– Посиди здесь, – буркнул один из провожатых. Толик остался в одиночестве. Присев на диван, он осмотрелся и, не найдя ничего, что указывало бы на какую-либо угрозу для жизни или здоровья, решил не ломать голову, строя предположения. Судя по всему, ни его, ни Романа убивать здесь не собирались. А раз так – нужно просто ждать, как будут развиваться события, и попытаться извлечь выгоду из любой ситуации. Во всяком случае, мужчины в пальто спасли их от уличных бандитов. Правда, это было сделано не вполне традиционным и уж совсем не законным путем, но тем не менее, если судить по результату, Боян и Кудрявцев пока находились в выигрыше.
На улице быстро темнело. Толик подумал, что еще один день пошел псу под хвост. С этим Кудрявцевым, похоже, каши не сваришь. Сдает мужик, сдает. Раньше был такой деловой, а сейчас – болтает, пить начал, какие-то мысли дурацкие в голове. Несет полную околесицу про искусство… Дело надо делать, а не трепать языком почем зря. Этого Боян нахлебался еще в Ленинграде – бессмысленные разговоры о судьбах России, о гибели искусства, о цензуре, задавившей всех и вся. Непродуктивно. Работать нужно, производить продукцию. Тогда все будет нормально. И искусство будет, и деньги, и настоящая, наполненная событиями жизнь…
На веранде было уже почти совершенно темно, но Толик решил не включать свет – нечего проявлять лишнюю инициативу. Думать о случившемся тоже не хотелось. Боян старался направить свои мысли в более конструктивное русло, выстроить план действий на ближайшее время таким образом, чтобы по возможности не зависеть ни от причуд Кудрявцева, ни от чего бы то ни было еще. Все нужно держать в своих собственных руках, иначе толку не добьешься. Русские люди умудряются развалить любое, самое хорошее и реальное дело. Любой проект может погибнуть, столкнувшись с Загадочной Русской Душой, ЗРД, как сокращенно называл Толик этот синдром. Чем больше коэффициент ЗРД, тем меньше отдачи.
Дела Толика складывались далеко не лучшим образом, и сейчас ему следовало сконцентрироваться, бросить все силы на работу, которую он начинал с концерном «ВВВ». В этом было спасение, был шанс все исправить, и не только исправить, а крупно выиграть, начать наконец нормальную жизнь обеспеченного человека, который не думает о хлебе насущном и занимается исключительно творчеством.
Шанс предоставлялся большой, упустить его было бы нелепо и обидно. Это значило бы, что Толик, при всей его ненависти к проявлениям Загадочной Русской Души, полностью отвечает всем критериям этого дикого феномена и столь же далек от цивилизованного мира, как и все прочие носители синдрома ЗРД.
После того как пути Бояна и Алжира разошлись и Толик потерпел неудачу на «голубом» фронте, всевозможные финансовые и моральные беды начали сыпаться на него одна за другой. К настоящему моменту у Анатолия Бояна не оставалось ничего, кроме долгов. Последняя операция, сулившая огромный доход, тоже с треском провалилась, умножив долги и даже пошатнув Толину уверенность в себе.
А это было для Бояна самым страшным. Он знал, что главное – не опускать руки, не расслабляться. Деньги – дело наживное, а вот если пропадает уверенность, тогда пиши пропало, тогда устраивайся на работу, заводи трудовую книжку, погружайся в мир носителей ЗРД, живи их унылой, однообразной жизнью и жди смерти, после которой от тебя не останется ничего, кроме запущенной, стандартной, неотличимой от миллионов других дешевой могилы.
После провала последней художественно-финансовой акции Боян сделал верные выводы. Он не винил в неудаче никого, кроме себя. Как он мог купиться на такую заведомую глупость? Как не удосужился провести то, что сейчас называется маркетингом, и даже не навел справок о партнерах?
Особенно об этом идиоте Артеме.
Артем появился в поле зрения Толика уже в Москве. Встретились они дома у Кудрявцева, где Артем Меттер, художник из Ленинграда, жил к тому времени недели две.
Он был значительно старше Бояна, возраст его приближался к сорока. Внешность Артур имел достаточно живописную: стриг усы и бороду под Сальвадора Дали, одевался во все красное – бархатные штаны, просторная шелковая рубаха, вельветовый огромный берет, высокие сапоги того же революционного цвета.
Толик не видел ни одной работы художника и никогда не встречал его прежде – ни в столице, ни в Ленинграде, где, как считал Боян, он знал всех хоть сколько-нибудь стоящих деятелей изобразительного искусства.
В Москве Артем тоже ничего не писал, не рисовал и не ваял. Основным его делом было постоянное курение марихуаны, запасы которой у «красного художника», как представлялось Бояну, были практически неограниченные. Кудрявцев, тоже большой охотник до «травки», приветил Артема, и они, судя по всему, получали взаимное удовольствие от общения друг с другом. К удивлению Толика, сначала посчитавшего Артема обычным шарлатаном-приживальщиком, «красный художник» очень хорошо знал древнерусскую живопись и нашел в Кудрявцеве благодарного и любознательного слушателя. Роман, в свою очередь, обладал огромной библиотекой по русской живописи, неплохо разбирался в иконах, и беседы Артема с хозяином дома зачастую были для Толика китайской грамотой.
Однако беседы беседами, искусство искусством, а жить высокоинтеллектуальному Артему приходилось в материальном мире, и он был вынужден принимать его законы. А именно – каким-то образом если и не зарабатывать, то по крайней мере получать деньги.
Именно Артем предложил Толику идею, которую поддержал и Кудрявцев, находившийся под сильнейшим воздействием киргизской конопли, а слово Романа для Бояна значило очень много.
Более того, Кудрявцев не просто одобрил план своего нового знакомого, но сказал, что войдет в долю, обеспечив начальный капитал для предприятия. А капитал был нужен – предварительные затраты предстояли немалые.
– Это в Рыбинске, – говорил Артем. – Там у меня все схвачено. Проблем не будет. Я уже почти договорился. А как с вывозом?
– Посмотрим, – уклончиво отвечал Толик, до конца еще не поверивший в успех довольно авантюрной затеи.
– Ты же говорил, что у тебя на питерской таможне все концы схвачены!
– Ну да… Но надо пробить тему. Я давно не обращался.
На самом деле Толик знал, что следователь Буров уже не работает в Петербурге. У него случились какие-то неприятности с новой городской администрацией, и Бурова перевели в Московскую городскую прокуратуру. Связь с ним у Толика была совершенно потеряна. Неплохо зная кухню подпольного вывоза произведений искусства за кордон, Толик не без оснований полагал, что Буров «засветился» на своих темных операциях и, видимо, его прикрыли какие-то большие начальники из Москвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111