! Да, дети, человек таков, каким его воспитали. Громадный ростом и широкий в плечах, отец мой понимал жизнь и религию очень узко. Но великая заслуга его была в том, что он готов был трудиться, страдать и умереть ради того, что ему казалось истиной.
Дети, вы придерживаетесь более просвещённых взглядов, старайтесь же и вести жизнь, сообразную с этими более просвещёнными воззрениями.
Когда мне исполнилось четырнадцать лет, меня, желтоволосого, загорелого мальчишку, отправили в небольшую частную школу в Петерсфильд. В этой школе я пробыл год; один раз в месяц, по субботам, меня брали домой. Книг мне —из дому дали очень мало. Была у меня латинская грамматика Лилли и книга, подаренная мне при прощании матушкой. Книга эта называлась «Обозрение всех религий мира, начиная со дня творения и кончая нашим временем». С этими двумя книжками я едва ли мог бы выучиться многому, но, к счастью, у моего учителя мэстера Томаса Чиллингфута была хорошая библиотека, и он с удовольствием снабжал книгами тех учеников, которые жаждали увеличить свои познания. Благодаря заботам этого доброго старика я получил не только некоторое понятие о латинском и греческом языке, но и имел возможность прочитать многих классиков в хорошем переводе на английский язык. Я узнал также историю Англии и других стран.
В школе я стал быстро развиваться не только телесно, но и умственно, но моя школьная карьера скоро окончилась, и знаете чем? Тем, внучки, что меня позорно из училища выгнали. Я вам должен рассказать, как это случилось.
Петерсфильд считался всегда одной из самых главных твердынь английской Церкви. Противники Церкви в городе были весьма немногочисленны. Дома принадлежали все ревностным церковникам, которые не пускали к себе пресвитериан и независимых. Городской викарий, по имени Пинфольд, пользовался поэтому в городе большим влиянием и властью. Держал себя Пинфольд важно и торжественно, противоречий не выносил и воспламенялся весьма быстро.
Мирным городским жителям викарий сумел внушить к своей особе уважение и немалый страх. Я точно вчера видел Пинфольда, так хорошо я запомнил его наружность. Нос у него был крючковатый, напоминающий птичий клюв, живот толстый, выдающийся вперёд, а ноги кривые, согнутые. Глядя на эти ноги, я жалел их. Бедные ноги! Трудно вам таскать этот груз всяческой учёности, который на вас взвалили.
Ходил викарий, вытянув вперёд правую руку, в которой носил палку с железным наконечником. Этой палкой он стучал по камням. Если викарий встречал кого-нибудь, он останавливался и ждал, чтобы прохожий снял шапку и отдал подобающую его высокому званию честь. Сам же на поклоны не находил нужным отвечать и делал исключение только для богатых прихожан. Если находился смельчак, не поклонившийся при встрече викарию, он бросался за ним в погоню, размахивая палкой; догнав дерзкого, он начинал требовать, чтобы тот снял шапку.
Мы, мальчишки, не любили викария; Завидев его ещё издали, мы улепётывали от него, как цыплята от старого индюка. Наш добрый учитель тоже недолюбливал его. Бывало, завидит его величественную фигуру и спешит своротить в переулок.
Этот гордый поп любил узнавать все самые мельчайшие подробности о людях, живших в его приходе. Узнав, что я сын независимого, он явился к мистеру Чиллингфуту и начал порицать его за то, что он принял в школу еретика. Меня удалили бы из школы, если бы Пинфольд не узнал, что моя мать усердная церковница. Узнав об этом, он смиловался и позволил, чтобы я остался в школе.
В другом конце города была другая большая школа для приходящих. Между нами и этой школой господствовала вечная вражда. Никто не знал, когда и по какому случаю началась эта война, но враждебные отношения не прекращались, Между питомцами враждующих школ происходили сражения. Воюющие стороны делали вылазки и устраивали засады. Иногда доходило до чрезвычайно ожесточённых драк.
Случаи членовредительства, однако, отсутствовали. Большей частью ограничивались перестрелками, причём зимой оружием служили комки снега, а летом — земля или еловые шишки. При рукопашных схватках синяки под глазами и кроаь из носа, но это, конечно, пустяки.
Наши враги превосходили нас числом, но зато мы, пансионеры, были сплочены и дружны, и потом у нас было место для отступления — наша школа. Что касается наших противников, они жили в частных домах, были рассеяны по всему городу, и сборного пункта у них не было.
Посреди города протекала река, через которую были построены два моста. Река составляла как бы границу, отделявшую наши владения от неприятельских. Мальчик, перешедший мост, оказывался во вражеском стане.
В первом же сражении, которое произошло после поступления моего в школу мэстера Чиллингфута, мне удалось отличиться. Я вступил в единоборство с самым страшным из наших врагов и нанёс ему такой сильный удар, что он шлёпнулся наземь и унесён был нами с поля битвы в качестве военнопленного. Этот подвиг утвердил за мною славу великого воина, и скоро я стал признанным вождём наших сил. Даже старшие мне повиновались.
Эта удача страшно разожгла мою гордость, и я стал изо всех сил стараться доказать товарищам, что они не ошиблись, избрав меня своим начальником. Каждый день я придумывал хитрые и коварные планы, направленные к победе над нашими врагами.
Однажды зимой, вечером, нам дали знать, что наши враги, пользуясь ночной темнотой, хотят сделать на нас набег. Проникнуть на нашу сторону враги собирались стороной, через дощатый мостик, по которому редко кто ходил.
Мостик этот находился на выезде из города и состоял из одного широкого бревна, перекинутого через реку. Сделан был этот мостик для городских писцов, которые жили на окраине, и благодаря этому мостику путь их на службу значительно сокращался.
Мы решили спрятаться в кустах ту сторону реки и сделать на врагов неожиданное нападение в то время, как они станут переходить реку. Но дорогой я придумал новую хитрость. Такие хитрости, как я читал, употреблялись во время германских войн. Я сообщил о своих планах товарищам, и они возликовали. Мы захватили пилу мэстера Чиллингфута и направились к месту предполагаемого сражения.
Пришли к мостику. Там все было тихо и спокойно. Был холодный тёмный вечер, дело шло уже к рождеству. Врагов не было видно. Мы стали шёпотом переговариваться о том, кто совершит смелый подвиг. Никто не решался. Я тогда с удовольствием взялся за дело сам. Надо уметь сделать то, что придумано, не правда ли? И кроме того, я был начальник и должен был быть впереди.
Взяв пилу, я добрался до середины моста и, сев верхом на бревно, принялся за работу.
Мне нужно было перепилить бревно на столько, чтобы оно могло выдержать тяжесть только одного человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148