и, знаете, Виктор Андреевич, чем больше сидел я и копался в своей собственной биографии, тем более удивлялся собственной прозорливости; тем более восхи­щался величием научного подвига, который мне удалось совершить.
Б а й б а к о в (нарочито) . Да ну? прямо-таки восхищались, несмотря на временные, так сказать, неудобства?
З а о з е р с к и й. Да, восхищался, и даже больше того, – вскакивал временами с кровати, и на всю палату кричал: «Ай да Заозерский, ай да сукин сын!» Прямо как Пушкин, даже самому иногда совестно становилось.
Б а й б а к о в. Ну а после что? что было после того, как вы это кричали?
З а о з е р с к и й (грустно). После, конечно, меня опять садили в холодную. (Воодушевляется.) Но и там, и тишине, спеленутый по рукам и ногам, оставшись один на один с моим великим открытием, – с законом всемирного роста камней, – я гордо и стойко переносил все испы­тания; меня вдохновляла незримая близость не менее, чем я, великих людей: Ньютона, Лейбница, Леонардо да Винчи… впрочем, вам, как бы вы ни старались, понять такие переживания невозможно; не обижайтесь, Андрей Викторович, но вы всего лишь простой эпигон; рядовой исполнитель; один из тех, кто всего лишь использует достижения небожителей; будь то закон великого Ньюто­на, или открытый мною не менее великий закон.
Б а й б а к о в (зловеще, глядя прямо в глаза З а о з е р с к о м у) . Ваш закон всемирного роста камней – это ваша больная и вздорная выдумка; идея-фикс, фата-моргана, несуществующая в природе мечта идиота! а сам вы – законченный и рафинированный шарлатан, опасный маньяк, которого, к сожалению, совершенно напрасно выпустили на свободу.
З а о з е р с к и й (все так же грустно). Будущее, Андрей Викторович, покажет, кто из нас прав, а кто заблужда­ется; великие идеи не раз встречали непонимание и хулу; вы можете говорить что угодно, к непониманию и коснос­ти ретроградов я отношусь с олимпийским спокойствием.
Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а. Андрей Викторович не ретроград; он заслуженный физик и профессор академи­ческого института!
К о з а д о е в (с неожиданно философской улыбкой). Эх, други, все мы философы, да только сидим по горло в дерьме; и никому-то она, наша распрекрасная философия, не нужна ни даром, ни за приличные деньги!
Явление третье
Калитка распахивается, и во двор, рука об руку, вбе­гают О к с а н а с А р к а д и е м.
О к с а н а (подбегает к отцу, целует его) . Ах, папа, как хорошо, что ты снова вернулся! (Доверчиво, ласка­ясь к нему.) Знаешь, здесь без тебя было так скучно; мама и тетя весь день торговали на рынке своей тухлой килькой, которая у них почему-то превращалась в кер­ченскую селедку; собака твоя сутками напролет выла я кидалась на несчастных прохожих; мы с Аркашей поссори­лись, и он уплыл, как и хотел, в дальние страны, из которых только вчера вернулся с большими деньгами; как странно, – все вокруг только и делают, что гоня­ются за большими деньгами; все: мама, тетя, Полина Ма­твеевна, и даже Аркаша, который еще недавно собирался жить, словно птица.
З а о з е р с к и й (радостно). Не все, дочка, не все; ис­тинные философы довольствуются лишь тем, что дает им природа
О к с а н а (продолжает). Так надоели эти глупые разговоры; о том, что надо набивать потуже мошну, искать прибыль­ного жениха, бороться за место на рынке в рыбном ряду и вообще работать локтями; потому что, если ты не бу­дешь работать локтями, не будешь торговать в рыбном ряду и копить деньги в толстой кубышке, тебя в два счета обставят на повороте; оттяпают все, что зарабо­тал честным трудом, и даже прощения не попросят при этом. (Неожиданно делаясь хитрой, прищуривая глаза.) Знаешь, такова современная жизнь! таковы ее суровые бу­дни, и поэтому ничего в ней изменить невозможно.
З а о з е р с к и й (все так же радостно) . Возможно, дочка, еще как возможно!
О к с а н а (смягчаясь). Но ты, пожалуйста, не унывай; ходи опять с собакой вдоль берега моря, собирай свои мокрые камни, и открывай законы и загадки вселенной; потому что, как говорят мама и тетя, тебя все равно не испра­вишь, и раз уж упекли тебя однажды в психушку, то при­дется упечь и второй раз, и третий; пока не превратишься в нормального человека; пока не откажешься от соба­чьей скитальческой жизни. Так что можешь пока что нем­ного опять погулять, а потом мы все вместе отправим тебя по прежнему адресу; а собаку твою кому-нибудь от­дадим, лучше всего на опыты или на шкуру; пускай не бегает, не воет, как бешеная, и не кидается на прохо­жих! (Спохватывается.) Ой, что я такое наговорила сей­час! ты, папа, не обращай внимание на мои глупые разго­воры; я ведь девушка глупая и незамужняя, на меня вни­мания не следует обращать.
З а о з е р с к и й (ласково). А я и не собираюсь этого де­лать; на девушек обижаться, – особенно на девушек не­замужних, – все равно, что обижаться на законы природы.
Б а й б а к о в (с вызовом). Да, это уж точно, – на законы природы обижаться не следует!
Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а (в тон ему) . У нас, у ученых, такого сроду не принято! мы на законы природы не приучены обижаться; мы на кого угодно можем обидеться: хоть на торговок репчатым луком, хоть на таможен­ников, хоть на сокращение штатов; но чтобы обижаться на законы природы, – этого от нас, ученых, ни за что не дождетесь!
К о з а д о е в (философично). Бывает, ребята, что и на за­коны природы приходится обижаться честному мореплава­телю; особенно когда на барометре ясно, а за кормой штормит и качает, как в преисподней.
Б а й б а к о в. Это не законы природы, а синоптики винова­ты, это к законам природы никакого отношения не имеет.
Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а. У нас в Москве это обыч­ное дело: пообещают одно, а к вечеру закончится ура­ганом.
О к с а н а (радостно). Да ну их, эти законы природы! поду­маешь – законы природы! ты, папа, если захочешь, и не такие законы придумаешь на прогулке; не о них сейчас следует говорить, потому что, папа, сегодня произошло нечто невероятное; такое, что поважнее любых законов и ураганов на свете; все дело в том, что мы с Аркашей опять решили немедленно расписаться; прямо завтра, или даже сегодня; вот только дождемся прихода мамы, и сразу же пойдем с Аркашей расписываться.
А р к а д и й (с блаженной улыбкой, похлопывая себя по кар­ману). Мы теперь люди богатые, мы теперь все себе мо­жем позволить; нам теперь все едино: что жениться, что опять в плавание уходить! можем даже путешествовать ав­тостопом, жить на природе, и любить друг друга, как дети.
З а о з е р с к и й (торопливо, беря О к с а н у за руку) . Вот и хорошо, дочка, вот и отлично; можешь считать, что ваше решение расписаться я полностью одобряю; расписы­вайтесь, путешествуйте автостопом, живите на вольной природе, и не обращайте ни на кого никакого внимания.
К о з а д о е в. Ох-хо-хо-оо! он, видите ли, все одобряет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16