Лунный свет в тот раз был необычайно ярок и заливал всю округу. Но от горизонта уже ползли черные гигантские тучи, и вскоре почти дневной свет, который давала луна, сменился плотнейшим мраком. Я вошел в дом, решив не будить Джакоба, который лежал на кровати все с тем же бледным лицом. Он лежал неподвижно, и с него градом катился пот. Я попытался представить, что же за видения проносятся перед этими закрытыми глазами, кото­рые приносят с собой только горе и страдания, отраженные на лице Джакоба. У меня ничего не получилось, воображение изменило мне, и я стал ждать пробуждения друга. Оно пришло внезапно, поразив меня своими признаками. Джакоб со стра­дальческим стоном резко приподнялся на кровати и тут же бессильно упал назад. Губы, побелевшие, словно мел, что-то беззвучно шептали, в глазах стоял неприкрытый ужас.
– Если таковы сны, – пробормотал я вполголоса, – зна­чит, они основаны на страшной реальности. О каком прошлом он говорил?..
В ту минуту он увидел и узнал меня. Меня удивило, что он воспринял мое появление как должное. Обычно только что проснувшиеся люди еще витают в грезах сновидений и не сразу различают реальность. Он издал радостный вскрик и пожал мне руку своими влажными дрожащими руками. Этот наивно-искренний, почти детский жест, тронул меня. Я пред­принял попытки успокоить его:
– Будет, будет. Все хорошо. Я пришел, чтобы провести ночь вместе с вами, и, уверен, сообща мы победим ваш злой сон.
Он выпустил мою руку неожиданно и резко, откинулся на подушки и закрыл себе лицо руками.
– Победим? Злой сон?! О, нет! Нет, сэр, нет! Человеку не под силу справиться с этим кошмаром, ибо он идет от господа! Он является и весь выгорает вот здесь! – С этими словами он несколько раз ударил себя ладонью по лбу. Затем он продол­жал: – Это все тот же сон! Тот же самый! С каждым разом он становится все страшней!
– Что это за сон все-таки? – спросил я, рассчитывая на то, что рассказ принесет моему другу облегчение. Но он резко отпрянул от меня и после долгой паузы сказал:
– Нет, лучше не говорить о нем! Может, он больше не будет меня мучить…
Было ясно, что у него есть, что скрывать от меня. Что-то помимо самого сна… Я сказал:
– Хорошо. Надеюсь, вы видели ваш кошмар в последний раз. Но если вдруг он явится вновь, вы мне все расскажете? Ведь расскажете? Я прошу не из любопытства, но потому, что думаю, что это принесет вам облегчение.
Он ответил мне, как показалось, даже торжественно:
– Если он явится снова, я все расскажу вам.
Затем я попытался отвлечь его внимание от этого страшно­го сна на более мирные предметы. Я достал ужин и пригласил его разделить со мной еду, включая и содержимое фляги. Пища взбодрила его. Я предложил ему сигару, и мы целый час пускали в потолок клубы дыма, беседуя на отвлеченные темы. Мало-помалу его разморило и стало клонить в сон. Он понял это и сказал мне, что теперь чувствует себя прекрасно и я могу идти к себе домой. Но я возразил на это, – уж не знаю теперь: правильно или нет, – сказав, что хочу посмотреть на восход солнца. Я зажег свечу и к тому времени, как он заснул, уже погрузился в чтение.
Книга захватила меня, но человек есть человек, и я… едва успел подхватить ее, когда она стала выскальзывать из моих рук. Это пробудило меня от дремы. Я посмотрел на Джакоба – он спал. Я с удовольствием отметил, что выражение лица его было безмятежное, если не счастливое, губы едва шевели­лись, произнося какие-то невнятные слова. Я снова вернулся к книге и снова стал дремать, как вдруг был приведен в чувст­во голосом, раздававшимся со стороны кровати Джакоба:
– Нельзя с окровавленными руками!!! Никогда! Никогда!
Посмотрев на него, я убедился в том, что он не просыпался. Однако не минуло и минуты, как пришло пробуждение. Он не выразил удивления, увидев меня. Как и в прошлый раз, мне показалось, что при выходе из спящего состояния им овладе­вает сильная апатия ко всему его окружающему. Я сказал:
– Сэттл, расскажите же мне ваш сон. Вы можете ничего не опасаться и говорить совершенно свободно, так как я сохраню конфиденциальность нашего разговора. Пока мы оба живы, я ни словом не упомяну при посторонних обо всем, что вы мне пожелаете доверить.
Он ответил:
– Я сделаю, как обещал. Но прежде вам нужно узнать кое-что помимо сна. Так вам будет легче понять сон. В моло­дости я был школьным учителем. Это была церковно-приходская школа в небольшом городке в западной части страны. Не буду называть имен: к чему это? Я был помолвлен с одной девушкой. Я ее не просто любил… Боготворил! Ну это старая история. И вот, пока мы ждали часа, чтобы соединить наши оба дома в один, появился другой… Он был примерно одних со мной лет. Красив. Джентльмен. Одним словом, обладал всеми качествами, которые притягивают девушек среднего сосло­вия. Моя невеста познакомилась с ним, когда я был на работе в школе. Я часто говорил с ней о нем, умолял бросить его. Я предлагал пожениться как можно скорее, уехать и начинать жизнь в другой стране. Но она не слушала меня, что бы я ни говорил ей! Для меня стало очевидно, что она увлечена им сверх меры. И тогда я решил познакомиться с ним сам и уговорить его обращаться с девушкой великодушно. Я думал, что у него к ней серьезные намерения. Я пришел туда, где его можно было застать, и мы познакомились!
На этом месте своего рассказа Джакоб Сэттл был вынуж­ден прерваться, так как видно было, что у него поднялся ком к горлу, дыхание участилось, стало прерывистым. Немного успокоившись, он продолжал:
– Сэр, бог свидетель, в тот день я не думал о себе! Я любил мою Мэйбл! И я уже смирился с тем, что она любит его! Я уже смирился и желал ей только счастья! Но этот человек вел себя со мной нагло, оскорбительно! Вам, сэр, как джентльмену, вероятно, не понять, каково это – терпеть оскорбительное отношение к себе со стороны человека, который занимает бо­лее высокое положение в обществе. Но я снес это. Я умолял его относиться к девушке бережно, так как понимал, что то, что может быть для него часом развлечения, ей сломает всю жизнь. Ее разбитое сердце пугало меня больше всего, ничего другого я не боялся! Но когда я спросил его о времени его женитьбы на ней, он так расхохотался, что я потерял всю свою вежливость и терпение и заявил, что я не намерен стоять в стороне и смотреть на то, как ее делают несчастной. Он пришел в бешенство при моих словах и стал оскорблять бедную девушку. И тогда я поклялся, что… он больше не принесет ей вреда… Бог знает, как это все произошло дальше!.. Очень трудно потом вспоминать те минуты и… вряд ли кому дано четко зафик­сировать тот момент, когда прозвучало последнее слово и пос­ледовал удар… Одним словом, когда я пришел в себя, он был уже мертв и его бездыханное тело лежало у моих ног.
1 2 3 4