В руках Козлова кувалда. Три удара, и костыль в шпале. Взмах - удар, взмах - удар... "Одна пятая, одна пятая",бормочет Козлов. "Одна" - взмах, "пятая" - удар. "Одна п-пятая, одна п-пятая..." Немец в пяти шагах. В пяти шагах от того, кто лишь одна пятая его цены. "Всю историю рассчитывали, подсчитывали, гады,- бормочет сквозь зубы Козлов,- барбароссы ср...е! Подведет расчетик!" Три шага. Взмах удар. Немец рядом. Взмах... Немец сзади. Козлов поворачивается и опускает кувалду на рыжеватый стриженый затылок.
Солдат без звука упал на живот. Козлов рывком перевернул его, схватил автомат, дернул. На шее ремень за что-то зацепился. Козлов дернул еще, но увидел перед собой второго охранника. Долю секунды они, оба опешившие, смотрели, замерев, друг другу в глаза. Руки солдата лежали на автомате сверху. Но вот оба они сделали движение: Козлов сдернул автомат с шеи оглушенного или убитого немца, а его противник бросил руки на рукояти. Решали секунды. Козлов непременно проиграл бы - тому оставалось только нажать на спуск. Но в эту секунду немцу на голову опустилась кувалда. За спиной падающего немца выросла надоевшая фигура длинноногого очкарика. Он держал в руках кувалду, а на лице была растерянность, словно он не знал, что делать.
- Автомат!- крикнул Козлов.
Очкарик бросил кувалду, засуетился около немца. Козлов выругался, прыгнул, сдернул автомат, сунул ему в руки, крикнул: "Пошел!", махнул рукой и рванулся к насыпи.
Он позволил себе оглянуться, когда на полсотни метров углубился в лес. Шагах в десяти сзади бежал его напарник, вытаращив глаза, размахивая руками и автоматом, который держал в левой. Рот его был раскрыт, как у выловленной рыбы.
- Дыши носом!- крикнул Козлов, не сбавляя ходу.
Лесок уже кончался, когда затрещали выстрелы, и первые ядовитые шмели запели где-то совсем рядом или чуть над головой. Впрочем, Козлов знал по опыту, что это только кажется: та самая пуля не жужжит, ее не услышишь.
Впереди открывалась полоска поля метров в двести, за ней снова шел лесок и, кажется, сползал к оврагу. Очкарик отстал уже шагов на тридцать, но бежал резво, рот его по-прежнему был открыт. Козлов остановился и тут же услышал лай собак. Они уже были в лесу. Очкарик, тяжело дыша, встал рядом, бледнея вслушивался в приближающийся лай.
- Встретим,- бросил Козлов, занимая позицию за толстой приземистой березой.
Напарник его сделал то же самое, выставив автомат так, как пожарники держат брандспойт.
- Я сам. Страхуй меня!- крикнул ему Козлов и, увидев, что тот его не понял, еще, но резче и злее: - Встань рядом, если промахнусь, бей рукояткой!
Такое использование незнакомого оружия очкарику было понятнее, он перехватил автомат за ствол и встал рядом с Козловым.
Рассчитано было правильно. Собак лучше встречать здесь, чем в поле. Охранники же преследовать их не рискнут. Их сейчас там четверо осталось. Козлову было обидно,' что никто больше не побежал. "Они побежали,почему-то успокаивал он себя, побежали в разные стороны". Но все равно было обидно. Если бы не этот длинноногий, уложил бы его немец. Обидно...
Из кустов с лаем выкатилась овчарка. Козлов дал короткую очередь. Собака кувырнулась через голову, ударилась о пень и затихла. Также короткой очередью, экономя патроны, он встретил вторую - и тоже удачно. Только эта, перевернувшись в воздухе, вскочила, прыгнула, упала, снова вскочила, визжа на весь лес, крича почти по-человечески. Потом начала кататься по земле, иногда поднимаясь на задние лапы, а передними обхватывая голову, словно пытаясь вытряхнуть, выцарапать засевшую там пулю. Убедившись, что собака ранена смертельно, Козлов повернулся к своему напарнику, который стоял в воинственной позе, держа автомат обеими руками за ствол. Не отрываясь, он с ужасом смотрел на мечущуюся в агонии собаку, раздувая ноздри к облизывая губы.
Потом они долго, не останавливаясь и не разговаривая, шли полями, перелесками, оврагами, шли часа три, не меньше. И лишь уйдя от места погони километров на пятнадцать, в густом перелеске, Козлов решился на привал.
- Падай,- сказал он напарнику, и плюхнулся на траву, и лежал лицом вниз без движения минут пять. Потом поднялся, подошел к сидящему спиной к дереву очкарику и, протянув руку, предложил: - Знакомиться давай, что ли.
Что-то внезапно изменилось в лице сидящего перед ним человека, какая-то судорога прошла, точнее, промелькнула от подбородка к губам, через щеки. Дернулись веки, вздрогнули ресницы, совсем еле заметно дрогнули рыжеватые брови, а затем все лицо замерло и превратилось в маску. Козлов понял, что это было выражением гнева, даже злобы. Когда этот странный человек поднялся с земли и встал рядом с Козловым, то оказался на полголовы выше его, и тому пришлось задрать голову, чтобы не потерять пристальный взгляд своего напарника. Непонятно чем разъяренный человек, наконец, шевельнул бледными, до того в судороге застывшими губами, и хрипло прокричал в самое темя Козлову:
- Нам не надо знакомиться! Понятно?! Понятно вам?!
Вся его длинная-многокостная худоба нависла над Козловым, и он даже отступил на шаг, непонимающий, удивленный. А тот наступал на него и кричал, широко раскрывая рот, выпячивая кадык, тараща близорукие глаза с расширенными зрачками. Это было смешно, и Козлов наверняка рассмеялся бы, если бы как раз в этот момент не получил удар в челюсть, начисто выключивший его на продолжительное время.
Кончался перелесок. Впереди показалась деревня. Козлов устало опустился на траву у самой опушки, обнаружив целую плантацию земляники. С полчаса он ползал по траве, не выпуская автомата. Ароматная, тающая во рту земляника обострила ощущение голода, к тому же хотелось пить. Все овраги и балки, что попадались ему на пути, были либо сухи, либо с мокрой вонючей грязью на самом дне.
Из-под его руки с отвратительным шипением выметнулась толстая метровая змея, и Козлова с поляны как ветром сдуло. "Вот история была бы,поеживаясь от охватившего его озноба, подумал Козлов,- уйти от фрицев и сдохнуть от отечественной гадюки! Веселенькое дело! " Нужно было идти дальше. Он решил обойти деревню справа,- в той стороне виднелась низина и могла быть вода. Он пошел опушкой леса, пересек широкую проселочную дорогу и скоро дошел до глубокой балки, на дне которой по разжиженной глине узким желобком едва струилась вода. Выбрав место посуше, Козлов закинул автомат за спину, опустился на сухую часть плиты песчаника, уперся ладонями в грязь и склонился над жалким подобием ручья, осторожно всасывая в себя воду, чтобы не поднять мути,- дно можно было почти достать носом. Это была вода, теплая, вонючая, с каким-то металлическим привкусом, но все же вода. Передохнув немного, он попил еще, а когда хотел подняться, рядом со своей рукой, почти полностью погрузившейся в грязь, увидел след другой руки, не его - позы своей он не менял.
1 2 3 4 5 6 7
Солдат без звука упал на живот. Козлов рывком перевернул его, схватил автомат, дернул. На шее ремень за что-то зацепился. Козлов дернул еще, но увидел перед собой второго охранника. Долю секунды они, оба опешившие, смотрели, замерев, друг другу в глаза. Руки солдата лежали на автомате сверху. Но вот оба они сделали движение: Козлов сдернул автомат с шеи оглушенного или убитого немца, а его противник бросил руки на рукояти. Решали секунды. Козлов непременно проиграл бы - тому оставалось только нажать на спуск. Но в эту секунду немцу на голову опустилась кувалда. За спиной падающего немца выросла надоевшая фигура длинноногого очкарика. Он держал в руках кувалду, а на лице была растерянность, словно он не знал, что делать.
- Автомат!- крикнул Козлов.
Очкарик бросил кувалду, засуетился около немца. Козлов выругался, прыгнул, сдернул автомат, сунул ему в руки, крикнул: "Пошел!", махнул рукой и рванулся к насыпи.
Он позволил себе оглянуться, когда на полсотни метров углубился в лес. Шагах в десяти сзади бежал его напарник, вытаращив глаза, размахивая руками и автоматом, который держал в левой. Рот его был раскрыт, как у выловленной рыбы.
- Дыши носом!- крикнул Козлов, не сбавляя ходу.
Лесок уже кончался, когда затрещали выстрелы, и первые ядовитые шмели запели где-то совсем рядом или чуть над головой. Впрочем, Козлов знал по опыту, что это только кажется: та самая пуля не жужжит, ее не услышишь.
Впереди открывалась полоска поля метров в двести, за ней снова шел лесок и, кажется, сползал к оврагу. Очкарик отстал уже шагов на тридцать, но бежал резво, рот его по-прежнему был открыт. Козлов остановился и тут же услышал лай собак. Они уже были в лесу. Очкарик, тяжело дыша, встал рядом, бледнея вслушивался в приближающийся лай.
- Встретим,- бросил Козлов, занимая позицию за толстой приземистой березой.
Напарник его сделал то же самое, выставив автомат так, как пожарники держат брандспойт.
- Я сам. Страхуй меня!- крикнул ему Козлов и, увидев, что тот его не понял, еще, но резче и злее: - Встань рядом, если промахнусь, бей рукояткой!
Такое использование незнакомого оружия очкарику было понятнее, он перехватил автомат за ствол и встал рядом с Козловым.
Рассчитано было правильно. Собак лучше встречать здесь, чем в поле. Охранники же преследовать их не рискнут. Их сейчас там четверо осталось. Козлову было обидно,' что никто больше не побежал. "Они побежали,почему-то успокаивал он себя, побежали в разные стороны". Но все равно было обидно. Если бы не этот длинноногий, уложил бы его немец. Обидно...
Из кустов с лаем выкатилась овчарка. Козлов дал короткую очередь. Собака кувырнулась через голову, ударилась о пень и затихла. Также короткой очередью, экономя патроны, он встретил вторую - и тоже удачно. Только эта, перевернувшись в воздухе, вскочила, прыгнула, упала, снова вскочила, визжа на весь лес, крича почти по-человечески. Потом начала кататься по земле, иногда поднимаясь на задние лапы, а передними обхватывая голову, словно пытаясь вытряхнуть, выцарапать засевшую там пулю. Убедившись, что собака ранена смертельно, Козлов повернулся к своему напарнику, который стоял в воинственной позе, держа автомат обеими руками за ствол. Не отрываясь, он с ужасом смотрел на мечущуюся в агонии собаку, раздувая ноздри к облизывая губы.
Потом они долго, не останавливаясь и не разговаривая, шли полями, перелесками, оврагами, шли часа три, не меньше. И лишь уйдя от места погони километров на пятнадцать, в густом перелеске, Козлов решился на привал.
- Падай,- сказал он напарнику, и плюхнулся на траву, и лежал лицом вниз без движения минут пять. Потом поднялся, подошел к сидящему спиной к дереву очкарику и, протянув руку, предложил: - Знакомиться давай, что ли.
Что-то внезапно изменилось в лице сидящего перед ним человека, какая-то судорога прошла, точнее, промелькнула от подбородка к губам, через щеки. Дернулись веки, вздрогнули ресницы, совсем еле заметно дрогнули рыжеватые брови, а затем все лицо замерло и превратилось в маску. Козлов понял, что это было выражением гнева, даже злобы. Когда этот странный человек поднялся с земли и встал рядом с Козловым, то оказался на полголовы выше его, и тому пришлось задрать голову, чтобы не потерять пристальный взгляд своего напарника. Непонятно чем разъяренный человек, наконец, шевельнул бледными, до того в судороге застывшими губами, и хрипло прокричал в самое темя Козлову:
- Нам не надо знакомиться! Понятно?! Понятно вам?!
Вся его длинная-многокостная худоба нависла над Козловым, и он даже отступил на шаг, непонимающий, удивленный. А тот наступал на него и кричал, широко раскрывая рот, выпячивая кадык, тараща близорукие глаза с расширенными зрачками. Это было смешно, и Козлов наверняка рассмеялся бы, если бы как раз в этот момент не получил удар в челюсть, начисто выключивший его на продолжительное время.
Кончался перелесок. Впереди показалась деревня. Козлов устало опустился на траву у самой опушки, обнаружив целую плантацию земляники. С полчаса он ползал по траве, не выпуская автомата. Ароматная, тающая во рту земляника обострила ощущение голода, к тому же хотелось пить. Все овраги и балки, что попадались ему на пути, были либо сухи, либо с мокрой вонючей грязью на самом дне.
Из-под его руки с отвратительным шипением выметнулась толстая метровая змея, и Козлова с поляны как ветром сдуло. "Вот история была бы,поеживаясь от охватившего его озноба, подумал Козлов,- уйти от фрицев и сдохнуть от отечественной гадюки! Веселенькое дело! " Нужно было идти дальше. Он решил обойти деревню справа,- в той стороне виднелась низина и могла быть вода. Он пошел опушкой леса, пересек широкую проселочную дорогу и скоро дошел до глубокой балки, на дне которой по разжиженной глине узким желобком едва струилась вода. Выбрав место посуше, Козлов закинул автомат за спину, опустился на сухую часть плиты песчаника, уперся ладонями в грязь и склонился над жалким подобием ручья, осторожно всасывая в себя воду, чтобы не поднять мути,- дно можно было почти достать носом. Это была вода, теплая, вонючая, с каким-то металлическим привкусом, но все же вода. Передохнув немного, он попил еще, а когда хотел подняться, рядом со своей рукой, почти полностью погрузившейся в грязь, увидел след другой руки, не его - позы своей он не менял.
1 2 3 4 5 6 7