Наконец давно ожидаемый Васюхин, несколько изогнувшийся вперед и вбок под тяжестью своей почтальонской сумки, промелькнул мимо окна и вручил Прохору Иванычу три номера "Сынка". Наш политик протер стекла очков, поплотнее уселся в кресло, сорвал бандероль газеты, развернул номер, крякнул и углубился в чтение политических махинаций. Обозревши поверхностно остальное содержание номера, Прохор Иваныч приступил к чтению следующего по порядку. Но тут, развертывая газету, ему вдруг кинулось название З., напечатанное жирным шрифтом в середине листа.
Несмотря на привычку дипломата скрывать свои чувства, Прохор Иваныч даже подпрыгнул в кресле. Потом он поспешно сдернул очки, лихорадочно протер их, надел и, трепеща от смешанного чувства какого-то негодования, страха и нетерпения, начал читать первую корреспонденцию ненавистных "мальчишек", дерзнувших неблагоприятно отозваться о городе З.
Первый момент после прочтения ее Прохор Иваныч оставался в кресле растерянный и пораженный. Затем он быстро вскочил и закричал:
- Мать, Саша! Подите сюда!
- Что случилось? - спросила супруга Прохора Иваныча, почтенная матрона, появляясь в дверях комнаты.
За нею подошел также и старший сын, Александр, привлеченный громким зовом отца.
- Что случилось?.. Скверно!.. Описали наш город...
- Ну, так что же, пусть описывают.
- Видно, что ты ничего не понимаешь. Не просто описали, а разругали...
- Стало быть, теперь решение пришлют?.. Кто же это описал?
Тут Прохор Иваныч спохватился, что он на самое главное, на подпись-то, и не обратил внимания. Но взгляд, брошенный на корреспонденцию, поверг его в отчаянье.
- А черт его знает, кто описал! Стоят три буквы и только... Который теперь час? - заторопился он. - А, скоро четыре, пора на службу идти... Самовар надо поскорее...
- Какая нынче служба: ведь суббота, - возразила супруга, знавшая порядки.
- Ах, да, я и забыл! Но все равно вели ставить самовар... Надо будет сходить к Максиму Павловичу.
- Его, наверное, нет дома, папа, - вмешался сын, - он теперь на докладе...
- Ну тогда к Александру Павлычу... Нужно обсудить. Может быть, он отвезет к Дави. Предмет важный!..
- Да что ты спешишь-то? Тебя, что ли, там обругали? Прочти хоть нам толком.
Прохор Иваныч поправил очки и медленно, с паузами и подчеркиваниями наиболее коварных мест корреспонденции, прочитал ее немногочисленным слушателям.
- Какая же там ругань? - возразила супруга. - спят, едят... И верно! Слава тебе, Господи, есть что покушать, есть время и выспаться... Это все правда, а больше я ничего не поняла.
- То-то, ты не поняла! А "никаких других интересов нет" - это как?
- Да ты мне скажи: ревизор приедет из-за этого или нет?
- Разве я знаю? Может быть, и приедет... Смотря по тому, как в других городах. Непременно надо с Александром Палычем обсудить. Я думаю, он скажет Дави...
Дави, о котором дважды упомянул Прохор Иваныч, был начальник того управления, в котором он служил контролером. Дави вполне оправдывал свою кличку: давил он нещадно всех и вся. Давил он чиновников, давил простых рабочих, штрафуя их без всякого сожаления и милости. При этом Дави отлично знал все тайны хитроумной двойной горнозаводской бухгалтерии и пользовался ими так ловко, что ко времени перехода начальником какого-то другого округа владел, говорят, капитальцем тысчонок в триста...
Чай показался Прохору Иванычу невкусным. Проклятая корреспонденция с тремя загадочными внизу буквами испортила обыкновенно благодушное праздничное настроение духа Прохора Иваныча. Проглотив наскоро три чашки, он одним духом вздел на себя сюртук и, накинувши сверху шинель, пошел к сослуживцу, коллежскому секретарю и кавалеру, Александру Павлычу Фаресову.
Фаресов жил совсем близко от Прохора Иваныча и был дома. "Сынка" он еще не получил, и новость, сообщенная ему взволнованным гостем, поразила его очень сильно.
- Надо послать за братом. Потом не мешает за Иваном Семеновичем...
- Пошлите, пошлите. Обсудим, как поступить.
Посланный полетел с торопливо набросанными на клочках бумаги записками, и через четверть часа в доме Фаресова происходило заседание пяти провинциальных мудрецов, растревожившихся новизною корреспонденции из родного болота.
5
За отсутствием каких бы то ни было развлечений и удовольствий в городе З., мрачные и унылые канцелярии горнозаводского правления по праздникам превращались в оживленные клубы, где служащие всех рангов и положений собирались в кучки, откуда слышались шутки, смех, анекдоты и рассказы. Всякое, даже незначительное происшествие в З. сейчас же передавалось из уст в уста в этих импровизированных клубах и затем разносилось по городу с приличными комментариями.
На другой день после получения известной нам корреспонденции правленские клубы гудели пчелиным роем. Вокруг Прохора Иваныча, Максима Павлыча и Ивана Семеныча, также раздобывшихся номерами "Сынка", собирались тесные группы жаждущих послушать "публичную насмешку" над З., как окрестили корреспонденцию на вчерашнем заседании у Фаресова.
- Кто писал? - спрашивали все.
- Неизвестно... Видите буквы? Чья фамилия начинается с них?
- Да это едва ли кто-то из наших? Кто у вас будет писать в газеты? Переписывают бумаги - и то со страхом.
- А что если сделать запрос? - предложил кто-то.
- Да, вот так и ответили! Еще насмеются печатно...
- Ведь какая злость! Пишет: "спасть, есть и только"
- Это прямо донос начальству: ты, мол, чего смотришь?
- Нет, объясните, ради Бога, что это такое: "полное отсутствие инициативы"?
- Инициатива, значит - почин, - объяснил Прохор Иваныч, справившийся о коварном словце из словаря Михельсона "Семь тысяч иностранных слов".
- Какой же у нас может быть почин?
- Видишь, требуют, чтоб был...
- Черт его знает, что за экивоки!
- Знаете, господа, - заявил кто-то, - это написал штабс-капитан Быдарин, а зовут его Михаил Зотыч.
- Откуда ты узнал?
- Назад тому два месяца он проезжал через наш З. и останавливался на почтовой станции.
- Кто же его видел?
- Я видел, только не говорил... По-моему, это непременно он, потому что на станции расспрашивал у смотрителя, чем занимаются жители, какое получают жалованье и проч.
- Да откуда вы все это пронюхали?
- А я рядом со станцией живу, ну, смотритель и сказывал: такой, говорит, любопытный, а в подорожной книге расписался Бытариным.
Верховный синедрион, решивший вчера исследовать происхождение корреспонденции, отправил к смотрителю посланного, удостовериться в справедливости полученных сведений о некоем Быдарине. К сожалению, оказалось, что проезжий штабс-капитан записан Николаем Петровичем и сходства в его имени с инициалами статьи нет ни малейшего.
- Ну, что? Да и зачем какой-то проезжий будет писать о З.
1 2 3 4