Письмо четвертое
Мертон на Мурсе, 5 марта 1882 г.
Из адреса в заголовке этого письма вы увидите, Берти, что я уехал из Шотландии и нахожусь в Йоркшире. Я пробыл здесь два месяца, и теперь уезжаю при самых странных обстоятельствах и с самыми курьезными перспективами. Молодчина Колингворт вывернулся-таки из тисков, как я и ожидал. Но я по обыкновению начал не с того конца; надо дать вам понятие о том, что произошло.
В моем последнем письме я сообщал вам о моих похождениях с сумасшедшим и бесславном отъезде из Лохтолли Кастоль. Когда я расплатился за фланелевые фуфайки, которые так расточительно заказала матушка, у меня осталось от жалования только пять фунтов. На эти деньги, первые заработанные деньги в моей жизни, я купил ей золотой браслет, и таким образом вернулся к своему обычному состоянию безденежья. Но все-таки, сознание, что я зарабатывал деньги, что-нибудь да значит. Оно давало мне уверенность, что то же самое может и повториться.
Я прожил дома всего несколько дней, когда мой отец однажды после завтрака отвел меня в свой кабинет, чтобы поговорить серьезно о нашем финансовом положении. Он начал с того, что расстегнул жилет, и предложил мне послушать у него под пятым ребром на два дюйма влево от средней линии груди. Я повиновался и был неприятно поражен, услышав крайне подозрительный шум.
— Это давнишнее, — сказал он, — но в последнее время некоторые симптомы показывают мне, что дело идет на ухудшение.
Я было хотел выразить сожаление и сочувствие, но он перебил меня довольно резко.
— Дело в том, — сказал он, — что ни одно общество не согласится застраховать мою жизнь, а вследствие конкуренции и возрастающих расходов я не мог ничего отложить. Если я скоро умру (что, между нами будь сказано, вещь вполне вероятная), то на твоих руках останется мать и дети. Моя практика до такой степени личная, что я не могу рассчитывать передать ее тебе в размерах, достаточных для существования.
Я вспомнил, что Колингворт, после своего опыта, советовал отправляться туда, где вас не знают.
— Я думаю, — сказал я, — что у меня больше шансов на успех где-нибудь в другом месте, чем здесь.
— В таком случае ты не должен терять времени, — ответил он.
— Твое положение будет очень ответственным, если со мной что-нибудь случится. Я надеялся, что для тебя откроется прекрасная карьера через Салтайров; но боюсь, что тебе не добиться успеха в свете, милый мой, если ты будешь оскорблять политические и религиозные взгляды своего патрона за его же столом.
Спорить было бы неуместно, и потому я промолчал. Отец со стола взял номер «Ланцета» и показал мне объявление, которое он отметил синим карандашом. «Прочти это!» — сказал он.
Оно лежит передо мной сейчас. Вот его содержание: «Ассистент врач. Требуется немедленно для обширной практики в сельском и каменноугольном округе. Основательное знание обстетрики необходимо. 70 фунтов в год. Обратиться к д-ру Гортону, Мертон на Мурсе, Йоркшир».
— Там, может быть, можно устроиться, — сказал он, — Я знаю Гортона и уверен, что могу устроить тебя у него. По крайней мере у тебя будет возможность оглядеться и узнать, есть ли там какие-нибудь шансы на успех. Что ты об этом думаешь?
Разумеется, я мог только ответить, что готов взяться за всякое дело. Но впечатление от этого разговора осталось в моей душе в виде тяжелого предчувствия, которое не оставляет меня даже в те моменты, когда забываю о его причине. Мысль, что судьба матери, сестер и маленького Поля зависит от меня, когда я и себя-то не могу прокормить, — это кошмар…
Ну, дело устроилось, и я отправился в Йоркшир. Неважно я себя чувствовал, а по мере приближения к месту окончательно упал духом. Как могут люди жить в таких местах — для меня просто непостижимо. Чем может жизнь вознаградить их за это изуродование лика природы? Ни лесов, ни лужаек, — дымные трубы, бурая вода, горы кокса и шлака, огромные колеса и водокачки. Дороги, усыпанные пеплом и каменноугольной пылью, черные, точно запачканные усталыми углекопами, плетущимися по ним, ведут среди угрюмых полей к закопченным дымом коттеджам.
Итак, мое настроение становилось все мрачнее и мрачнее, и я совсем повесил нос на квинту, когда в наступающих сумерках прочел при свете ламп грязной маленькой станции надпись «Мертон». Я вышел из вагона и стоял с чемоданом и картонкой для шляпы, поджидая носильщика, когда какой-то малый с открытым веселым лицом подошел ко мне и спросил, не я ли доктор Старк Монро. — Я Гортон — сказал он, и мы дружески пожали друг другу руки.
В этой угрюмой местности он был для меня точно огонь в морозную ночь. Наружность его пришлась мне очень по душе: краснощекий, черноглазый, стройный, с милой, веселой улыбкой. Я чувствовал, пожимая ему руку на окутанной туманом, угрюмой станции, что встретил человека и друга.
Экипаж его дожидался у крыльца, и мы отправились в его местопребывание. — Мирты, где я живо познакомился с его семьей и с его практикой. Первая была мала, вторая громадна. Жена его умерла, но ее мать, миссис Уайт, вела его хозяйство; были у него также две девочки, пяти и семи лет. Был еще не дипломированный ассистент, студент ирландец, который с тремя служанками, кучером и мальчиком, состоявшим при конюшне, составляли весь служебный персонал. Если я прибавлю, что мы давали четверке лошадей столько работы, сколько они могли вынести, то вы будете иметь понятие о районе, который захватывала наша практика.
Мы работали с утра до ночи, и тем не менее я с удовольствием вспоминаю эти три месяца.
Я попытаюсь дать вам понятие о нашей работе в течение дня. Мы завтракали около девяти утра, и тотчас затем начинали являться утренние пациенты. Многие из них были очень бедные люди, принадлежавшие к горнозаводским клубам, устроенным на таком основании, что каждый член платит полпенни в неделю круглый год, невзирая на то, здоров ли он или болен, а зато в случае болезни пользуется бесплатно медицинской помощью и лекарствами. «Немного поживы для врача», скажете вы, но поразительно, какая конкуренция существует между ними из-за этой практики. Важно то, что тут есть нечто определенное, верное, а кроме того косвенно эта практика влечет за собой и другую. Впрочем, и доходы не так уж малы; и я не сомневаюсь, что Гортон получает пятьсот или шестьсот фунтов в год от одних только клубов. С другой стороны, как вы можете себе представить, клубные пациенты, раз им все равно приходится платить, не запускают своих болезней прежде чем явиться в приемную врача.
Итак, в половине десятого работа идет вовсю. Гортон исследует лучших пациентов в кабинете, я осматриваю беднейших в приемной, а ирландец Мак Карти пишет рецепты. По клубным правилам пациент обязан приносить свою бутылочку и пробку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29