Еще более велика и необъятна страна, центром которой является этот город, но она, хрупкая, слабая женщина, она в эти часы – главный нерв огромного мира, потому что вершит справедливость, без которой этому миру не жить и не выжить, но медленно погружаться в пучину подлости и злобы.
«Они должны понять, что так нельзя! А если не смогут понять, то должны бояться возмездия. Страх – это разум трусливых».
Когда Жорж открыл ей, его хватил столбняк. Любовь Петровна добрые полминуты наслаждалась его состоянием.
– Ты не звонила, – пролепетал он, оглядываясь, – у меня люди…
– Через десять минут будь, пожалуйста, один, я подожду в подъезде, – ответила она, улыбаясь приветливо и просто.
– Но я не могу, у меня…
– Десять минут. Ты понял? Я жду ровно десять минут и ни секундой больше. Будь умницей!
Повернулась и пошла к лифту. Вышла на втором этаже. Через четыре минуты лифт дернулся и поплыл вверх. Не менее двух минут люди топтались в лифте и у лифта, затем он пополз вниз, по гулу голосов не менее трех человек, женщин среди них не было. На десятой минуте Жорж снова открыл ей дверь. Был зол и не скрывал этого. Не предложил сесть, сел сам, нагло уставясь на нее дергающимися зрачками.
– Ну, давай, давай, начинай!
– Зачем ты сделал это, Жорж?
Произнесла просто, не вкладывая никаких побочных интонаций, и Жорж клюнул на простодушие ее голоса, обмяк лицом, расслабился:
– Понимаешь, ты, я – это все сейчас вторично. Речь идет о судьбе миллионов. Люди больше не хотят того, что с ними было. Твой муж и другие такие же, они по-своему правы, что сопротивляются, но мы еще более правы, пресекая их сопротивление. Я обязан был так поступить, иначе оказался бы соучастником тех, кто и мне жить не давал. По крупному счету идет игра, понимаешь это?
– Но ты предал меня, разве нет?
– А если бы тебе пришлось выбирать между мной и мужем, ты меня не зачеркнула бы?
– Ты подлец, Жорж.
– Может быть. Слегка. Твои отношения со мной тоже не образец добродетели, согласись!
Жорж наглел.
– Ты убил моего мужа. И меня.
– Пожалуйста, не драматизируй. Заметка без подписи. Имена не указаны…
– Твое авторство установлено.
– Даже так! Но ведь вот в чем дело, доказательства нужны. А их не будет. Слава Богу, не те времена! Одного «установления» мало. Твой аппаратчик может подать в суд на газету…
– Он умирает.
– Сочувствую.
– Значит, ты уверен, что неуязвим?
Жорж торжествующе развел руками.
– А вот у меня есть против Тебя аргумент. Он в этой сумочке.
– Очень интересно! Позволь взглянуть?
– Конечно.
От изумления лицо Жоржа перекосилось до неузнаваемости. Брови подтянулись к самой лысине, челюсть, наоборот, упала на кадык.
– Ты что, рехнулась!
Попытался встать, но она вскинула руку, и он снова плюхнулся на стул, беззвучно шевеля губами.
– Так будет справедливо, Жорж, – сказала она тихо и увидела, что он наконец-то бледнеет. Еще на лысине появились две крупные капельки пота.
– Психопатка… – прошептал Жорж, словно только что сделал ужасное открытие.
– Ты же видишь, я спокойна, – возразила Любовь Петровна.
Он кинулся к ней, она отшатнулась и машинально нажала на спуск. Жорж взвыл собакой, скособенился, зажимая рукой бедро. Сквозь пальцы проступило красное… оно сочилось…
– Я не хотела так! – крикнула Любовь Петровна. – Ты сам виноват! Я сейчас…
Она наставила на него браунинг, изо всех сил давя на спуск. Жорж с воем шарахнулся от нее. Она наконец вспомнила, что нужно отпустить курок, а потом снова нажать на него. Около рабочего стола Жорж споткнулся, упал, не переставая кричать теперь уже совсем неприличные слова, сорвался на визг, когда она подошла.
– Уйди, дура! Уйди!
Елозя по полу, он заполз под стол. Любовь Петровна рассердилась всерьез.
– Да будь же ты мужчиной, Жорж! Как тебе не стыдно!
– Дура! Психопатка! – орал Жорж из-под стола, выставляя вперед ногу в дурно пахнущем носке. Под столом было темно, как в шалаше. Любовь Петровна видела перед собой только дергающуюся ногу Жоржа и все больше раздражалась. Левой рукой откинула ногу и выстрелила наугад. Наступила абсолютная тишина. Попала она или Жорж хитрит, затаился? Она обошла стол, встала со стороны тумбы, чтоб он не смог схватись ее, положила браунинг на стол и стала осторожно оттаскивать стол в сторону. Он был тяжел, но не так, как муж, которого она час назад затаскивала на тахту.
Жорж сидел, прислонясь головой к радиатору отопления. Над левой бровью краснело пятнышко с подтеком. Глаза открыты. В глазах ужас.
«Это хорошо, – подумала Любовь Петровна, – это то, что надо. Пусть увидят и поймут, что с нами так нельзя».
Хотела бросить к ногам Жоржа браунинг, но стало жалко, подарок все же, положила в сумочку и пошла к двери.
У подъезда их дома стояли две машины «скорой». Вахтер у лифта засуетился перед ней, собираясь что-то сказать, она жестом остановила его.
– Мама! – закричала дочь, кидаясь ей на шею. Гостиная была полна людей в белых халатах. Любовь Петровна, ни на кого не глядя, прошла в кабинет мужа. Он лежал, кажется, в той же позе, в какой она его оставила. Грудь его тяжело вздымалась, жутковатый хрип шел из приоткрытого рта. Лицо покрылось бледной зеленью, губы посинели. Она присела на край.
– Я все сделала, Павлуша, – сказала она тихим, но твердым голосом.
– Мама, о чем ты говоришь! – простонала дочь. – Он же умирает!
– Да, – спокойно ответила Любовь Петровна. – Он умирает как мужчина. И ты это запомни, пожалуйста, если кто-нибудь спросит.
– Мама, мамочка, что ты, что с тобой?!
Любовь Петровна прижала пальцы к ее губам, обняла крепко и не отпускала…
13
… Возникли лица двух женщин. Он не хотел женщин. Он хотел другого. И оно появилось. Отчетливо и красочно: колчаковский отряд уходил в никуда берегом реки Рассохи. На рыжих конях два мальчика в военной форме замыкали движение.
«Значит, это было?..»
ПЕРСОНАЖИ ЖЕСТОКИХ ИГР
Перед вами, читатель, недавно написанное новое произведение Леонида Ивановича Бородина. Всего несколько лет прошло с момента первой прозаической публикации писателя в нашей стране, а имя его уже знают и любят многие читатели. Его «Третья правда» по праву считается шедеврам отечественной литературы. И трудно представить человека, независимо от возраста и образования, который, прочитав эту повесть, остался бы к ней равнодушен.
Имя Бородина достаточно широко известно за рубежом. И, к стыду нашему, там и узнали и оценили его раньше, и издали больше. Две крупные литературные премии (французскую и итальянскую) получил Леонид Иванович там, когда у нас его еще почти никто не знал. Лишь в этом году его наконец поощрили на родине, присудив две вновь учрежденные премии: литературную премию Московской мэрии (за книгу «Повесть странного времени», изд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
«Они должны понять, что так нельзя! А если не смогут понять, то должны бояться возмездия. Страх – это разум трусливых».
Когда Жорж открыл ей, его хватил столбняк. Любовь Петровна добрые полминуты наслаждалась его состоянием.
– Ты не звонила, – пролепетал он, оглядываясь, – у меня люди…
– Через десять минут будь, пожалуйста, один, я подожду в подъезде, – ответила она, улыбаясь приветливо и просто.
– Но я не могу, у меня…
– Десять минут. Ты понял? Я жду ровно десять минут и ни секундой больше. Будь умницей!
Повернулась и пошла к лифту. Вышла на втором этаже. Через четыре минуты лифт дернулся и поплыл вверх. Не менее двух минут люди топтались в лифте и у лифта, затем он пополз вниз, по гулу голосов не менее трех человек, женщин среди них не было. На десятой минуте Жорж снова открыл ей дверь. Был зол и не скрывал этого. Не предложил сесть, сел сам, нагло уставясь на нее дергающимися зрачками.
– Ну, давай, давай, начинай!
– Зачем ты сделал это, Жорж?
Произнесла просто, не вкладывая никаких побочных интонаций, и Жорж клюнул на простодушие ее голоса, обмяк лицом, расслабился:
– Понимаешь, ты, я – это все сейчас вторично. Речь идет о судьбе миллионов. Люди больше не хотят того, что с ними было. Твой муж и другие такие же, они по-своему правы, что сопротивляются, но мы еще более правы, пресекая их сопротивление. Я обязан был так поступить, иначе оказался бы соучастником тех, кто и мне жить не давал. По крупному счету идет игра, понимаешь это?
– Но ты предал меня, разве нет?
– А если бы тебе пришлось выбирать между мной и мужем, ты меня не зачеркнула бы?
– Ты подлец, Жорж.
– Может быть. Слегка. Твои отношения со мной тоже не образец добродетели, согласись!
Жорж наглел.
– Ты убил моего мужа. И меня.
– Пожалуйста, не драматизируй. Заметка без подписи. Имена не указаны…
– Твое авторство установлено.
– Даже так! Но ведь вот в чем дело, доказательства нужны. А их не будет. Слава Богу, не те времена! Одного «установления» мало. Твой аппаратчик может подать в суд на газету…
– Он умирает.
– Сочувствую.
– Значит, ты уверен, что неуязвим?
Жорж торжествующе развел руками.
– А вот у меня есть против Тебя аргумент. Он в этой сумочке.
– Очень интересно! Позволь взглянуть?
– Конечно.
От изумления лицо Жоржа перекосилось до неузнаваемости. Брови подтянулись к самой лысине, челюсть, наоборот, упала на кадык.
– Ты что, рехнулась!
Попытался встать, но она вскинула руку, и он снова плюхнулся на стул, беззвучно шевеля губами.
– Так будет справедливо, Жорж, – сказала она тихо и увидела, что он наконец-то бледнеет. Еще на лысине появились две крупные капельки пота.
– Психопатка… – прошептал Жорж, словно только что сделал ужасное открытие.
– Ты же видишь, я спокойна, – возразила Любовь Петровна.
Он кинулся к ней, она отшатнулась и машинально нажала на спуск. Жорж взвыл собакой, скособенился, зажимая рукой бедро. Сквозь пальцы проступило красное… оно сочилось…
– Я не хотела так! – крикнула Любовь Петровна. – Ты сам виноват! Я сейчас…
Она наставила на него браунинг, изо всех сил давя на спуск. Жорж с воем шарахнулся от нее. Она наконец вспомнила, что нужно отпустить курок, а потом снова нажать на него. Около рабочего стола Жорж споткнулся, упал, не переставая кричать теперь уже совсем неприличные слова, сорвался на визг, когда она подошла.
– Уйди, дура! Уйди!
Елозя по полу, он заполз под стол. Любовь Петровна рассердилась всерьез.
– Да будь же ты мужчиной, Жорж! Как тебе не стыдно!
– Дура! Психопатка! – орал Жорж из-под стола, выставляя вперед ногу в дурно пахнущем носке. Под столом было темно, как в шалаше. Любовь Петровна видела перед собой только дергающуюся ногу Жоржа и все больше раздражалась. Левой рукой откинула ногу и выстрелила наугад. Наступила абсолютная тишина. Попала она или Жорж хитрит, затаился? Она обошла стол, встала со стороны тумбы, чтоб он не смог схватись ее, положила браунинг на стол и стала осторожно оттаскивать стол в сторону. Он был тяжел, но не так, как муж, которого она час назад затаскивала на тахту.
Жорж сидел, прислонясь головой к радиатору отопления. Над левой бровью краснело пятнышко с подтеком. Глаза открыты. В глазах ужас.
«Это хорошо, – подумала Любовь Петровна, – это то, что надо. Пусть увидят и поймут, что с нами так нельзя».
Хотела бросить к ногам Жоржа браунинг, но стало жалко, подарок все же, положила в сумочку и пошла к двери.
У подъезда их дома стояли две машины «скорой». Вахтер у лифта засуетился перед ней, собираясь что-то сказать, она жестом остановила его.
– Мама! – закричала дочь, кидаясь ей на шею. Гостиная была полна людей в белых халатах. Любовь Петровна, ни на кого не глядя, прошла в кабинет мужа. Он лежал, кажется, в той же позе, в какой она его оставила. Грудь его тяжело вздымалась, жутковатый хрип шел из приоткрытого рта. Лицо покрылось бледной зеленью, губы посинели. Она присела на край.
– Я все сделала, Павлуша, – сказала она тихим, но твердым голосом.
– Мама, о чем ты говоришь! – простонала дочь. – Он же умирает!
– Да, – спокойно ответила Любовь Петровна. – Он умирает как мужчина. И ты это запомни, пожалуйста, если кто-нибудь спросит.
– Мама, мамочка, что ты, что с тобой?!
Любовь Петровна прижала пальцы к ее губам, обняла крепко и не отпускала…
13
… Возникли лица двух женщин. Он не хотел женщин. Он хотел другого. И оно появилось. Отчетливо и красочно: колчаковский отряд уходил в никуда берегом реки Рассохи. На рыжих конях два мальчика в военной форме замыкали движение.
«Значит, это было?..»
ПЕРСОНАЖИ ЖЕСТОКИХ ИГР
Перед вами, читатель, недавно написанное новое произведение Леонида Ивановича Бородина. Всего несколько лет прошло с момента первой прозаической публикации писателя в нашей стране, а имя его уже знают и любят многие читатели. Его «Третья правда» по праву считается шедеврам отечественной литературы. И трудно представить человека, независимо от возраста и образования, который, прочитав эту повесть, остался бы к ней равнодушен.
Имя Бородина достаточно широко известно за рубежом. И, к стыду нашему, там и узнали и оценили его раньше, и издали больше. Две крупные литературные премии (французскую и итальянскую) получил Леонид Иванович там, когда у нас его еще почти никто не знал. Лишь в этом году его наконец поощрили на родине, присудив две вновь учрежденные премии: литературную премию Московской мэрии (за книгу «Повесть странного времени», изд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61