Губер едва успел подумать, что в машине не было никакого разумного устройства, как оказался возле апартаментов Тони Велтон.
Губер Эншоу подошел к двери и немного замешкался, пока вспомнил, что нужно нажать кнопку звонка. Обычно это за него делал робот. Но Тетлак немного раздражал Тоню, а Губер не хотел никаких лишних затруднений. Довольно того, что он пришел сюда сам, без приглашения.
Заспанная Тоня Велтон открыла дверь и удивленно уставилась на гостя:
– Губер! Великая Галактика, что ты здесь делаешь?!
Губер с минуту смотрел на нее, потом неуверенно поднял руку и сказал:
– Я знаю, что сюда приходить опасно, но мне очень нужно было тебя увидеть. Не думаю, что за мной кто-то следил. Я должен был прийти. Попрощаться.
– Попрощаться!.. – Тоня и не попыталась скрыть, как ее удивили и огорчили его слова. – Ты решил порвать со мной из-за…
– Я вовсе не хочу расставаться с тобой, Тоня! Ты навсегда останешься в моем сердце. Но я не думаю, что смогу с тобой увидеться еще, после… После беседы с шерифом Крэшем.
– Что?!
– Я должен признаться, Тоня. И понести наказание. – Губер почувствовал, что начинает потеть от волнения, сердце у него в груди бешено колотилось. На какое-то мгновение ему показалось, что сейчас он потеряет сознание. – Прошу тебя, позволь войти!
Тоня отступила в сторону, впуская его внутрь. Губер вошел и огляделся. Ариэль неподвижно застыла в своей нише для роботов, уставившись прямо перед собой. Комната сейчас представляла собой спальню – все столы и стулья были убраны в стены, их место занимала роскошная широкая кровать. Эта кровать была Губеру очень хорошо знакома. Но сейчас он прошел и сел на самый ее краешек, мрачный как никогда. Губер чувствовал себя ужасно одиноким и несчастным.
Тоня не сводила с него глаз, пока он шел по комнате и садился. Вот Губер поднял голову, взглянул на нее. Тоня была так красива, так естественна, она во всем умела быть самой собой . Она совсем не похожа на женщин-колонистов, насквозь искусственных и притворных – и в поведении, и во внешности.
– Я должен признаться, – повторил Губер.
Тоня посмотрела на него спокойно и задумчиво.
– В чем, Губер?
– Что? Что ты имеешь в виду?
– В каком преступлении, например, ты собираешься сознаться, когда пойдешь сдаваться? Что такого ты сделал? Когда они попросят подробно рассказать о твоем преступлении, что ты им скажешь?
Губер неуверенно пожал плечами и опустил голову. Он понятия не имел, в чем его могут обвинить. Сам он считал, что безусловно причастен к преступлению, но не был уверен, что полиция разделяет его мнение. Он хотел взять на себя всю вину, чтобы защитить Тоню. Но какой смысл признаваться в преступлении, если он даже не знает, в чем ее могут подозревать, если вообще подозревают? У Тони были свои тайны, и Губер не отваживался о них спрашивать.
Наверняка для обоих будет лучше, если каждый оставит свои секреты при себе.
Молчание затянулось. Наконец Тоня приняла это молчание за ответ и заговорила:
– По-моему, не стоит этого делать. – Она присела на кровать рядом с Губером и обняла его за плечи. – Мой милый Губер, какой ты замечательный! Дома, на Авроре, я встречала сотни громогласных хвастунов, и каждый с радостью кинулся бы доказывать мне, какой он сильный и храбрый. Но ни один из них не был таким смелым, как ты!
Губер печально глянул на Тоню:
– Моя смелость! Ха! Все как раз наоборот.
– Неужели? Да ни один из этих здоровых мужиков-поселенцев и не подумал бы признаться в преступлении и отправиться в тюрьму ради любимой женщины! А ты готов пойти на это ради меня! Но ты не сделаешь этого. Не надо!
– Но…
– Как ты не понимаешь? Крэш не дурак. Он враз сообразит, что признание фальшивое, тем более что ты даже не знаешь, в чем сознаваться! И как только шериф раскусит это, он задумается, почему ты решил взять на себя вину за то, чего не совершал? И рано или поздно Крэш поймет, что ты сделал это, чтобы защитить меня. И тогда мы оба попадем в беду!
Губер похолодел. Он не заглядывал так далеко в своих предположениях. Однако Тоня не подумала вот о чем…
– Погоди, Тоня. Ничего этого не будет! Ведь никто не знает, что мы…
– Крэш узнает рано или поздно. Я сделаю все, чтобы обезопасить тебя, и верю, что ты то же самое сделаешь для меня. Но ничего больше мы делать не должны! Если посчастливится и на нас не обратят внимания, то все будет хорошо. Но если кто-нибудь из нас…
Слова Тони повисли в воздухе. Губер повернулся к ней, обнял и поцеловал, порывисто и нежно. Потом немного отстранился, заглянул ей в глаза, провел рукой по волосам, прошептал ее имя.
– Ах, Тоня, Тоня! Я готов сделать для тебя что угодно… Ты знаешь.
– Я знаю, знаю! – На глазах у нее блеснули слезы. – Губер, милый, мы должны быть очень осторожны. Должны думать головой, а не сердцем. Ах, Губер… Обними меня!
Они снова поцеловались, и Губер почувствовал, что желание отметает прочь все страхи и тревоги. Они прижались друг к другу, сорвали одежды и упали на кровать, их тела переплелись, исполненные страстного нетерпения.
Губер мельком глянул на Ариэль, замершую в стенной нише, и почему-то подумал, не раздражает ли Тоню ее присутствие? Робот в спальне – обычное дело для колониста, но…
К черту! Ясно как день, что Ариэль – последнее, о чем может думать сейчас Тоня. Зачем тогда обращать на это ее внимание? Губер протянул руку к краю кровати, где была панель дистанционного управления, и погасил свет. Больше он ни о чем не думал.
Мужчина и женщина занимались любовью, а Ариэль безо всякого выражения смотрела в стену напротив. Ее бледно-зеленые глаза тускло светились в темноте.
Наступила ночь, все вокруг окутал мрак. Но эта ночь не принесла ни спокойствия, ни отдыха, ни безопасности. Все остальное могло измениться, но опасность по-прежнему оставалась. В этом Калибан был уверен.
Калибан шагал по оживленным улицам центральной, деловой, части Аида. Город кипел энергией, деловитостью, но Калибану почему-то казалось, что это место напоминает живой труп, который не сознает своей смерти и продолжает шевелиться, делать что-то, хотя время его давно прошло.
Казалось, для центра города не имело особого значения, день сейчас или ночь. На улицах царило такое же оживление, как и тогда, днем, когда Калибан проходил здесь.
Однако нельзя было сказать, что все здесь осталось по-прежнему. Не изменилось количество спешивших по улицам, но произошли очень заметные изменения в их составе . Сейчас, ночью, на улицах не было ни одного человека, одни только роботы.
Калибан смотрел на гордые, ярко освещенные, пустые в этот час башни Аида, на великолепные широкие улицы – грандиозные и не воплощенные до конца замыслы архитекторов. Сердце этого мира, этого города было пустым, бесплодным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Губер Эншоу подошел к двери и немного замешкался, пока вспомнил, что нужно нажать кнопку звонка. Обычно это за него делал робот. Но Тетлак немного раздражал Тоню, а Губер не хотел никаких лишних затруднений. Довольно того, что он пришел сюда сам, без приглашения.
Заспанная Тоня Велтон открыла дверь и удивленно уставилась на гостя:
– Губер! Великая Галактика, что ты здесь делаешь?!
Губер с минуту смотрел на нее, потом неуверенно поднял руку и сказал:
– Я знаю, что сюда приходить опасно, но мне очень нужно было тебя увидеть. Не думаю, что за мной кто-то следил. Я должен был прийти. Попрощаться.
– Попрощаться!.. – Тоня и не попыталась скрыть, как ее удивили и огорчили его слова. – Ты решил порвать со мной из-за…
– Я вовсе не хочу расставаться с тобой, Тоня! Ты навсегда останешься в моем сердце. Но я не думаю, что смогу с тобой увидеться еще, после… После беседы с шерифом Крэшем.
– Что?!
– Я должен признаться, Тоня. И понести наказание. – Губер почувствовал, что начинает потеть от волнения, сердце у него в груди бешено колотилось. На какое-то мгновение ему показалось, что сейчас он потеряет сознание. – Прошу тебя, позволь войти!
Тоня отступила в сторону, впуская его внутрь. Губер вошел и огляделся. Ариэль неподвижно застыла в своей нише для роботов, уставившись прямо перед собой. Комната сейчас представляла собой спальню – все столы и стулья были убраны в стены, их место занимала роскошная широкая кровать. Эта кровать была Губеру очень хорошо знакома. Но сейчас он прошел и сел на самый ее краешек, мрачный как никогда. Губер чувствовал себя ужасно одиноким и несчастным.
Тоня не сводила с него глаз, пока он шел по комнате и садился. Вот Губер поднял голову, взглянул на нее. Тоня была так красива, так естественна, она во всем умела быть самой собой . Она совсем не похожа на женщин-колонистов, насквозь искусственных и притворных – и в поведении, и во внешности.
– Я должен признаться, – повторил Губер.
Тоня посмотрела на него спокойно и задумчиво.
– В чем, Губер?
– Что? Что ты имеешь в виду?
– В каком преступлении, например, ты собираешься сознаться, когда пойдешь сдаваться? Что такого ты сделал? Когда они попросят подробно рассказать о твоем преступлении, что ты им скажешь?
Губер неуверенно пожал плечами и опустил голову. Он понятия не имел, в чем его могут обвинить. Сам он считал, что безусловно причастен к преступлению, но не был уверен, что полиция разделяет его мнение. Он хотел взять на себя всю вину, чтобы защитить Тоню. Но какой смысл признаваться в преступлении, если он даже не знает, в чем ее могут подозревать, если вообще подозревают? У Тони были свои тайны, и Губер не отваживался о них спрашивать.
Наверняка для обоих будет лучше, если каждый оставит свои секреты при себе.
Молчание затянулось. Наконец Тоня приняла это молчание за ответ и заговорила:
– По-моему, не стоит этого делать. – Она присела на кровать рядом с Губером и обняла его за плечи. – Мой милый Губер, какой ты замечательный! Дома, на Авроре, я встречала сотни громогласных хвастунов, и каждый с радостью кинулся бы доказывать мне, какой он сильный и храбрый. Но ни один из них не был таким смелым, как ты!
Губер печально глянул на Тоню:
– Моя смелость! Ха! Все как раз наоборот.
– Неужели? Да ни один из этих здоровых мужиков-поселенцев и не подумал бы признаться в преступлении и отправиться в тюрьму ради любимой женщины! А ты готов пойти на это ради меня! Но ты не сделаешь этого. Не надо!
– Но…
– Как ты не понимаешь? Крэш не дурак. Он враз сообразит, что признание фальшивое, тем более что ты даже не знаешь, в чем сознаваться! И как только шериф раскусит это, он задумается, почему ты решил взять на себя вину за то, чего не совершал? И рано или поздно Крэш поймет, что ты сделал это, чтобы защитить меня. И тогда мы оба попадем в беду!
Губер похолодел. Он не заглядывал так далеко в своих предположениях. Однако Тоня не подумала вот о чем…
– Погоди, Тоня. Ничего этого не будет! Ведь никто не знает, что мы…
– Крэш узнает рано или поздно. Я сделаю все, чтобы обезопасить тебя, и верю, что ты то же самое сделаешь для меня. Но ничего больше мы делать не должны! Если посчастливится и на нас не обратят внимания, то все будет хорошо. Но если кто-нибудь из нас…
Слова Тони повисли в воздухе. Губер повернулся к ней, обнял и поцеловал, порывисто и нежно. Потом немного отстранился, заглянул ей в глаза, провел рукой по волосам, прошептал ее имя.
– Ах, Тоня, Тоня! Я готов сделать для тебя что угодно… Ты знаешь.
– Я знаю, знаю! – На глазах у нее блеснули слезы. – Губер, милый, мы должны быть очень осторожны. Должны думать головой, а не сердцем. Ах, Губер… Обними меня!
Они снова поцеловались, и Губер почувствовал, что желание отметает прочь все страхи и тревоги. Они прижались друг к другу, сорвали одежды и упали на кровать, их тела переплелись, исполненные страстного нетерпения.
Губер мельком глянул на Ариэль, замершую в стенной нише, и почему-то подумал, не раздражает ли Тоню ее присутствие? Робот в спальне – обычное дело для колониста, но…
К черту! Ясно как день, что Ариэль – последнее, о чем может думать сейчас Тоня. Зачем тогда обращать на это ее внимание? Губер протянул руку к краю кровати, где была панель дистанционного управления, и погасил свет. Больше он ни о чем не думал.
Мужчина и женщина занимались любовью, а Ариэль безо всякого выражения смотрела в стену напротив. Ее бледно-зеленые глаза тускло светились в темноте.
Наступила ночь, все вокруг окутал мрак. Но эта ночь не принесла ни спокойствия, ни отдыха, ни безопасности. Все остальное могло измениться, но опасность по-прежнему оставалась. В этом Калибан был уверен.
Калибан шагал по оживленным улицам центральной, деловой, части Аида. Город кипел энергией, деловитостью, но Калибану почему-то казалось, что это место напоминает живой труп, который не сознает своей смерти и продолжает шевелиться, делать что-то, хотя время его давно прошло.
Казалось, для центра города не имело особого значения, день сейчас или ночь. На улицах царило такое же оживление, как и тогда, днем, когда Калибан проходил здесь.
Однако нельзя было сказать, что все здесь осталось по-прежнему. Не изменилось количество спешивших по улицам, но произошли очень заметные изменения в их составе . Сейчас, ночью, на улицах не было ни одного человека, одни только роботы.
Калибан смотрел на гордые, ярко освещенные, пустые в этот час башни Аида, на великолепные широкие улицы – грандиозные и не воплощенные до конца замыслы архитекторов. Сердце этого мира, этого города было пустым, бесплодным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108