Если человек хочет скрыть свою слабость, помоги ему в этом. Никогда никого не унижай.
Не отказывайся от помощи, даже если она тебе не очень нужна: это несправедливо.
Не считай чужих ошибок. Помни: каждый человек в чем-то тебя сильнее. Нет такого человека, который был бы слабее тебя во всем.
Это и есть настоящая справедливость».
Когда я кончил первый раздел, ребята долго сидели молча.
Я уже в середине заметил, что они слушают. Шурка сидел, вытаращив свои белесоватые глаза. Борька недовольно шевелил бровями. А у меня горели щеки: никогда в жизни я так не волновался.
Первым подал голос Шурка.
– Ну! – сказал он.
– Что «ну»?
– Дальше давай.
– Годится? – осторожно спросил я.
– Красиво говоришь, – с насмешкой заметил Борька. – Как-то жить будешь?
– А так и буду, – ответил я. – Постараюсь, по крайней мере.
– Ты его не слушай, – поддержал меня Шурик. – Он злится, что сам ничего такого не написал.
– А что, логично? – Я не узнавал себя: я прямо-таки напрашивался на комплимент. Наверно, все философы одинаковы: очень мне нужно было их одобрение!
– Сильно изложено, – похвалил Шурик. – Прямо как «Правила для учащихся».
Тут Борька захохотал. Хохотал он долго, обидно, пока не заметил, что я совсем уже вскипел. Тогда он быстро прекратил это дело и деловито сказал:
– Дай мне по шее и дальше читай. Умеешь. А мы-то здесь дурью мучились!
Я дал Борьке по шее – просто так, символически, – и мне полегчало. Отсюда вывод: совсем не обязательно драться до синяков. Синяки ни одной стороне не приносят облегчения. Надо будет вставить это в Главный Закон, в раздел второй – о дружбе.
– Дальше так, – сказал я уже более уверенным голосом. – «Неправда – это тоже несправедливость».
Поднял глаза на ребят – оба слушали, сидели смирно.
– «Нет такой неправды, в которую все будут верить всегда. Но требовать полной правды от других может только тот, кто сам всегда говорит правду».
– А таких людей нет, – перебил меня Борька.
– Слушай, не мешал бы ты, – миролюбиво начал Шурка.
– Да бросьте вы, ей-богу! – с пренебрежением сказал Борька. – Ерунда все это. Понял я, к чему он клонит. Я ему: «Врешь», а он мне: «Сам врешь!» И взятки гладки. Все врут, все только и делают, что врут, на этом вся земля держится.
– Короче, ты не согласен, – сказал я и медленно свернул свою бумажку вчетверо.
– Ну, сила-слабость – куда ни шло, – ответил Борька. – Одной только статьи не хватает.
– Какой? – поинтересовался я.
– «Сила солому ломит», – сказал Борька, – вот какая должна быть статья. Есть сила, и есть солома, труха всякая. А деликатности, которых ты там навертел, – все это только когда сильный с сильным на пару разговаривают. Вот, скажем, ты и я, тут мы можем еще церемониться.
– А Шурка, значит, не в счет? – тихо спросил я.
Мы оба посмотрели на Шурку. Шурка сидел безучастный, сонный, как будто бы речь шла не о нем.
– С Шуркой, значит, можно не церемониться, – настаивал я.
– Послушай, не заедайся, – Борька выставил ладонь (этот жест его меня всегда приводил в бешенство). – Пиши свои законы для себя одного. Никто по ним не жил и жить не будет.
– А я и пишу для себя одного, – сказал я, повернулся и вышел в коридор.
Борька что-то тихо сказал Шурке, Шурка засмеялся. Я не ждал, конечно, что Шурка за мной последует (ссориться с Борькой было ему не с руки), но все-таки потоптался немного у вешалки. Никто не вышел меня проводить, только тетя Дуня помаячила в конце коридора. Я хлопнул дверью и не спеша пошел по лестнице вниз. Еще подумал по дороге: неплохо все-таки, что не успел прочитать раздел «Дружба». Не знаю, почему, но сейчас было бы неловко. Что же касается «Любви», то до нее я просто не добрался. Соображения кое-какие имелись, но, в общем, дело было еще для меня неясное.
16
Маринка стояла в моем подъезде у лифта и, поставив свой огромный портфель на пол, ждала.
– Была уже? – показал я глазами наверх. – Неужели трудно сообразить? Мои подумают, что я прогуливаю.
– Трудно! – вызывающе сказала Маринка и, подняв портфель, прошла с гордым видом мимо меня к дверям.
– Постой! – Я схватил ее за руку. – Ну что ты строишь из себя, честное слово! Теперь что я буду своим старикам толковать? Еще в школу выяснять явятся.
Марина молчала. Отвернувшись от меня, она придирчиво разглядывала трещину на стене.
– Ну ладно, – махнул я рукой. – Ясное дело, вывернемся. Кто дома-то хоть?
Оба или только мать?
– Да не была я у тебя, – сердито сказала Маринка, не оборачиваясь. – Не думай, что все тебя глупее. Я просто хотела предупредить, что Мантисса прийти сюда собирается.
Я ничего не спросил. Я молча взял у нее портфель, и, выйдя через черный ход на улицу, мы медленно пошли к Маринкиному дому.
– Где пропадал-то? – как бы невзначай, проговорила Маринка. – Секрет – можешь не говорить. В конце концов, ты не обязан передо мной отчитываться.
– Да никакого нет секрета… – ответил я. – Мы переходим в другую школу.
Маринка приостановилась на минуту, быстро взглянула на меня, потом, спохватившись, ускорила шаг. Я еле поспевал за нею. Портфель был тяжеленный, как магнитофон «Яуза».
– Я твердо решил стать дипломатом, – подумав, добавил я. Не знаю, зачем я врал, но как-то стыдно было признаться, чем мы полдня занимались. – И потом, язык всегда пригодится. Особенно в наше время.
– Значит, будешь ездить по разным странам? – равнодушным голосом спросила Маринка. – А я?
– Что – ты?
– Как же я?
– Ты со мной.
– Но я буду геологом… И мне тоже придется много ездить… Только совсем не туда, куда тебе…
Долго-долго мы шли и молчали. Уже давно остался позади Маринкин дом, а мы всё шли, шли, шли и смотрели себе под ноги, на сырой от холода асфальт.
– Может быть, ты будешь атташе по делам минеральных богатств? – сказал наконец я, хотя очень сомневался, что такой пост вообще существует.
– Нет, я только геологом, – твердо ответила Маринка.
– И не изменишь решение?
– Нет.
– Даже ради меня?
– Даже.
– Ради нас?..
– Нет.
– Но ты пойми, я же мужчина! Не могу же я изменить свои планы только потому, что так хочется тебе!
Сейчас я уже и в самом деле верил, что стать дипломатом – моя заветная цель.
Маринка снова взглянула на меня, грустно улыбнулась и опустила голову.
– Вот видишь, какая ты…
– Вижу… – перебила меня Маринка. – Вижу, Сереженька, вижу. Я давно уже тебе говорила: ничего у нас с тобой не получится. Слишком просто все это.
Первая любовь всегда кончается трагично.
– Опять начиталась Мопассана! – со злостью сказал я. – Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не смела его читать, что он на тебя плохо действует! Ты становишься какая-то обреченная…
Маринка горько покачала головой. А я представил себе, что она идет вот так же рядом с кем-то высоким, старым, мудрым и держит его под руку…
– О чем ты думаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17