Смотрят, однако, вполне доброжелательно.
— Это и есть наши подельники. — Казаков улыбнулся углом рта. — Господа, позвольте представить самого умного человека в нашей компании головорезов — Мария Викторовна Семцова, консультант по вопросам чужой жизни.
— Очень рада, — кивнула Маша.
— Тот, который повыше и помрачнее, — продолжал Сергей, — офицер особого отряда по борьбе с терроризмом…
— Юлиус Эккарт, — чуть поклонился обер-лейтенант. Говорил он на русском. — Счастлив познакомиться, госпожа Семцова.
— Карл Реммер. — Рыжеватый капитан отнесся к Маше не менее любезно. И языком Пушкина и Толстого владел столь же свободно. — Присаживайтесь, ваша компания отлично скрасит скучную мужскую вечеринку.
Семцова пожала протянутые руки, не глядя на многозначительную ухмылку Казакова, выглядевшего по сравнению с высоченными и широкоплечими германцами, прямо скажем, маленьким и невзрачным.
— Большое спасибо, — ответила Маша, мигом вспомнив, что присутствие союзников на борту этого самолета ничуть не противоречит правилам игры, затеянной адмиралом Бибиревым. — Только, пожалуйста, господа офицеры, давайте не будем пока говорить о делах. Для этого время еще найдется.
Большой самолет цвета бурых морских водорослей плыл над облаками, посеребренными убывающей луной. Далеко в небесах поблескивали звезды, холодно посматривая на обжитый людьми мир. До Плесецка оставалось чуть больше часа пути.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. В ДОРОГУ ДАЛЬНЮЮ…
23 января 2280 года, космодром Плесецк, Россия
— Ой, Маша, ну вы таки не понимаете! Все разговоры о дальнейшем развитии цивилизации основаны только на внешнем впечатлении! Если теперь можно приготовить роскошный обед всего за сорок секунд с помощью консервантов и домашней квантовой печи, то это вовсе не означает, что мы далеко ушли от предков, скакавших на диких лошадях и объедавшихся полусырым мясом, поджаренным над костром! Обезьяну тоже можно научить нажимать на кнопки!
Семцова в продолжение этой бурной речи скатала снежок и запустила в собеседника.
— Вот! — восторжествовал худощавый мужчина в теплом комбинезоне на меху. — Очередное доказательство нашего варварства! Никаких аргументов, одни агрессивные действия, компенсирующие незнание и непонимание! Так что получите!..
Прогуливавшийся с Машей человек, поправив очки, нагнулся, зачерпнул пригоршню снега и довольно неумело отправил снежный катыш в спину госпожи консультанта. Как ни странно, попал.
— Да вы продолжайте, Веня, — благожелательно закивала Семцова, отряхнувшись. — Я слушаю очень внимательно.
— Так вот, к вопросу о цивилизации и цивилизованности…
Они гуляли уже больше двух часов. Пользуясь правом беспрепятственного прохода куда угодно на территории базы, Маша и доктор Гильгоф отправились побродить по зимнему еловому лесу, окружавшему протянувшийся на много километров комплекс, принадлежавший военно-космическим силам. Тем более что возможность в следующий раз побывать на свежем воздухе представлялась очень нескоро.
Маша находилась в Плесецке около суток и маялась бездельем. Лейтенант Казаков и его германские коллеги пропадали неизвестно где, вплотную занимаясь подготовкой к полету, а госпоже консультанту делать пока было абсолютно нечего. Семцова, получив карточку-пропуск, устроила сама себе экскурсию по ангарам (в некоторые строения ее, впрочем, не пустили), понаблюдала за скучным и отнюдь не эффектным стартом какого-то рейдера… То ли дело лет триста назад, когда люди отправлялись в космос на «огнедышащих драконах», ракетах на газовом или твердом топливе. Наверняка выглядело красиво — рев пламени, дымный шлейф, палочка-спичка ракеты, уползающая в небо… Тогда никто не имел представления о ядерных двигателях, установках, моделирующих гравитацию, или полетах со скоростью, превышающей скорость света.
Кстати, именно о техническом прогрессе и разгорелся Машин спор с Гильгофом.
— Наше стремительное движение вперед, — чуть задыхаясь, будто от астмы, втолковывал доктор из «Калуги-9», — в действительности является самым обычным топтанием на месте! Только топчемся мы по-разному — когда быстрее, когда медленнее, иногда подпрыгиваем, потом приседаем. И это почему-то гордо именуется прогрессом!
— А разве нет? — спросила Маша.
— А разве да? — в классическом «одесском стиле», которым он очень любил щеголять, ответил вопросом на вопрос Гильгоф. — Посудите сами: за триста лет космической эры произошло только два стоящих открытия. Благодаря вашему покойному приятелю Хиллиарду и «Уэйленд-Ютани» человечество уподобилось Богу-творцу, создав подделку под живую жизнь и настоящий разум. Я имею в виду высокоразвитый искусственный интеллект. Второе — теория этого англичанина Эндерби, позволившая нам выйти в Дальний космос.
— Знаете, — осторожно призналась Маша, — мне почему-то жалко Альберта Эйнштейна и его многочисленных последователей, так долго заблуждавшихся…
— Эйнштейн был гениальным мистификатором! — горячо воскликнул доктор. — Не знаю, зачем ему понадобилось создавать правильную в принципе теорию, подтверждения которой встречаются на каждом шагу, и одновременно вставлять в свои выкладки крайне незаметные ошибки, успешно никем не замечаемые почти сто пятьдесят лет. Полагаю, он сделал это умышленно…
— Почему? — вытаращилась Маша. — Зачем было Эйнштейну сознательно обманывать?
— Шутка, — пожал плечами Гильгоф. — Фантастический по своей продуманности розыгрыш, в особо крупном размере, как выразились бы костоломы из следственного отдела нашего несравненного адмирала… Вам никогда не приходило в голову, что Эйнштейн — человек исключительно одаренный и способный заглядывать в будущее — просто не хотел, чтобы его сограждане однажды покинули пределы Солнечной системы?
— Вы хотите сказать…— запнулась Семцова.
— Я не хочу ничего сказать! — нетерпеливо перебил ее доктор. — Выводы можно сделать самостоятельно. Если события будут развиваться и дальше в направлении, по которому мы, то есть абстрактное «человечество», идем уже много десятилетий, то может встать вопрос о выживании Homo sapiens как вида. Только не говорите, что мы плодовиты, приспособляемы и изобретательны.
— Я и не говорю…— Маша была несколько сражена напором аналитика и даже не пыталась возражать. Однако отрицать, что предположения Гильгофа разумны и обоснованны, было трудно. Доктор увлеченно продолжал:
— Эйнштейн, вероятно, предвидел, что человечество за пределами своего мира, о котором, к слову, мы до сих пор знаем очень мало, столкнется с опасностями вообще непознаваемыми. Вчера вирусы, сегодня эти ваши монстры-Чужие, а завтра? Вдруг какой-нибудь исследователь наткнется в одной из дальних планетных систем на такое апокалипсическое чудовище, с которым можно бороться только путем массового самоубийства?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Это и есть наши подельники. — Казаков улыбнулся углом рта. — Господа, позвольте представить самого умного человека в нашей компании головорезов — Мария Викторовна Семцова, консультант по вопросам чужой жизни.
— Очень рада, — кивнула Маша.
— Тот, который повыше и помрачнее, — продолжал Сергей, — офицер особого отряда по борьбе с терроризмом…
— Юлиус Эккарт, — чуть поклонился обер-лейтенант. Говорил он на русском. — Счастлив познакомиться, госпожа Семцова.
— Карл Реммер. — Рыжеватый капитан отнесся к Маше не менее любезно. И языком Пушкина и Толстого владел столь же свободно. — Присаживайтесь, ваша компания отлично скрасит скучную мужскую вечеринку.
Семцова пожала протянутые руки, не глядя на многозначительную ухмылку Казакова, выглядевшего по сравнению с высоченными и широкоплечими германцами, прямо скажем, маленьким и невзрачным.
— Большое спасибо, — ответила Маша, мигом вспомнив, что присутствие союзников на борту этого самолета ничуть не противоречит правилам игры, затеянной адмиралом Бибиревым. — Только, пожалуйста, господа офицеры, давайте не будем пока говорить о делах. Для этого время еще найдется.
Большой самолет цвета бурых морских водорослей плыл над облаками, посеребренными убывающей луной. Далеко в небесах поблескивали звезды, холодно посматривая на обжитый людьми мир. До Плесецка оставалось чуть больше часа пути.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. В ДОРОГУ ДАЛЬНЮЮ…
23 января 2280 года, космодром Плесецк, Россия
— Ой, Маша, ну вы таки не понимаете! Все разговоры о дальнейшем развитии цивилизации основаны только на внешнем впечатлении! Если теперь можно приготовить роскошный обед всего за сорок секунд с помощью консервантов и домашней квантовой печи, то это вовсе не означает, что мы далеко ушли от предков, скакавших на диких лошадях и объедавшихся полусырым мясом, поджаренным над костром! Обезьяну тоже можно научить нажимать на кнопки!
Семцова в продолжение этой бурной речи скатала снежок и запустила в собеседника.
— Вот! — восторжествовал худощавый мужчина в теплом комбинезоне на меху. — Очередное доказательство нашего варварства! Никаких аргументов, одни агрессивные действия, компенсирующие незнание и непонимание! Так что получите!..
Прогуливавшийся с Машей человек, поправив очки, нагнулся, зачерпнул пригоршню снега и довольно неумело отправил снежный катыш в спину госпожи консультанта. Как ни странно, попал.
— Да вы продолжайте, Веня, — благожелательно закивала Семцова, отряхнувшись. — Я слушаю очень внимательно.
— Так вот, к вопросу о цивилизации и цивилизованности…
Они гуляли уже больше двух часов. Пользуясь правом беспрепятственного прохода куда угодно на территории базы, Маша и доктор Гильгоф отправились побродить по зимнему еловому лесу, окружавшему протянувшийся на много километров комплекс, принадлежавший военно-космическим силам. Тем более что возможность в следующий раз побывать на свежем воздухе представлялась очень нескоро.
Маша находилась в Плесецке около суток и маялась бездельем. Лейтенант Казаков и его германские коллеги пропадали неизвестно где, вплотную занимаясь подготовкой к полету, а госпоже консультанту делать пока было абсолютно нечего. Семцова, получив карточку-пропуск, устроила сама себе экскурсию по ангарам (в некоторые строения ее, впрочем, не пустили), понаблюдала за скучным и отнюдь не эффектным стартом какого-то рейдера… То ли дело лет триста назад, когда люди отправлялись в космос на «огнедышащих драконах», ракетах на газовом или твердом топливе. Наверняка выглядело красиво — рев пламени, дымный шлейф, палочка-спичка ракеты, уползающая в небо… Тогда никто не имел представления о ядерных двигателях, установках, моделирующих гравитацию, или полетах со скоростью, превышающей скорость света.
Кстати, именно о техническом прогрессе и разгорелся Машин спор с Гильгофом.
— Наше стремительное движение вперед, — чуть задыхаясь, будто от астмы, втолковывал доктор из «Калуги-9», — в действительности является самым обычным топтанием на месте! Только топчемся мы по-разному — когда быстрее, когда медленнее, иногда подпрыгиваем, потом приседаем. И это почему-то гордо именуется прогрессом!
— А разве нет? — спросила Маша.
— А разве да? — в классическом «одесском стиле», которым он очень любил щеголять, ответил вопросом на вопрос Гильгоф. — Посудите сами: за триста лет космической эры произошло только два стоящих открытия. Благодаря вашему покойному приятелю Хиллиарду и «Уэйленд-Ютани» человечество уподобилось Богу-творцу, создав подделку под живую жизнь и настоящий разум. Я имею в виду высокоразвитый искусственный интеллект. Второе — теория этого англичанина Эндерби, позволившая нам выйти в Дальний космос.
— Знаете, — осторожно призналась Маша, — мне почему-то жалко Альберта Эйнштейна и его многочисленных последователей, так долго заблуждавшихся…
— Эйнштейн был гениальным мистификатором! — горячо воскликнул доктор. — Не знаю, зачем ему понадобилось создавать правильную в принципе теорию, подтверждения которой встречаются на каждом шагу, и одновременно вставлять в свои выкладки крайне незаметные ошибки, успешно никем не замечаемые почти сто пятьдесят лет. Полагаю, он сделал это умышленно…
— Почему? — вытаращилась Маша. — Зачем было Эйнштейну сознательно обманывать?
— Шутка, — пожал плечами Гильгоф. — Фантастический по своей продуманности розыгрыш, в особо крупном размере, как выразились бы костоломы из следственного отдела нашего несравненного адмирала… Вам никогда не приходило в голову, что Эйнштейн — человек исключительно одаренный и способный заглядывать в будущее — просто не хотел, чтобы его сограждане однажды покинули пределы Солнечной системы?
— Вы хотите сказать…— запнулась Семцова.
— Я не хочу ничего сказать! — нетерпеливо перебил ее доктор. — Выводы можно сделать самостоятельно. Если события будут развиваться и дальше в направлении, по которому мы, то есть абстрактное «человечество», идем уже много десятилетий, то может встать вопрос о выживании Homo sapiens как вида. Только не говорите, что мы плодовиты, приспособляемы и изобретательны.
— Я и не говорю…— Маша была несколько сражена напором аналитика и даже не пыталась возражать. Однако отрицать, что предположения Гильгофа разумны и обоснованны, было трудно. Доктор увлеченно продолжал:
— Эйнштейн, вероятно, предвидел, что человечество за пределами своего мира, о котором, к слову, мы до сих пор знаем очень мало, столкнется с опасностями вообще непознаваемыми. Вчера вирусы, сегодня эти ваши монстры-Чужие, а завтра? Вдруг какой-нибудь исследователь наткнется в одной из дальних планетных систем на такое апокалипсическое чудовище, с которым можно бороться только путем массового самоубийства?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102