Длинное, худощавое лицо учителя было покрыто красными пятнами; длинные волосы падали на узкий белый лоб какимито косицами, но в этом странном лице было что-то симпатичное. Есть такие некрасивые люди, которых как-то не заметишь с первого раза, а потом полюбишь их всей душой. К таким людям принадлежал и Помпей Агафоныч. Он и держал себя както особенно – постоянно в сторонке, точно все боялся чегонибудь, особенно, если в комнате был новый человек.
– А что? – спросил я.
– Подлость… – коротко ответил Паганини, бросая на пол недокуренную папиросу. – Представьте себе, ведь Андроника просто сживают со свету… Да. Все отец Егор подсиживает. – Два раза уж суд наезжал на Андроника; ну, конечно, ихний же, поповский суд, а теперь третьего ждать нужно. Андроник-то два раза сам в губернию ездил, консисторию замазывать.
– Да в чем у них дело-то?
– Вот в том-то и штука, что, собственно, даже дела никакого не вышло, а так, рознят – и вся тут… Это всегда, положим, было, но отец Егор задушил консисторию жалобами. А теперь еще переманил на свою сторону Паньшу… Помните?
– Как же, отлично помню: еще усмирял тогда собаку у отца Андроника…
– Да, да… И, представьте себе, этот самый Паньша, который живмя жил у отца Андроника, теперь против него же, а отцу Егору это и на руку, потому что Паньша является главным свидетелем против отца Андроника. Ведь он знает всю подноготную про старика, – этим отец Егор и воспользовался… Теперь идет такая кляуза у них, что не приведи, господи.
Учитель опять заходил по комнате и несколько раз поправлял свои длинные волосы, точно они мешали ему думать. Измена Паньши произвела на меня тяжелое впечатление, что я и высказал.
– Я сначала то же самое думал, что и вы, – ответил Паганини, наливая рюмку. – Но теперь я несколько изменил свой взгляд. – Да… Время такое подлое… А что значит какой-нибудь отец Егор или Паньша, взятые отдельно? Решительно ничего, даже говорить не стоит, кроме того, что плюнуть на них. Но совсем другой вопрос получается, если мы взглянем на дело шире: прежде такие кляузники являлись исключениями, а теперь они перешли в общее правило.
Выпив рюмку водки, Паганини горячо заговорил о новом типе батюшек, представителем которых являлся о. Георгий.
– Ведь он везде пролезет, уверяю вас! – горячился Паганини, взмахивая руками, как ветряная мельница. – Ему до всего дело, его везде спрашивают… И все эти молодые попики на одну колодку! В земство лезут, в школы, в волость и везде проводят свои идеи: забрать понемногу в руки и то, и другое, и пятое, и десятое. Взять теперь хоть школы: где новый батюшка завелся, учитель держи ухо востро… Особенно учительницам достается от этих батюшек… Прежним попам, вроде Андроника, тогда узнают цену, когда их не будет… До сих пор в старых попах видели только одни смешные стороны, а хороших никто не хотел замечать. Посмотрите на Андроника: ведь это натура, настоящая, цельная натура, у которой все оригинально, все по-своему..; Он сам навязывает себе такие недостатки, о каких новые батюшки благоразумно умалчивают. Даже самая необразованность и неотесанность старых попов имела свою хорошую сторону: раз – они стояли ближе к мужику, а второе – довольствовались самой скромной обстановкой и привычками… Новые батюшки будут ближе стоять к образованным и зажиточным классам, но они совсем разойдутся с народом, которому главным образом и должны были бы служить. Даже сравнительно большое развитие умственное и внешняя отесанность являются здесь новым злом. Вот подите вы, какая штука выходит… Я не говорю об исключениях, об единицах, которые везде найдутся, но важен общий характер, самый тон движения.
Мы долго проговорили о трудных временах и о текущих мутайских событиях. Паганини все пил, рюмку за рюмкой, и наконец совсем опьянел, так что не мог уже ходить по комнате, а сидел на диване, придерживаясь за его ручку. Наша сальная свеча давно нагорела и сильно оплыла; в комнате было накурено; меня «долил сон».
– Послушайте… ведь вы меня считаете за подлеца… да!.. – неожиданно проговорил Паганини после длинной паузы. – Я ведь это чувствую…
– Что вы, Помпей Агафоныч… С какой это стати!
– Отлично вижу… Что я такое… а? Жених Феклисты… будущий зять Фатевны… Ха-ха!.. Я вам расскажу все, как было… – продолжал Паганини с откровенностью пьяного человека. – Да… даже очень просто вышло. А впрочем, вы, может быть, думаете, что я опьянел и сдуру болтаю?.. Не-ет…
Паганини тихо засмеялся, сделал бессильное движение подняться с дивана и опять сел, мотнув головой, как теленок.
– Вы думаете, что это моя первая любовь… Ха-ха!.. Да… Феклиста… Позвольте, вы, может быть, полагаете, что я женюсь на этом уроде из-за денег? Домом Фатевны хочу завладеть?.. Н-нет, ошибаетесь… Да. Я должен жениться, поелику… одним словом, грех покрыть законом нужно. Как же… свой же и грех-то… Осенью дело было. На вечеринке встретился с Феклистой… ну, выпил, а потом вот очутился здесь да и не выходил отсюда. А теперь Феклиста в таком положении, что я, как честный человек, должен вступить с ней в закон… А Фатевна радуется… цепочку серебряную мне подарила… как же… Ежели разобрать, так я, собственно, даже не стою Феклисты… Ейбогу!.. Она глупа, как соленая рыба, но хорошая девушка и любит меня по-своему. А позвольте, вы меня все-таки считаете подлецом?
– Нет, зачем же?.. Какое кому дело до вашей интимной жизни!
– Вот именно… благодарю. Да… А признаться сказать, была у меня одна маленькая страстишка… Съезд был учительскйй, а на съезд приехала одна новенькая учительница… Из дворяночек она, из бедных… С матерью живет… И славная такая, беленькая вся да нежная… и ручки белые, маленькие, а сама еще совсем почти ребенок. Ну, а тут и пришлось свой хлеб горбом добывать, Да попала она в глушь, Куда ворон костей не носит… Скучно, жить хочется. В таком Положении за одно ласковое слово человек душу отдаст… Ну, встретились, Познакомились… Славная она Такая, умненькая… так в глаза и смютрит… Хорошо. Как-то мы гуляли с ней вечером, она и говорит: «Женитесь на мне, Помпей Агафоныч…» А сама как заплачет, по-ребячьи так заплачет. Ах, как мне тогда было жаль ее… Нет, и Теперь жаль… Вся она беленькая такая, и платье на ней было белое. Умела она это сделать все, то есть одеться к лицу и всякое прочее… Дворянская косточка, у них в крови уж это. И звали ее Ниной… Да, Ниночка… Ха-ха!.. Феклиста и Ниночка… Я эту беленькую Ниночку в белом платьице как-то сразу полюбил, так и хожу за ней, как очумелый, а она все целует меня… урода этакого целует… Решил я на ней жениться совсем и слово ей дал… Хорошо. А потом пришел к себе на квартиру и целую ночь не спал… мысли одолели… даже плакал… Очень уж она мне полюбилась, – рука не поднималась загубить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19