уловив его гримасы в зеркале. Он ответил утиным качанием головы, сопровождаемым словом «Привет», расстроенным шипением и неловким пощипыванием своей крысиной бородки на покрытом оспинами лице, скорее подчеркивающей, а не скрывающий лунный пейзаж, из которого она росла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77