Иван Тимофеевич, ведь пардон.
Иван Тимофеевич. Пардон, пардон! А теперь так поправились, как дай бог всякому! Вот, Онуфрий Петрович, представьте, какую они в видах благопристойности штуку придумали: чтобы при каждой квартире беспременно два ключа иметь и один из них хранить в квартале!
Все раскрыли рты.
Прудентов (поясняет). Чтоб, значит, во всякое время пришел гость, что надобно взял и ушел!
Перекусихин-второй. Ну, а ежели действие происходит ночью?
Прудентов. Так что ж, что ночью? Обыватель проснется, докажет свою благопристойность - и опять уснет!
Иван Тимофеевич. Да еще как уснет-то!
Прудентов. Слаще прежнего в тысячу раз!
Все. Браво, браво!
Парамонов. Однако где же ваш жених? Заартачился?
Иван Тимофеевич. Не извольте беспокоиться, Молодкин за ним поехал.
Парамонов. Эх, голуби, голуби! Какую невесту ждать наставляете!
Глумов. Балалайкин не подведет.
Рассказчик. Балалайкин не подведет.
Очищенный. Не подведет. Недаром на его родовом девизе написано: "Прасковья мне тетка, а правда мне мать". Адвокатская практика задержала его...
Перекусихин-первый. Какая же практика в день свадьбы?
Парамонов. Ох уж эти аблакаты!
Появляется Молодкин, он явно встревожен.
Молодкин. Иван Тимофеевич!
Иван Тимофеевич (гостям). Прошу извинить. (Подходит к Молодкину.)
Они шепчутся.
Глумов (подходя к ним). Что такое?
Иван Тимофеевич (Рассказчику и Глумову). Мерзавец-то! Не едет!
Глумов. Что же случилось?
Молодкин. Приехал я, а он сидит во фраке, в перчатках и в белом галстуке - хоть сейчас под венец! "Деньги!" - говорит. Отдал я ему двести рублей, он пересчитал, положил в ящик, щелкнул замком. "Остальные, говорит, восемьсот?" Я туда-сюда - слышать не хочет! И галстук снял, а ежели, говорит, через полчаса остальные деньги не будут на столе, так и совсем разденусь, в баню уеду.
Глумов. Да ты бы, голубчик, ему пригрозил: по данной, мол, власти - в места не столь отдаленные!
Молодкин. Говорил-с. Не действует.
Иван Тимофеевич. Вот ведь сквернавец какой! А здесь между тем расход. Кушанья сколько наготовили, посаженым отцам по четвертной заплатили, за прокат платья для Очищенного отдали... (Вдруг.) Друзья! Да что ж мы!.. Да вы... Ну что ж такое! Что на него, невежду, смотреть! Из вас кто-нибудь... раз-два-три. Господи благослови! Ягодка-то ведь какая... видели?
Глумов. Не дело ты говоришь, Иван Тимофеевич.
Рассказчик. Нет, не дело.
Глумов. Во-первых, Балалайке уже двести рублей задано, а во-вторых, у нас вперед так условлено, чтоб непременно быть двоеженству. (Решительно.) А в-третьих, я сейчас к нему сам поеду, и не я буду, если через двадцать минут на трензеле его сюда не приведу.
Иван Тимофеевич. Ну, с богом! (Пожимает руку Глумову.)
Перед тем как уйти, Глумов поманил Рассказчика в уголок.
Глумов (вынимает из кармана бумажку). Смотри, что мне невеста вручила.
Рассказчик. Что это?
Глумов. Фантик с конфетки. (Читает.) "Любовь сладка, всему научит..." (Отдает Рассказчику.)
Рассказчик (продолжает читать). "Коль кровь кипит, а сердце пучит, напрасно будем мы стеречься. Но прелестьми должны увлечься". Как же так, Глумов? А ты что? Может, тебе в самом деле жениться?
Глумов. Жениться? Нет уж, пусть Балалайкина женится. У меня тут другие виды. (Подходит к Фаинушке, что-то шепчет ей на ушко. Парамонову.) Ну, я побежал за женихом. (Уходит.)
Фаинушка (Рассказчику). А вы что же стоите?
Рассказчик. Я?
Фаинушка. Вы. Идите к нам!
Рассказчик. Спасибо...
Фаинушка (кивая на дверь, куда ушел Глумов). Это приятель ваш?
Рассказчик. Да, приятель.
Фаинушка. Какой смешной!
Рассказчик. Что так?
Фаинушка. Давеча я всего два слова сказала, а он уж и размок: глаза зажмурил, чуть не свалился... хоть бы людей постыдился!
Парамонов. Ах ты, голубь, голубь! А жениха все нет.
Иван Тимофеевич. Явится, Онуфрий Петрович, беспременно явится.
Фаинушка. А у нас сегодня Полкан Самсоныч к фараонам уезжает.
Рассказчик. Сегодня?
Фаинушка. Да, отпразднуем свадьбу и провожать поедем.
Редедя. Заждался Араби-паша. (Засыпает.)
Рассказчик. А жалко вам его?
Фаинушка. Мне-то? Засыпает он уж больно часто. Надоел.
Рассказчик. А вам нужно...
Фаинушка. Ничего мне не нужно, а вот приятелю своему скажите, чтоб он за обедом подле меня сидел. Я хочу ему на ушко одно слово... (Гостям.) Господа, что же мы так сидим? Водочки! Милости просим закусить, господа! Не взыщите! (Хлопает в ладоши.)
Лакеи вносят стол, все рассаживаются.
Перекусихин-первый (отделившись от закусывающих подошел к Фаинушке). Стало быть, полководец в поход уезжает?
Фаинушка. Да, к Араби-паше.
Перекусихин-первый. Значит, его квартирка освобождается? Вот кабы мне ее.
Фаинушка. Отдана!
Перекусихин-первый (умоляюще). Фаина Егоровна...
Фаинушка. Да отстаньте вы от меня! (Подходит к Рассказчику.) Вы знакомы? Это наш посаженый отец Перекусихин-первый. А вот тот Перекусихин-второй. Тоже отец... посаженый.
Рассказчик. Очень приятно.
Фаинушка. Прошу садиться, господа!
К ней подходит Перекусихин-второй.
Перекусихин-второй (вполголоса). Говорят, Полкан Самсоныч к фараонам уезжает.
Фаинушка. Да.
Перекусихин-второй. Вот кабы мне полководцеву-то квартирку!
Фаинушка. Отдана!
Перекусихин-второй. Кому?
Фаинушка. А вот это уже совершенно до вас не касается.
Перекусихин-второй. Значит, надежды никакой?
Фаинушка. Никакой. Отстаньте от меня!
Идут к столу. Фаинушка усаживается в центре, рядом с
Парамоновым, по другую руку невесты пустой стул
напоминает о странном отсутствии жениха.
Парамонов. ...так нынче ягода дешева, так дешева - кому вредно и те едят! Ах, голуби, голуби!
Редедя. Рекомендую балык! В первоначальном виде в низовьях Дона плавал, думал, чай, про себя: я-ста! да мы-ста! А теперь он у нас на столе-с, и мы им закусывать будем. Янтарь-с. Только у Фаины Егоровны и можно встретиться с подобным сюжетом!
Парамонов. А что эти зулусы, как мы, едят? Или что свое?
Редедя. Нет, они по-своему. Осетрины не едят. Сардинок не едят, а вот змеи, скорпионы, летучие мыши - это у них первое лакомство!
Перекусихин-второй. Что вы говорите!
Парамонов. А что, в этой Зулусии... финансы есть?
Редедя. Настоящих финансов нет, а вроде финансов - как не быть!
Перекусихин-первый. И деньги, стало быть, чеканят?
Редедя. Чеканить не чеканят, а так делают. У них заместо денег крокодильи косточки идут.
Прудентов. Что город, то норов, что деревня, то обычай. Вот ведь какую легкость придумали!
Иван Тимофеевич. А внутренняя политика у них есть?
Редедя. И внутренней политики настоящей нет, а есть оздоровление корней. Тут и полиция, и юстиция, и народное просвещение - все! Возьмут этак голубчика, где почувствительнее, да и не выпускают, покуда всех не оговорит.
Прудентов. И это легкость большая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15