Разве травы не шептались между собой? Разве вода не разговаривала бесконечной волной? Разве по ночам не засыпало все – и горы, и вода, и лес? Сохач просиживал у своей избушки весенние ночи напролет, слушал, смотрел и плакал от умиления, охваченный восторженным чувством. Если бы другие могли понимать, как все хорошо, как все справедливо и как человек мал и ничтожен пред окружающим его со всех сторон величием жизни. Он мог только чувствовать и не умел рассказать.
«Перелом» зимы на весну всегда вызывал в Сохаче какую-то смутную тревогу, как у человека, который собирается куда-то в далекий путь. Для Сохача весна начиналась с первой проталинкой, появлявшейся где-нибудь на солнечном угреве. Как только выглянула такая проталинка – все и пошло: косачи отделяются от тетерок, рябчики с ольховых зарослей уходят в ельники, куропатка начинает менять белое зимнее перо на красное летнее, по ранним утренним зорям слышится в глухом лесу любовное бормотанье глухаря. Тогда же начинают линять зайцы, волки забиваются в глухую лесную чащу, выходит из берлоги медведь, дикие козы любят поиграть на солногревах – все живет, все хочет жить, все полно радостной весенней тревоги. По озерам тоже идет своя работа: стоит еще лед, а рыба уже поднимается с глубоких зимних мест, ищет прорубей и полой воды, рвется к устьям горных речонок. Налим, щука, окунь, плотва – все почуяли приближавшуюся весну.

Так было всегда, так будет и так же было сейчас. Возвращаясь от Тараса Семеныча на свою сайму, Сохач говорил Чуйке:
– Глупый ты пес, и больше ничего. Вот и нас всех не будет, а Малиновые горы останутся, и лес, и зверь, и птица… Так-то! Сколько ни жри мяса, а помирать придется… Вот оно какое дело-то! Предел, значит. Мы тут в том роде, как гости, значит, озорничать и не надобно. Тебя в гости позвали, а ты, напримерно, зверство свое оказываешь…
Чуйка закусила на сайме у Тараса Семеныча свежей козлятины и только моргала глазами. Что же, пусть хозяин разговаривает и ворчит, а козлятина все-таки вкусная… Чуйка любила хозяина и не могла понять, почему он никогда не корнит ее мясом.
Вместе с весной у Сохача начинались и волнения, особенно по ночам. Выйдет старик из избы ночью и стоит. Тихо-тихо кругом, и вдруг прокатится по горам выстрел.
– Тарас Семеныч глухаря застрелил, – думает вслух старик и качает головой. – Ах, нехорошо!
Иногда выстрелы повторялись – это значило, что Тарас Семеныч бьет тетеревов на току. Нет жалости у Тараса Семеныча…
– В этакое-то время бить птицу, когда она радуется, – укоряет Сохач приятеля. – Ну, есть у тебя стыд? Ах, Тарас Семеныч…
В период весенней охоты Тарас Семеныч делался сумрачным, не любил спорить, а больше отмалчивался. Да и о чем тут было говорить, ежели человек не понимает… Сохач объяснял это настроение по-своему.
– Ты поглядел бы на себя-то: зверь зверем, – говорил он. – Настоящий волк… Скоро на людей будешь бросаться. Ну, что молчишь как березовый пень?
– А что я буду с тобой разговаривать? Тебе с твоими-то разговорами прямо надо в монастырь идти…
– Монастырь-то ведь не стены, а душа. И ты ведь тоже очувствуешься когда-нибудь.
– Очувствуюсь?..
– Непременно… Иначе нельзя.
– По какой такой причине?
– А по той самой, что так и жить нельзя… Какую ты птицу теперь бьешь? Она зимовала, натерпелась холоду и стужи, дождалась тепла, а ты ее и слопал… Ты будешь лопать, я буду лопать, все другие прочие будут лопать – что же тогда будет-то? Вот погоди, разорвет тебя когда-нибудь…
Сохач смотрел на все кругом, как на свое собственное хозяйство, и считал себя ответственным за каждую убитую птицу. Божья тварь всякая птица, и за нее придется дать ответ. Старик часто любовался на убитых Тарасом Семенычем глухарей, а особенно на косачей. Уж и красивая птичка… Вся наряженная да изукрашенная, точно на праздник куда собралась. И все в одно перо. Не отличишь одной от другой. А сколько в ней страху было… Всего береглась, всего боялась, соблюдала себя и вдруг ничего не надо. Ах, нехорошо обижать божью тварь! Она вот только сказать не умеет, как боится каждого человека, потому что нет страшнее зверя в лесу. Волк и тот сытый не кинется, а человек будет бить без конца. Убил и счастлив. Больше ничего не нужно.
На и этого было мало. Тарас Семеныч назовет охотников, и те примутся стрелять. Господа оказывали себя еще похуже мужика, потому что и зайцев стреляют, и куликов, и сорок – кто только подвернется под руку. Удивительнее всего для Сохача было то, что некоторые господа и дичи не ели, а только стреляли. И псов таких же наведут: тоже не будет есть никакой лесной птицы, хоть ты его убей. Тарас Семеныч добывал охотой свой хлеб, а господа проливали кровь для собственного удовольствия.
V
Не успела хорошенько устроиться своя зимняя птица, как налетели гости с далекой теплой стороны. Сохач всегда караулил, как покажется первая стая. На озере к этому времени появлялись уже ржавые полыньи, лед от берегов отставал, и горные бойкие речки начинали бунтовать. В среднем Урале весна обыкновенно начинается дружно, и в каких-нибудь недели две вся картина меняется. Когда снег стает, кругом все желто, везде валяется палый осенний лист, сучья и разный сор, вообще полный беспорядок, как в доме перед большим праздником, когда все чистят, моют и убирают, а потом сразу все покроется яркой весенней зеленью, запестреет цветами и примет праздничный вид. Да, хорошо тогда в горах…
Сохач ждал дорогих гостей дни и ночи. Какая же весна без перелетной птицы? Плохо спится по ночам старику, выйдет из избы, присядет на завалинку и слушает. В одну из таких весенних ночей, на рассвете, он услышал наконец, как в воздухе далеко и протяжно пронеслось печальное курлыканье – это летел журавлиный косяк.
…Журавли прилетели почти раньше всех, как вестовые. За ними уже быстро двинулись все остальные. Малиновые горы с испокон веков служили для перелетной птицы становищем. Она здесь отдыхала и кормилась. За журавлями прилетели лебеди, потом гуси, потом утки, закричали жадные чайки, и все озеро точно сразу ожило. Не было уголка, где бы не копошилась птица. Полыньи были покрыты точно живым серебром.
– Ну, теперь птица лед разобьет, – решил Сохач, веривший, что последний лед на озере разбивается именно птицей. – Не выстоять ему перед такой силой-мочью. Крылом птица разобьет лед.
В этот весенний перелет горные озера под Малиновыми горами представляли единственное зрелище, потому что служили сборным пунктом для десятков тысяч всевозможной водоплавающей птицы, которая здесь и отдыхала после далекого пути, и кормилась, чтобы лететь дальше на север. На лето здесь оставалась только ничтожная часть. По ночам на озере, когда птица кормилась, поднимался такой шум, что не слышно было человеческого голоса.
1 2 3 4 5 6 7 8