Она поворачивалась, несколько раз взглянула на него своими блестящими бусинками и вдруг сладко, по-детски беспомощно зевнула. Андрей погладил ее и сказал:
– Извините эту задержку кольцовки. Но у меня, право же, нет свежих мыслей.
Белка накрылась распушившимся хвостом и стала тихонько посапывать. Это был новый звук в балке. Новый и приятный. Пищал контакт, и сопела уставшая от боли, бессонницы и холода молоденькая белочка. А традевал молчал. На нем проплывали сосредоточенные и потому слегка грустные лица государственных деятелей, их консультантов, ученых, инженеров. И все они смотрели на маленькую, глупую белку, посапывающую на сгибе локтя Сырцова.
– Собственно, коллектив нашего института, – нерешительно сказал бирманец, – в принципе и не возражал. Нас интересует лишь техника… И окончательное направление коридоров. Наши предварительные подсчеты показали, что осуществление проекта позволит нам потеснить джунгли и, следовательно, болота.
Говорили другие, уточняли возможности и трудности, но никто, ни один человек не протестовал, собственно, против проекта. Кажется, и в самом деле начиналась техника. Но, странно, каждый, говоря и даже споря, смотрел не столько на собеседника или оппонента с экрана, не на Андрея, а на маленькую спящую белку. Она стала членом совещания, его неотъемлемой частью.
* * *
После окончания кольцовки Андрей сидел в кресле и курил, выдувая дым на сторону. Не хотелось двигаться и, кажется, думать. Просто было хорошо. В нем свершалась какая-то незримая и ему самому непонятная деятельность, мешать которой было бы смешно и неразумно. Пусть идет так, как идет. Но тут, как назло, зазвенел телевид.
– Поздравляю вас с успехом, – сказала дежурная. – Теперь вы не задержитесь в наших местах?
– Нет, почему же?.. Распахать поле, засеять его, подышать запахом свежеподнятой земли… Нет, этого я, пожалуй, не уступлю никому.
– Но ведь ваша главная работа… Она же для всех…
– А разве сев не для всех?
– Да, но уровень…
– В конечном счете всякий уровень зависит от того, куда его поднимет работник. Если я вернусь сейчас, я не столько помогу в главном, сколько помешаю: нет мыслей и идей. Так пусть решаются сложные теоретические и дипломатические вопросы. Пусть окончательно договорятся. А тогда… Тогда, вероятно, появятся идеи и у меня. Ведь самые лучшие мысли приходят неожиданно, ассоциативно. И, как правило, во время физической работы. Вы этого не замечали?
– Нет… Мне как-то не приходилось заниматься ею. Я ведь врач…
– Жаль. Тогда вы не используете возможностей Белого Одиночества. Главное в нем – ощущение своей значимости, своей силы в борьбе со… ну, скажем старинным термином – слепыми силами природы. И если вы… Кстати, а почему вы очутились здесь? И почему вас весной не тянет вдаль?
Она помолчала и потупилась.
– Я спрашиваю это по праву человека, секрет которого известен. Но если вы хотите…
– Семь лет я провела в космосе. Сейчас там муж. К нему я не долечу… Быть в космосе не могу: меня стал угнетать его лучащийся мрак.
– Вы очень любите мужа?..
– Да.
– И будете ждать… хоть всю жизнь?
– Да.
Они помолчали, и, когда оба поняли, что думают об одном и том же, женщина сказала:
– Она тоже будет ждать вас.
– Вы уверены?
– Да.
– Может быть, вы передадите телеграмму в Мадрас?
Она задумалась, потирая лоб пальцем с изумрудным ногтем. Потом тряхнула золотистыми волосами.
– Не нужно. Напишите обыкновенное письмо.
– Вы думаете, что она будет ждать?
– Да. Ведь она женщина. У женщины главное – надежда. Если есть надежда, есть вера – она будет ждать.
Он легонько прижал белку. Она поворочалась и вздохнула.
– Ну, вот видите… Значит, я обязан окончить сев… А уж тогда…
Она засмеялась. Впервые за все время их телевидного знакомства.
– Все-таки настоящие мужчины очень похожи друг на друга. Как только они обретают веру, так немедленно отходят от того, в кого верят. Мой такой же: «Если бы я тебе не верил, я не согласился бы на экспедицию».
– Настоящие мужчины бывают только тогда, когда они встречают настоящих женщин.
Андрей сказал это так назидательно, что сам рассмеялся. Она удивленно спросила:
– Чему вы смеетесь?
– Я изрекаю истины.
– Над добрыми истинами не смеются.
– А, полно! Смеяться можно над всем, если… если тебе радостно.
– Ах вот как… Ну что ж… Кончайте сев и занимайтесь земными делами.
– А вы все еще в космосе?
– Да. Пока его нет на Земле, я все еще в космосе.
Они распрощались, но сейчас же включился Борис:
– Старина, ты здорово использовал форсаж.
– Не понимаю…
– Белка сыграла великолепно. Ты ее долго дрессировал?
Что-то в настрое этого вечера нарушилось. Внутренняя деятельность прекратилась. Стало грустно, и Андрей поморщился.
– Значит, и в самом деле… – растерялся Борис.
Андрей пожал плечами.
– Ладно, старина, не сердись. Все равно здорово. Я рад за тебя, – Борис вздохнул, но добавил радостно, правда, несколько неестественно радостно: – А мы с Эстой решили возвращаться.
– Сеять не хочется?
– Оно бы… Но, понимаешь, Эста… Ну, словом… в городе это как-то легче… спокойней. Да и мне уж хочется настоящих рейсов. А то родится наследник, а батя потерял профессию.
– Ну ты даешь, – засмеялся Андрей, и все, что было хорошего и важного в этот вечер, стало возвращаться и становиться на свои места. Даже нарушенная было внутренняя деятельность опять возобновилась. – Доволен?
Борис яростно поворошил свои густые, иссиня-черные волосы.
– Не то слово. Обалдеваю…
– Давай-давай. Дом закроете?
– Что ты!.. Столько желающих. Сегодня мы связались, по крайней мере, с полусотней пар. Одна нам понравилась. Какая-то Нора с мужем. Так и рвутся сюда.
– Она, эта Нора, какая из себя?
– Красивая. Чуть хуже Эсты. Такая, знаешь… шатенка. Строгий взгляд – наверно, математик или инженер. Ну, только сильна! А муж у нее веселый парень – сразу предложил сыграть партию в шахматы.
Андрей помолчал. Кажется, это и в самом деле Нора. Вот почему на ее столике не было цветов. Она ушла от цветов. Она решила уйти в зону Белого Одиночества, чтоб раз и навсегда разорвать с прошлым и с ним. Ну что ж… Она права – ждать его бесполезно. У него есть одна мечта – далекая Индия. А жизнь идет.
Все было правильно. Все логично. И все-таки грустно. Он вздохнул.
– Слушай, Борис, я тоже хочу быть веселым парнем. Сыграем партийку?
– А что? Все равно эта чертова пурга не даст ничего делать. Прошлый раз, помнится, ты играл белыми?
Они играли в шахматы, курили и растянуто обсуждали события дня.
– Ты явно тянешь на ничью, – сказал Борис, делая ход ладьей.
– Молодых, начинающих отцов нужно беречь.
– А ты что ж?
– Вот я и показываю пример, как нужно будет обращаться со мной в будущем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
– Извините эту задержку кольцовки. Но у меня, право же, нет свежих мыслей.
Белка накрылась распушившимся хвостом и стала тихонько посапывать. Это был новый звук в балке. Новый и приятный. Пищал контакт, и сопела уставшая от боли, бессонницы и холода молоденькая белочка. А традевал молчал. На нем проплывали сосредоточенные и потому слегка грустные лица государственных деятелей, их консультантов, ученых, инженеров. И все они смотрели на маленькую, глупую белку, посапывающую на сгибе локтя Сырцова.
– Собственно, коллектив нашего института, – нерешительно сказал бирманец, – в принципе и не возражал. Нас интересует лишь техника… И окончательное направление коридоров. Наши предварительные подсчеты показали, что осуществление проекта позволит нам потеснить джунгли и, следовательно, болота.
Говорили другие, уточняли возможности и трудности, но никто, ни один человек не протестовал, собственно, против проекта. Кажется, и в самом деле начиналась техника. Но, странно, каждый, говоря и даже споря, смотрел не столько на собеседника или оппонента с экрана, не на Андрея, а на маленькую спящую белку. Она стала членом совещания, его неотъемлемой частью.
* * *
После окончания кольцовки Андрей сидел в кресле и курил, выдувая дым на сторону. Не хотелось двигаться и, кажется, думать. Просто было хорошо. В нем свершалась какая-то незримая и ему самому непонятная деятельность, мешать которой было бы смешно и неразумно. Пусть идет так, как идет. Но тут, как назло, зазвенел телевид.
– Поздравляю вас с успехом, – сказала дежурная. – Теперь вы не задержитесь в наших местах?
– Нет, почему же?.. Распахать поле, засеять его, подышать запахом свежеподнятой земли… Нет, этого я, пожалуй, не уступлю никому.
– Но ведь ваша главная работа… Она же для всех…
– А разве сев не для всех?
– Да, но уровень…
– В конечном счете всякий уровень зависит от того, куда его поднимет работник. Если я вернусь сейчас, я не столько помогу в главном, сколько помешаю: нет мыслей и идей. Так пусть решаются сложные теоретические и дипломатические вопросы. Пусть окончательно договорятся. А тогда… Тогда, вероятно, появятся идеи и у меня. Ведь самые лучшие мысли приходят неожиданно, ассоциативно. И, как правило, во время физической работы. Вы этого не замечали?
– Нет… Мне как-то не приходилось заниматься ею. Я ведь врач…
– Жаль. Тогда вы не используете возможностей Белого Одиночества. Главное в нем – ощущение своей значимости, своей силы в борьбе со… ну, скажем старинным термином – слепыми силами природы. И если вы… Кстати, а почему вы очутились здесь? И почему вас весной не тянет вдаль?
Она помолчала и потупилась.
– Я спрашиваю это по праву человека, секрет которого известен. Но если вы хотите…
– Семь лет я провела в космосе. Сейчас там муж. К нему я не долечу… Быть в космосе не могу: меня стал угнетать его лучащийся мрак.
– Вы очень любите мужа?..
– Да.
– И будете ждать… хоть всю жизнь?
– Да.
Они помолчали, и, когда оба поняли, что думают об одном и том же, женщина сказала:
– Она тоже будет ждать вас.
– Вы уверены?
– Да.
– Может быть, вы передадите телеграмму в Мадрас?
Она задумалась, потирая лоб пальцем с изумрудным ногтем. Потом тряхнула золотистыми волосами.
– Не нужно. Напишите обыкновенное письмо.
– Вы думаете, что она будет ждать?
– Да. Ведь она женщина. У женщины главное – надежда. Если есть надежда, есть вера – она будет ждать.
Он легонько прижал белку. Она поворочалась и вздохнула.
– Ну, вот видите… Значит, я обязан окончить сев… А уж тогда…
Она засмеялась. Впервые за все время их телевидного знакомства.
– Все-таки настоящие мужчины очень похожи друг на друга. Как только они обретают веру, так немедленно отходят от того, в кого верят. Мой такой же: «Если бы я тебе не верил, я не согласился бы на экспедицию».
– Настоящие мужчины бывают только тогда, когда они встречают настоящих женщин.
Андрей сказал это так назидательно, что сам рассмеялся. Она удивленно спросила:
– Чему вы смеетесь?
– Я изрекаю истины.
– Над добрыми истинами не смеются.
– А, полно! Смеяться можно над всем, если… если тебе радостно.
– Ах вот как… Ну что ж… Кончайте сев и занимайтесь земными делами.
– А вы все еще в космосе?
– Да. Пока его нет на Земле, я все еще в космосе.
Они распрощались, но сейчас же включился Борис:
– Старина, ты здорово использовал форсаж.
– Не понимаю…
– Белка сыграла великолепно. Ты ее долго дрессировал?
Что-то в настрое этого вечера нарушилось. Внутренняя деятельность прекратилась. Стало грустно, и Андрей поморщился.
– Значит, и в самом деле… – растерялся Борис.
Андрей пожал плечами.
– Ладно, старина, не сердись. Все равно здорово. Я рад за тебя, – Борис вздохнул, но добавил радостно, правда, несколько неестественно радостно: – А мы с Эстой решили возвращаться.
– Сеять не хочется?
– Оно бы… Но, понимаешь, Эста… Ну, словом… в городе это как-то легче… спокойней. Да и мне уж хочется настоящих рейсов. А то родится наследник, а батя потерял профессию.
– Ну ты даешь, – засмеялся Андрей, и все, что было хорошего и важного в этот вечер, стало возвращаться и становиться на свои места. Даже нарушенная было внутренняя деятельность опять возобновилась. – Доволен?
Борис яростно поворошил свои густые, иссиня-черные волосы.
– Не то слово. Обалдеваю…
– Давай-давай. Дом закроете?
– Что ты!.. Столько желающих. Сегодня мы связались, по крайней мере, с полусотней пар. Одна нам понравилась. Какая-то Нора с мужем. Так и рвутся сюда.
– Она, эта Нора, какая из себя?
– Красивая. Чуть хуже Эсты. Такая, знаешь… шатенка. Строгий взгляд – наверно, математик или инженер. Ну, только сильна! А муж у нее веселый парень – сразу предложил сыграть партию в шахматы.
Андрей помолчал. Кажется, это и в самом деле Нора. Вот почему на ее столике не было цветов. Она ушла от цветов. Она решила уйти в зону Белого Одиночества, чтоб раз и навсегда разорвать с прошлым и с ним. Ну что ж… Она права – ждать его бесполезно. У него есть одна мечта – далекая Индия. А жизнь идет.
Все было правильно. Все логично. И все-таки грустно. Он вздохнул.
– Слушай, Борис, я тоже хочу быть веселым парнем. Сыграем партийку?
– А что? Все равно эта чертова пурга не даст ничего делать. Прошлый раз, помнится, ты играл белыми?
Они играли в шахматы, курили и растянуто обсуждали события дня.
– Ты явно тянешь на ничью, – сказал Борис, делая ход ладьей.
– Молодых, начинающих отцов нужно беречь.
– А ты что ж?
– Вот я и показываю пример, как нужно будет обращаться со мной в будущем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10