..
«И почему это все родители воображают, что их дети такие способные?» – недоумевал Генка. Мама потом еще долго вздыхала… Но молчание отца было для Генки куда страшней причитаний мамы. И он в тот же вечер садился за учебники.
И только с одной Генкиной слабостью отец никак не мог справиться. Этой слабостью была его неистребимая страсть к кино. Кажется, если бы существовали кинокартины, на которые почему-либо не допускались люди моложе шестидесяти лет, Генка бы и на них попадал. Сидеть дальше второго ряда он считал непростительной роскошью. Таким образом, на девяносто копеек Генка умудрялся сходить в кино три раза!.. Немного денег ему давала мама, а остальные он добывал в результате строжайшего режима экономии: в школе завтракал через день, в трамвае и троллейбусе ездил без билетов.
Когда Генка приходил домой раскрасневшийся и взволнованный, отец пристально смотрел на сына, и взгляд его говорил: «Не вздумай что-нибудь сочинять. Я прекрасно вижу, что ты был в кино».
А за ужином он, как будто ни к кому определенно не обращаясь, задумчиво произносил:
– Сегодня вышла новая картина. Интересно, о чем она?
И Генке приходилось рассказывать содержание.
Иногда мама говорила отцу:
– Может, вечером сами сходим в кино? Генка достал бы билеты: он ведь специалист по этой части…
Отец смущенно разводил руками:
– Я бы с удовольствием, ты же знаешь. Но как раз сегодня у меня неотложное дело… (Отец называл фамилию одного из «толковых» инженеров, с которым ему необходимо было посоветоваться.)
А Генка сердито смотрел на маму: неужели она не понимает, как сильно занят отец?!
Однажды Генка узнал, что за три квартала от их дома идет старый фильм, о котором приятели отзывались коротко, но выразительно: «Мировой!»
Картину эту Генка раньше посмотреть не успел по той причине, что в дни ее первого выхода на экран он еще не родился.
Вообще Генка не решился бы пойти на вечерний сеанс. Но он знал, что отец должен прийти поздно: у него важный и торжественный день – испытание новой машины. Отец говорил, что еще возможны всякие неожиданности, что кое-кто из «нетолковых» инженеров может выступить против… Отец волновался! А как же тогда волновалась мама, ожидая его возвращения? Она места себе не находила: то садилась за машинку, то шла беседовать с соседкой, то при каждом звуке шагов выбегала на лестницу…
А Генке особенно хотелось пойти в кино еще и для того, чтобы скорей пролетели часы ожидания. Чтобы вернуться домой, увидеть отца и по лицу мамы (именно мамы!) понять, что всё в порядке, всё в полном порядке…
Генка захватил с собой долговязого семиклассника Жору, которому беспрепятственно продавали билеты на любой сеанс. Жора доставал билеты всем мальчишкам во дворе, за что собирал с них немалый оброк: редкие марки и книги.
Ребята помчались по вечерним улицам, толкая прохожих и шепча себе под нос торопливые извинения, которые слышали только они сами. Когда добрались до кинотеатра, оказалось, что уже поздно: билеты проданы. Кончился предыдущий сеанс, из кинозала выходили люди, щурясь от света, на ходу натягивая пальто и так же на ходу обмениваясь впечатлениями. Генка глядел на них с завистью.
И вдруг он услышал такой знакомый голос:
– Тебе не холодно, малыш?
Генка повернул голову – и увидел отца. Отец, пригнувшись, помогал какой-то незнакомой белокурой женщине закутаться в пестрый платок.
Генка хотел шмыгнуть в сторону: ему ведь было-строго запрещено ходить на вечерние сеансы. Но глаза его сами собой, помимо воли, поднялись, встретились с глазами отца – и Генка изумленно отступил на шаг: он вдруг увидел, что отец сам его испугался. Да, да, отец испугался! Он, всегда такой сдержанный, неторопливый в движениях, вдруг засуетился, стал неловко вытаскивать свою руку из-под руки белокурой женщины и даже, как показалось Генке, хотел спрятаться за колонну, которая никак не могла скрыть его, потому что она была тонкая и узкая, а отец – огромный и широкоплечий.
Генка помог отцу: он выскочил на улицу и побежал так быстро, что даже долговязый Жора не поспевал за ним.
Но где-то на перекрестке Генка остановился – в его ушах звучали слова: «Тебе не холодно, малыш?» Белокурая женщина, которую отец закутывал в пестрый платок, была в самом деле невысока, но Генке казалось диким, что и к ней тоже могут относиться слова, которые всегда принадлежали маме, одной только маме…
А как же испытание машины? Значит, это неправда? А может, никакой машины вовсе и нет? Отец сказал неправду… Генка не мог понять этого, это не умещалось в его сознании. Тогда, может быть, все неправда: и разговоры о книгах, и советы отца, и споры за ужином? Все, все неправда!
Библиотекарша, по прозвищу «Смотри не разорви», крикнула:
– Зайди, Гена! Я достала книгу, которую ты просил!
Но Генка только махнул рукой: он не хотел брать книгу, которую советовал ему прочитать отец. Он почему-то не верил этой книге…
Вернувшись домой, Генка сразу же лег в постель.
– Что с тобой? Ты такой горячий… Нет ли у тебя температуры? – тревожно спросила мама. (Больше всего она волновалась, когда отцу или Генке нездоровилось: всякая, даже самая пустяковая, болезнь казалась ей тогда неизлечимой.)
– Не волнуйся, мамочка… Я очень устал, и все! – как никогда ласково ответил Генка.
А на самом деле он просто не хотел, он не мог слышать, что сегодня скажет отец, когда мама откроет ему дверь.
1954 г.
1 2
«И почему это все родители воображают, что их дети такие способные?» – недоумевал Генка. Мама потом еще долго вздыхала… Но молчание отца было для Генки куда страшней причитаний мамы. И он в тот же вечер садился за учебники.
И только с одной Генкиной слабостью отец никак не мог справиться. Этой слабостью была его неистребимая страсть к кино. Кажется, если бы существовали кинокартины, на которые почему-либо не допускались люди моложе шестидесяти лет, Генка бы и на них попадал. Сидеть дальше второго ряда он считал непростительной роскошью. Таким образом, на девяносто копеек Генка умудрялся сходить в кино три раза!.. Немного денег ему давала мама, а остальные он добывал в результате строжайшего режима экономии: в школе завтракал через день, в трамвае и троллейбусе ездил без билетов.
Когда Генка приходил домой раскрасневшийся и взволнованный, отец пристально смотрел на сына, и взгляд его говорил: «Не вздумай что-нибудь сочинять. Я прекрасно вижу, что ты был в кино».
А за ужином он, как будто ни к кому определенно не обращаясь, задумчиво произносил:
– Сегодня вышла новая картина. Интересно, о чем она?
И Генке приходилось рассказывать содержание.
Иногда мама говорила отцу:
– Может, вечером сами сходим в кино? Генка достал бы билеты: он ведь специалист по этой части…
Отец смущенно разводил руками:
– Я бы с удовольствием, ты же знаешь. Но как раз сегодня у меня неотложное дело… (Отец называл фамилию одного из «толковых» инженеров, с которым ему необходимо было посоветоваться.)
А Генка сердито смотрел на маму: неужели она не понимает, как сильно занят отец?!
Однажды Генка узнал, что за три квартала от их дома идет старый фильм, о котором приятели отзывались коротко, но выразительно: «Мировой!»
Картину эту Генка раньше посмотреть не успел по той причине, что в дни ее первого выхода на экран он еще не родился.
Вообще Генка не решился бы пойти на вечерний сеанс. Но он знал, что отец должен прийти поздно: у него важный и торжественный день – испытание новой машины. Отец говорил, что еще возможны всякие неожиданности, что кое-кто из «нетолковых» инженеров может выступить против… Отец волновался! А как же тогда волновалась мама, ожидая его возвращения? Она места себе не находила: то садилась за машинку, то шла беседовать с соседкой, то при каждом звуке шагов выбегала на лестницу…
А Генке особенно хотелось пойти в кино еще и для того, чтобы скорей пролетели часы ожидания. Чтобы вернуться домой, увидеть отца и по лицу мамы (именно мамы!) понять, что всё в порядке, всё в полном порядке…
Генка захватил с собой долговязого семиклассника Жору, которому беспрепятственно продавали билеты на любой сеанс. Жора доставал билеты всем мальчишкам во дворе, за что собирал с них немалый оброк: редкие марки и книги.
Ребята помчались по вечерним улицам, толкая прохожих и шепча себе под нос торопливые извинения, которые слышали только они сами. Когда добрались до кинотеатра, оказалось, что уже поздно: билеты проданы. Кончился предыдущий сеанс, из кинозала выходили люди, щурясь от света, на ходу натягивая пальто и так же на ходу обмениваясь впечатлениями. Генка глядел на них с завистью.
И вдруг он услышал такой знакомый голос:
– Тебе не холодно, малыш?
Генка повернул голову – и увидел отца. Отец, пригнувшись, помогал какой-то незнакомой белокурой женщине закутаться в пестрый платок.
Генка хотел шмыгнуть в сторону: ему ведь было-строго запрещено ходить на вечерние сеансы. Но глаза его сами собой, помимо воли, поднялись, встретились с глазами отца – и Генка изумленно отступил на шаг: он вдруг увидел, что отец сам его испугался. Да, да, отец испугался! Он, всегда такой сдержанный, неторопливый в движениях, вдруг засуетился, стал неловко вытаскивать свою руку из-под руки белокурой женщины и даже, как показалось Генке, хотел спрятаться за колонну, которая никак не могла скрыть его, потому что она была тонкая и узкая, а отец – огромный и широкоплечий.
Генка помог отцу: он выскочил на улицу и побежал так быстро, что даже долговязый Жора не поспевал за ним.
Но где-то на перекрестке Генка остановился – в его ушах звучали слова: «Тебе не холодно, малыш?» Белокурая женщина, которую отец закутывал в пестрый платок, была в самом деле невысока, но Генке казалось диким, что и к ней тоже могут относиться слова, которые всегда принадлежали маме, одной только маме…
А как же испытание машины? Значит, это неправда? А может, никакой машины вовсе и нет? Отец сказал неправду… Генка не мог понять этого, это не умещалось в его сознании. Тогда, может быть, все неправда: и разговоры о книгах, и советы отца, и споры за ужином? Все, все неправда!
Библиотекарша, по прозвищу «Смотри не разорви», крикнула:
– Зайди, Гена! Я достала книгу, которую ты просил!
Но Генка только махнул рукой: он не хотел брать книгу, которую советовал ему прочитать отец. Он почему-то не верил этой книге…
Вернувшись домой, Генка сразу же лег в постель.
– Что с тобой? Ты такой горячий… Нет ли у тебя температуры? – тревожно спросила мама. (Больше всего она волновалась, когда отцу или Генке нездоровилось: всякая, даже самая пустяковая, болезнь казалась ей тогда неизлечимой.)
– Не волнуйся, мамочка… Я очень устал, и все! – как никогда ласково ответил Генка.
А на самом деле он просто не хотел, он не мог слышать, что сегодня скажет отец, когда мама откроет ему дверь.
1954 г.
1 2