— Что такое? — тихо спросила мама.
Отец открыл рот, но не смог ничего ответить. Он шевелил губами, словно вспоминал про себя какую-то арию или песню…
Иван подошел к отцу. Я не понимаю, как это получилось, но через какую-нибудь минуту отец уже лежал на диване. Как Иван перенес его? Взвалил ли себе на плечи? Или взял на руки, как ребенка? Я просто не видел.
Отец был выше Ивана, шире в плечах, тяжелее, и я не представляю себе, как Иван смог его дотащить. Так быстро, так осторожно… И мы застыли на месте, будто состояние отца передалось нам, и даже не помогли.
Потом все трое, как по команде, мы ожили и очутились возле дивана.
— Кол… — прошептал отец. — Кол… загнали сюда… — И положил руку на сердце.
— Не шевелись! — приказала Людмила. И побежала в другую комнату.
Мама стала водить тряпкой по спинке дивана, тихо, бессмысленно.
— Это бывает… — Иван тяжело дышал, но улыбался. — Пройдет!
Он сказал так уверенно, будто с ним это случалось уже не раз.
— Что же делать? — спросила мама.
Людмила вошла в комнату с пузырьком и кусочком сахара. По всему куску расползлась желтая капля. Отец взял сахар в рот, под язык.
— Сейчас сбегаю! За врачом… — сказал я. И бросился в коридор, потом вниз по лестнице. Только бы он был дома!.. В этот миг дядя Леня казался мне самым нужным, самым важным, самым значительным человеком на свете. Мне казалось, что все, все в мире зависит сейчас от него!
Должно быть, он понял это, потому что не стал задавать вопросов: хочет ли Людмила, чтоб он пришел, или не хочет? Он взял коричневую пластмассовую коробку, потом блестящую, металлическую, еще что-то засунул в карман и побежал за мной прямо в чем был — в ковбойке с распахнутым воротом и засученными рукавами, в пижамных штанах и тапочках.
Когда он вошел к нам, то чуть-чуть зажмурился от яркого света. Все было праздничным и нарядным: рюмки, тарелки, бутылки, графин с желтыми корками, шампанское и коньяк, Людмилино и мамино платья, модный костюм Ивана. Даже отец лежал на диване в каком-то парадном виде: мама гладила сегодня пиджак и брюки, дала ему новую нейлоновую рубашку.
Людмила сидела рядом на стуле и держала в своей руке руку отца. Мама присела на край дивана и по-прежнему водила тряпкой по его деревянной спинке.
Иван уже отдышался, но стоял все на том же месте. Когда мы вошли, он сказал:
— Вот сейчас врач подтвердит: это спазм. Простая история! Спазм проходит. Вообще нет безвыходных положений. А тут — простая история…
Я верил Ивану. Мне казалось, в его присутствии не может случиться ничего страшного, непоправимого.
Людмила выпрямилась, поднялась, указала на стул дяде Лене.
Дядя Леня измерил отцу давление. Аппарат был в той самой коричневой коробке. Потом расстегнул отцу нейлоновую рубашку, снял галстук, засунул себе в уши концы резиновых трубок и стал слушать сердце.
Наконец он поднялся и спросил у отца:
— Что вы чувствуете?
— Кол… — прошептал отец. — Будто загнали кол…
— Так… Понятно. Вы не волнуйтесь. Племянник правильно говорит: это спазм. Просто спазм… Сейчас сделаю вам укол. И все сразу пройдет! Но вставать нельзя. И нельзя шевелиться. В первое время…
Никто даже не удивился, что он назвал Ивана племянником. Только я это заметил.
После укола отцу стало легче. Он улыбнулся — так, еле-еле…
Тогда дядя Леня увидел чемоданы, валявшиеся посреди комнаты, будто кто-то их расшвырял. Он удивленно посмотрел на один чемодан, потом на другой, потом на меня… А потом заметил свои пижамные брюки и сразу заторопился:
— Я больше не нужен.
— Спасибо тебе, — сказала Людмила.
Они были на «ты». Еще с детства.
Мы с Людмилой пошли провожать дядю Леню. В коридоре он засунул дужки очков в рот, словно нарочно, чтобы было не очень ясно слышно то, что он скажет:
— По-моему, это инфаркт… Надо бы «неотложку».
— Уже позвонили, — сказала Людмила, — Значит, ты думаешь?..
Войдя в комнату, сестра улыбнулась отцу:
— Вот видишь: все не так страшно. Первый раз в жизни она сказала неправду. А я опять пошел в коридор. Я там ждал «неотложку», чтобы она при отце подтвердила слова Людмилы: «Все не так страшно…»
10
Иван уехал один. После того, как отцу разрешили повернуться набок.
Отец так и лежал на диване, куда принес его на руках Иван.
Приходили врачи, один раз мы с Иваном привезли профессора на такси. Нам советовали отправить отца в больницу:
— Теперь мы транспортируем инфарктников. Новый метод!
После врачей мы бежали за дядей Леней,
— Видите ли, — говорил он, — новые методы не хочется проверять на близких. Лучше уж дома обеспечить уход… Я буду к вам заходить.
Он заходил каждый день. По вечерам, когда дома была Людмила. У себя, на втором этаже, он все время теперь был в таком виде, будто собирался на концерт или в театр: а вдруг мы за ним прибежим?
Дядя Леня был всего лишь зубным врачом, но мы делали то, что советовал он.
— Да-а… Транспортировка инфарктников? — рассуждал он, засунув в рот пластмассовые дужки очков. — Это слишком серьезно. Нельзя рисковать.
— Если б у вас было что-то серьезное, — объяснял потом отцу Иван, -вас бы сразу же отвезли в больницу. Все познается в сравнении! Знаете ли вы хоть одного инфарктника, которого бы не отвезли? Я говорю о последнем времени, когда победил новый метод.
— Убедительно, — говорил отец. И напевал из «Сомнения» Глинки: -Усни, беспокойное сердце!..
— Правильно, — соглашался Иван. — Повернитесь на правый бок и усните. Благо вам теперь можно ворочаться. Сон — лекарство номер один!
Профессор советовал:
— Надо сказать ему, что это инфаркт. Тогда мобилизуются нервы, он устремит себя на борьбу!
Профессор был стар, но отстаивал новые методы.
— Видите ли… — рассуждал дядя Леня, когда профессор ушел. -Человеку свойственно верить в лучшее. И надеяться… Есть точка зрения, что и о самых ужасных недугах следует сообщать. Но ведь даже врачи забывают о симптомах страшной болезни, когда сами ею заболевают. Мы всегда оставляем место надежде. Не хочется верить в худшее. Так зачем сообщать7.. Нужны положительные эмоции!
— Все познается в сравнении! — объяснял позже отцу Иван. — Хоть от кого-нибудь из ваших знакомых-инфарктников разве скрывали диагноз? Нет, не скрывали? Вот видите. Новые методы побеждают! И для вас бы не сделали исключения. Значит, нет никакого инфаркта. Обидно, конечно, болеть не самым серьезным образом. Но что тут поделаешь? Просто спазмы сосудов… На всякий случай вас выдерживают в постели. Верней сказать, на диване!
— Да-да… Я понимаю, — соглашался отец.
В присутствии дяди Лени Иван и Людмила всегда оказывались в разных концах комнаты. И вроде бы не замечали друг друга. Они не сговаривались, так само собой получалось.
В день отъезда, уже на вокзале, Иван сказал Людмиле:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15